был развеян по ветру.
Я оцепенел и, чувствуя, как защемило сердце, и как душа начала разрываться на части, бросился прочь.
Случайно мне в руки попало донесение, отпечатанное в 1755 году, о приведении в исполнение приказов инквизиции с перечислением имен, фамилий, профессий граждан Майорки, а также предъявленных им обвинений, по которым были вынесены приговоры с 1645 года по 1691 год.
Я не мог без содрогания читать документ, в котором шла речь: о четверых майоркинцах (среди которых была женщина), сожженных заживо по обвинению в том, что они исповедовали иудаизм; еще тридцати двух виновных в совершении того же самого преступления, скончавшихся в застенках инквизиции, чьи тела были подвергнуты сожжению; еще о троих несчастных, чьи останки были эксгумированы, и прах был развеян по ветру; об одном голландце, который обвинялся за лютеранские взгляды, и об одном майоркинце, исповедующем магометанство; о шести сбежавших португальцах (среди которых была женщина) и семи майоркинцах – счастливцах, заочно казненных за иудейское вероисповедание. Там же упоминалось еще о двухстах шестнадцати жертвах, как майоркинцах, так и иностранцах, сидевших в тюрьмах по обвинению в иудаизме, ереси или магометанстве, но, после публичного отречения, освобожденных и принятых Церковью в свои объятия».
К этому страшному списку прилагалось постановление суда инквизиции, не менее ужасающее.
Далее г-н Грассе де Сен-Совер приводит его текст на испанском языке, который в точном переводе гласит:
«Все указанные в настоящем донесении осужденные публично объявлены Святой палатой формальными еретиками; все их имущество конфисковано и передано в королевскую казну; сами осужденные объявлены неправоспособными, им запрещается иметь или получать какие-либо звания или привилегии, как церковные, так и гражданские, а также исполнять любые другие общественные функции или занимать почетные должности; ни им, ни их иждивенцам не разрешается надевать на себя изделия из золота, серебра, жемчуга, драгоценных камней, кораллов, а также носить одежду из шелка, камлота или другой изысканной материи; они не могут передвигаться верхом на лошади или иметь при себе оружие, а также применять или использовать другие предметы обихода, которые, в соответствии с гражданским правом, законами и санкциями Королевства, а также распоряжениями и правилами Святой палаты, рассматриваются как неразрешенные к использованию лицами, относящимися к данной категории. Подобные запреты распространяются на женщин, приговоренных к сожжению на костре, их сыновьям и их дочерям, а также на мужчин и их наследников вплоть до внуков по мужской линии. Осуждается также любое упоминание и любая память о лицах, казненных заочно. Сим постановляется, что их останки (в случае если они различимы от останков истинно верующих христиан) подлежат эксгумации, передаче их правосудию и гражданским властям, с последующим сожжением и превращением в прах. Все надписи, обнаруженные в местах погребения еретиков, должны быть уничтожены или стерты, независимо от того, крепятся ли они к надгробиям или гербам, или начертаны краской. Предпринятые во исполнение данного указа меры не должны оставлять сомнений в том, что ни малейшего напоминания о них не осталось на этой земле, кроме записи о вынесении им приговора и приведении в исполнение казни над ними».
Когда читаешь подобные документы, по своей давности не так далеко ушедшие от наших времен в прошлое, когда являешься свидетелем непреодолимой ненависти, еще и сегодня проявляющейся на Майорке по отношению к потомкам евреев, обращенных в христианскую веру, даже в двенадцатом или пятнадцатом колене, к этому хлебнувшему немало горя народу, начинаешь сомневаться в том, что дух инквизиции со времен выхода в свет декрета Мендизабаля так уж сильно ослабел, как утверждают здесь.
Настоящее описание останется незавершенным, равно как и не все будет сказано о монастыре инквизиции, если я не поведаю своим читателям об одном любопытном открытии, полноправным автором которого является исключительно г-н Тастю, и благодаря которому тридцать лет назад этому ученому господину могло бы очень крупно повезти, при условии, если только на радостях у него не возникло бы намерение совершенно безвозмездно поделиться им с Властелином мира1, что, на мой взгляд, больше чем кому-либо свойственно этому человеку, обладающему беспечным и бескорыстным характером художника.
[1 автор имеет в виду Наполеона]
Данные сведения, с моей точки зрения, представляют чрезвычайно большой интерес, поэтому никакие сокращения здесь непозволительны. Я представляю их в том самом виде, в каком они попали мне в руки, предварительно получив разрешение на их публикацию.
МОНАСТЫРЬ СВ. ДОМИНИКА (ПАЛЬМА ДЕ МАЙОРКА)
Мишель де Фабра, сподвижник Св. Доминика, был основателем ордена братьев-проповедников на Майорке. Он был родом из Старой Кастильи, и в 1229 году, во времена кампании по завоеванию «Главного» острова из Балеаров, сопровождал Хайме I. Он известен своей высокой образованностью и героической святостью, благодаря чему пользовался большим авторитетом как у самого Конкистадора, так и среди высоких военных чинов-участников той экспедиции, а также среди обычных солдат. Он вдохновлял своими речами войска, совершал богослужения, исповедовал верующих и боролся против неверующих, как и все священники того времени. Среди мавров существовало убеждение, будто бы их покорение случилось лишь с помощью Святой Девы и «Отца Мигеля». Говорят, что арагонские и каталанские солдаты молились Богу, Святой Деве и «Отцу Мигелю Фабра».
Известный монах-доминиканец принял монашеский постриг в Тулузе, обряд, совершенный его другом Домиником, направившим его, вместе с другими двумя братьями, в Париж для выполнения одной очень важной миссии. Именно он основал первый в Пальме монастырь доминиканцев, который был построен на пожертвования, переданные ему поверенным первого епископа Майорки Х. Р. де Торелла. Происходило это в 1231 году.
Местом основания послужили мечеть и несколько прилегающих к ней участков земли. На прибыль от торговли разного рода товарами, а также на пожертвования верующих, братьям-доминиканцам удалось позднее расширить общину. Однако его первый основатель брат Мишель де Фабра затем уехал в Валенсию, завоеванию которой он содействовал, чтобы там провести остаток своих дней.
Архитектором доминиканского монастыря был Хайме Фабра. Нет никаких сведений о том, имел ли он какие-либо родственные отношения с «Отцом Мигелем», с которым они носили общую фамилию. Известно только, что он разработал проекты к 1296 году, и что в дальнейшем он работал над проектами Кафедрального собора Барселоны (1317 г.) и многих других сооружений, воздвигаемых на территориях Арагонского королевства.
Судя по внешнему облику, сам монастырь и его церковь претерпели за долгие годы много изменений, если на мгновение сравнить (что мы и сделали) различные части разрушенных строений. Устоял изумительной красоты портал (и всего-то), выполненный в стиле, характерном для архитектуры 14-го века; тем не менее, расположенные за ним фрагменты того же памятника в виде разрушенных арок,
