так и не передал свою любовь к коллекционированию никому из наших детей. Возможно, жизнь в доме с коллекционером может внушить всем остальным членам семьи, что только один из них волен потакать своим желаниям, и даже тогда возникает вопрос, придется ли семье переезжать, чтобы коллекцию не трогали и разместили как надо!
С осени 1913 года моя светская жизнь в Вашингтоне началась по-настоящему. Я многое узнавала о политике и правительстве, потому что имела много возможностей встретиться и поговорить с интересными мужчинами и женщинами. Но, оглядываясь назад, я думаю, что вся моя жизнь продолжала вращаться вокруг семьи. Дети были еще маленькие, в этот период должны были родиться еще двое, и тогда это казалось мне самым важным.
Почти все женщины в то время были рабынями вашингтонской социальной системы. Но две женщины вырвались на свободу. Одной из них была Марта Питерс, жена конгрессмена Эндрю Дж. Питерса из Массачусетса и сестра Уильяма Филлипса. Она не любила больших светских мероприятий и не считала своим долгом перед карьерой супруга ежедневно наносить визиты женам других общественных деятелей.
Другой женщиной была Элис Лонгуорт, которая, откровенно говоря, слишком интересовалась политикой, чтобы ходить в гости к женщинам, которые не имели для нее никакого значения. Ей нравилась светская жизнь не только в общепринятом смысле, но и в своем, особом. Она хотела знакомиться с яркими людьми, а не скучать и не заниматься неинтересными вещами. Ее дом был центром веселья и занимательных сборищ. Все, кто приезжал в Вашингтон, жаждали познакомиться с ней и получить от нее приглашение.
Меня потрясли независимость и смелость этих двух дам. Я была уверена, что не могу предложить ничего личного и что мой единственный шанс исполнить долг жены государственного чиновника состоит в том, чтобы вести точно так же, как большинство других жен.
Мои визиты начались зимой 1914 года, когда я снова чувствовала себя ужасно, ведь в августе следующего года должен был родиться еще один ребенок. Так или иначе, я совершала обход каждый день, вычеркивая из списка от десяти до тридцати имен. По понедельникам – жены судей Верховного суда, по вторникам – члены Конгресса. Сколько раз я задавалась вопросом, почему нью-йоркские конгрессмены так часто переезжают с места на место! У них редко бывали свои дома, их жены редко ходили в гости, и чтобы оставить им приглашение, мне приходилось подниматься по лестницам в пансионатах и обыскивать каждую большую и маленькую гостиницу! По средам – Кабинет министров, и тут возникла проблема. Если бы миссис Дэниелс пригласила меня к себе в тот день, я не смогла бы нанести визит другим членам Кабинета. По четвергам – жены сенаторов, по пятницам – дипломаты. Разные люди вклинивались в те дни, которые были напечатаны на их пригласительных карточках, или, если у них не было выделенных дней, в те дни, когда я случайно оказывалась рядом с их домами. Выходные я освобождала и посвящала детям.
Так же, как мистер Дэниелс был добрым и понимающим начальником, миссис Дэниелс была доброй и понимающей женой и не ожидала, что я буду проводить с ней каждую среду. Позже зимой по средам я старалась оставаться дома и принимать у себя всех, кто приходил. Тогда я впервые испытала опыт приема дам, говорящих на трех разных языках, и была единственным человеком, способным перевести то, что они говорили друг другу!
Мой муж регулярно приводил домой на обед нескольких мужчин, чаще после начала войны, чем в первые годы, когда у него было больше времени для клуба «Метрополитен» и игры в гольф. Эта игра доставляла ему много удовольствия. Но дома он хотел быстро пообедать и не терять времени. Его гости должны были иметь возможность говорить свободно, поэтому у меня выработалась привычка, которую я навсегда сохранила. У меня есть маленький серебряный колокольчик, который лежит рядом со мной во время каждой трапезы. Он принадлежал моей матери и стал частью воспоминаний из раннего детства – Старая Матушка Хаббард с собакой под мышкой. Когда я звоню, приходят слуги и уносят тарелки, передают следующее блюдо, а затем удаляются в кладовую и остаются там, пока я не позвоню снова. Это стало правилом в Вашингтоне и везде, где бы я ни находилась, потому что так беседа может протекать более свободно. Это было необходимо во время Первой мировой войны, когда беседы, содержание которых не должно было выходить за пределы круга присутствующих за столом, случались довольно часто. И я выяснила, что это нововведение всегда разряжает обстановку за столом, когда у гостей никто не стоит за спиной и не ходит по комнате.
Здесь, как и в Олбани, я старалась вернуться домой к пяти часам, чтобы успеть выпить чаю, а дети всегда были со мной за час до ужина и сна.
Где-то в середине той зимы, кажется, в начале марта, моего мужа отправили в инспекционную поездку на Западное побережье, и я его сопровождала.
Когда мы прибывали в каждое из мест назначения, появлялся военно-морской адъютант и говорил, что нам делать, чем весьма мне помогал. Я все еще была новичком в мире посещения морских кораблей со всеми сопутствующими церемониями.
В первый раз, когда Анна была с нами и мы подпрыгивали вверх и вниз в маленькой лодке, а мой муж получил семнадцатизарядный салют в честь должности помощника министра военно-морского флота, дочка уткнулась головой мне в колени, потому что была чувствительна к шуму. Позже она затыкала уши ватой. Я была совсем не готова к первому салюту, но уже тогда была несколько глуха, и шум меня не беспокоил.
При посадке на военный корабль мне приходилось ждать, когда скажут, должна я идти впереди мужа или позади. Что делать, пока он стоит, отдавая честь, кому пожимать руку и какие части корабля не следует посещать, а когда соберемся уходить, идти ли мне первой или последней? Все эти и многие другие вопросы волновали меня во время самых первых инспекционных поездок. Но постепенно я всему училась. Мой муж, казалось, знал все без наставничества, и я всегда удивлялась, как он впитывал знания в моменты, когда мне приходилось бороться и задавать бесчисленные вопросы. Возможно, он развил любопытство раньше. Во всяком случае, он мог ответить на большинство наших, а когда мы думали, что подловили его, и обращались к энциклопедии, чтобы доказать его неправоту, он почти всегда оказывался прав.
В этой поездке, как и в большинстве других официальных поездок, наши встречи начинались в девять или десять часов утра и заканчивались около полуночи. После этого я писала письма и
