Гленарсе действительно знает правду. Если она не полностью реабилитирует его отца, то он должен довольствоваться хотя бы тем, что знает, что на самом деле это был как бы не он.
— Но ему всё же потребовалось шесть лет, чтобы принести нам плёнку.
— Это потому что…
— Потому что он не знал, что на ней, и у него не было времени изучить все подробно, именно так он сказал.
— Вы ему не верите?
— Что меня удивляет, так это то, что вы в это поверили. Действительно ли это просто совпадение, что истина всплыла только сегодня? Шесть лет спустя после смерти отца, который за шесть месяцев убил шесть молодых женщин. Получается число 666, а это ещё один символ, знак дьявола. Число зверя, упоминаемое в Библии, под которым скрыто имя ставленника Сатаны. Это просто забавно, что мы с вами находимся не в «Изгоняющем дьявола» или не в какой-то другой подобной истории.
— Я почувствовал ваш интерес к Гленарсе, и что вы можете ему предъявить?
— Любитель кино, сын профессионального монтажёра находит пленку в бумагах своего отца, покончившего с собой и подозреваемого в том, что он — серийный убийца, и он ждёт целых шесть лет, чтобы этим заинтересоваться?
— И в самом деле — странно.
— Мы смотрели этот фильм несколько раз, мы обнаружили истину, а он оставался совершенно спокойным. Если Вивон Мане был его настоящим отцом, я боюсь, что и он тоже — жертва неких поведенческих расстройств.
— И что позволяет вам так говорить?
— Это просто ощущение, возможно, что-то… подсознательное. Дело в том, что этот молодой человек поставил меня в тупик.
И тут в разговор вновь вступил инспектор Лямотт, держа записную книжку в руке.
— Я тоже не знаю, что и думать об этом Тиме Гленарсе… Но вот его анаграмма, я тут попробовал кое-что составить, что вообще приводит меня в замешательство.
— Почему? Что там получается?
— Ангел смерти…
Убийство в прачечной
Мишеля Луазона инспектор Лямотт знал задолго до того, как стал служить в полиции. Они были старыми приятелями, но последнее время виделись нечасто.
Как же приятно было услышать всегда бодрый голос Мишеля, которого, казалось, ничто и никогда не могло привести в уныние:
— Частный сыщик Мишель Луазон к вашим услугам.
— Как идут дела? — спросил инспектор.
Собственно, вопрос это можно было и не задавать, достаточно было взглянуть на пустой стол из светлого дерева и прожжённый в нескольких местах ковёр на полу.
— Как видишь
— Значит, неважно.
Мишель Луазон пожал плечами и улыбнулся.
— Именно поэтому я и пришел к тебе, — продолжил инспектор. — Хочу предложить тебе работу. Ты ведь, если я правильно понял, сейчас свободен?
— Вот так всегда! Нет бы, заглянуть просто так без всякого дела, мы ведь давно не виделись. Но я все равно рад тебя видеть. Ты сказал, что хочешь предложить мне что-то достаточно деликатное, я не ослышался?
Что Лямотту всегда нравилось в Мишеле — он всё понимал с полуслова.
Иногда он понимал даже больше, чем ему говорили.
— Я готов выслушать тебя, но не сейчас. Сейчас я немного занят, но после шести я буду у тебя в полицейском участке на улице Корделье.
Заявление о том, что Мишель Луазон «немного занят», показалось инспектору совершенно лишним и лишённым каких-либо оснований.
— Занят? — переспросил он. — Спустись на землю, Мишель. Сейчас ты ничем не занят, и мы оба это прекрасно знаем.
— Представь себе, занят. Я тут размышляю над одним весьма запутанным делом.
— Опять пропажа какого-нибудь кота у клиента, пожелавшего остаться анонимным?
— Твоя ирония, как всегда, неуместна. А намеки на кота мадам де Перреймон… Ты же помнишь, чем это всё тогда закончилось?
— Конечно, помню. И преклоняюсь перед твоей энергией и аналитическими способностями. Итак, у меня есть для тебя работа. Когда освободишься, найди меня. Но постарайся не затягивать со своими размышлениями, дело это не требует отлагательств. Правда, Мишель, мне очень нужна твоя помощь…
***
В участке дел оказалось невпроворот, и инспектор Лямотт так увлёкся, что даже не заметил, как пролетело время.
Мишель Луазон, как всегда, появился бесшумно.
— Когда-нибудь, — попытался пошутить Лямотт, — ты доведёшь меня до разрыва сердца, и тебя осудят за убийство.
Луазон лишь хмыкнул в ответ.
Это должно было означать, что он оценил вышесказанное, как похвалу.
Выслушав рассказ инспектора полиции, он спросил:
— Итак, если я тебя правильно понял, это дело старое и бесперспективное. Оно закрыто, но лично тебе в нем что-то не нравится, и ты хочешь, чтобы я покопался там так, как я умею это делать?
— Ну, как-то примерно так.
— И я должен сегодня же отправиться в этот городишко Кавайон?
— Это даже не городишко, а большая деревня.
— Хорошо. Но сначала давай ещё раз посмотрим, что мы имеем. Кавайон. Убита девушка, которую звали Сидони Лябрюйер. Дочь мясника родом из Карпантраса. Её родители держали лавочку, и девушке, у которой не было ни сестер, ни братьев, приходилось делать всю грязную работу.
— Точно так, Мишель. И большую часть времени эта Сидони проводила в полном одиночестве: мать весь день стояла за прилавком, в то время как отец разъезжал по фермерским хозяйствам и покупал отборное мясо для своих постоянных клиентов.
— То есть она была не слишком довольна своей жизнью?
— Это мягко говоря. И вот однажды она пошла к деревенской прачечной. Пошла по нависавшему над рекой деревянному мостику, спустилась по невысоким гранитным ступенькам и вошла внутрь. Там такое полутемно помещение и прямоугольный резервуар, где местные жители обычно стирали бельё. В тот день он был вычищен и наполнен прозрачной водой. Девушка достала из плетёной корзины вещи и принялась тщательно намыливать их и чистить щеткой, чтобы затем прополоскать каждую вещь в прохладной воде.
— Неужели, в наше время ещё так стирают? Интересно было бы посмотреть.
— Мне тоже было интересно. Но самое интересное заключается в том, что её там и убили — нож вошел в её сердце по самую рукоятку. Потом убийца вытер белым платком орудие убийства, после чего вложил нож в руку Сидони и убежал. Вечером того же дня труп Сидони обнаружила одна жительница Кавайона, решившая, что у неё скопилось достаточно грязного белья, чтобы простирнуть его. Увидев тело, женщина закричала так, что было слышно по всей округе.
— И когда это было?
— Две недели назад.
— Почему закрыли дело?
— Как обычно, никто ничего не видел. Местная полиция ничего не смогла сделать. Вызвали нас. Мы тоже ничего не накопали. Типичный «висяк».
— И
