- Приветствую и вас, лорд. - Корректный поклон в ответ: единственно верное поведение на людной улице. - Какими судьбами?
- С посольством.
Здесь мы слишком на виду, Лами, - добавил телепатически. Указал взглядом вверх.
Только теперь Суламифь заметила позади Джошуа крепкую деревянную дверь, притворённую, но не на запоре; и над головой его вывеску - три моряка, сдвинувших кружки, и надпись "Тихая Гавань".
Одно из тайных мест в столице Льюра - для встреч наблюдателей с присными их.
Знал Джошуа, где увидеться безопаснее. Подгадал безошибочно, по обыкновению своему.
- За встречу надлежит выпить. - Уже вслух, с дежурной улыбкой политика. - Прошу вас, сестра Фарихе.
Распахнул дверь, даму вперёд пропуская. Издержки работы: словно осталась от друга детства, от первой любви - одна безупречность посла иноземного. Согласно "легенде" его и своей - не более, как шапочное знакомство.
Радость встречи? или горечь разочарования?
Тяжёлая дверь, захлопнувшись позади, намертво отсекла все уличные шумы: визг ребятни, сплетни обывателей, грохот редкого экипажа.
А из полумрака таверны, не успели столик облюбовать, мигом выткалась расторопная девица с улыбкой во весь рот.
- Леди; лорд? - Взгляд вопросительно-искательный.
- Два эля. Пока. - Джошуа бросил монетку.
Обслуга исчезла без лишних слов, предоставила гостям располагаться по своему усмотрению. Располагаться - и осматриваться.
Грех сказать, чтобы наплыв посетителей был в таверне. В одном углу расселась изрядно подгулявшая компания "золотой молодёжи"; один из неё рьяно отстаивал перед прочими честь некоей леди Текеланы, самой прекрасной, самой разумной, самой доблестной, и вообще самее некуда. В углу напротив три сарнийки-морячки - насквозь в соли морских вертов и в смоле судовых канатов, и в этом схожие, как сёстры родные - от души хлопали картами об стол, крякая, ухая и сквернословя в такт. Карты были столь же замызганные и внешне неотличимые друг от друга, как и владелицы их; а поскольку душа у сарнийцев широкая, то удары сыпались на столешницу сплеча, густо и звонко. Можно было подумать, морские волчицы не партию на троих раскидывают, а дезертира сквозь строй гоняют. Причём, судя по усердию дюжих "палачей", злосчастному столу грозило-таки быть запоротым насмерть, медленно, но верно.
Пополнению в своём полку ни та, ни другая компания, похоже, значения не придала. Да обратят ли внимание, даже если грянет прямо при них - Второе Пришествие? Такая вот у Томирелы правда жизни.
Одно утешает: безразличие может нынче сыграть на руку наблюдателям.
Не в пример откровенно криминальным "Трём Весёлым Задницам", "Тихая Гавань" слыла заведением вполне легальным. По каковой причине отступного давала не "ночному королю", но лимийкам. Невзирая, впрочем, на принадлежность к разным епархиям, наблюдалось изрядное сходство меж двумя этими благословенными территориями, где любой грех дозволен, кроме неплатёжеспособности.
"В "Тихой Гавани" черти водятся" - таков расхожий наблюдательский каламбур.
Здешние развесёлые девочки и мальчики, впрочем, официально именовались "еретиками и крамольниками, искупающими прегрешенья свои". Такая вот своеобразная форма исполнения наказаний бытует у правоверных далуоров. Помимо осуждённых преступников, предостаточно подвизалось тут и вольнонаёмных сотрудников того же рода. Сами лимийки-патронессы, как водится, усиленно делали вид, будто не имеют к этому, отнюдь не единичному заведению ни малейшего касательства. Повсюду громогласно клеймили "мерзостные притоны, позор мира далуорского", и уж, конечно, старались лишний раз не мелькать тут на виду.
Напротив, братья и сёстры из прочих орденов пользовались местными услугами вовсю, наравне с владетельными лордами и леди - ибо святое дело поспешествовать раскаянью грешника! Не брезговали захаживать сюда и иноземцы, от контрабандистов до дипломатов и от наёмников до шпионов. Какое, в конце концов, дело тайным хозяйкам до крови, или веры, или рода занятий посетителя... лишь бы прибыль в казну приносил.
Потому никого не удивило появление здесь аризианки и посла сиргентского, даже и составляющих компанию друг другу. Любые альянсы и любые сделки здесь не заказаны - и вполне законны. Такая уж нейтральная территория, из разряда пресловутых общих лодок, раскачивать которые не рекомендуется в своих же интересах.
Давешняя официантка лихо метнула на столик кружки с пышными пенными шапками; всё медлила, ухмыляясь; призывно бедром качнула.
- Ещё чего пожелаете?
- Там посмотрим, крошка. - В качестве напутствия, Джошуа шлёпнул прелестницу пониже спины.
- Джош... - Суламифь улыбалась растерянно.
- Восхищение? или разочарование? - мягко предположил Джошуа.
Только здесь, в коптящем факелами полумраке, и когда удалилась разбитная девица - ослабил он привычную, хваткую настороженность дипломата, причитающуюся ему по "легенде". Может, хоть на время вернётся прежний, родной с детства Джош, с улыбчивым темнокожим лицом: на треть африканец, на треть индус и на треть санбиолиец...
Нет, теперь уже Джашша Шингуэнци, посол ширденский (сиргентский - мысленно поправила себе произношение Суламифь). И так - окончательно и бесповоротно, до окончания миссии. Может статься, и после?
- Слишком я изменился? - Джошуа угадывал её мысли. - Назначение на Элкорн меня чужим сделало?
- Странным ремеслом занимаемся мы оба. - Для себя самой незаметно, Суламифь перешла на галакто: едва ли кто расслышит, и уж точно не поймёт. - Аналога нет во всей Конфедерации. Множество у нас профессий - на грани неведомого, и на грани риска, и на грани жизни и смерти. Но одна лишь - наша! - на грани человечности.
Следуя примеру Джошуа, она отхлебнула пенистого, горчащего эля.
- Вечная дилемма: компетентность - или человечность. Вполне в докосмических традициях.
- Сколько я тебя знаю, ты выбираешь второе. Всегда и в любых условиях. С самого детства.
Ладонь его мягко легла поверх её пальцев. Общее тепло, и воспоминание общее...
- ...К вашим услугам, сестра!
- Да будет поединок наш честным, благородный лорд!
Скрестились два деревянных меча, две пары босых ног заплясали вкруговую, по щиколотку в рыхлом песке. Лети, фантазия, сквозь пространство и время, быстрей звездолёта, мгновенней телепортации. Строй и преобразуй окружающий мир, как Бог на душу положит. Ибо превыше законов реальности - правила игры.
Нет больше пустынного пляжа на острове Крит - есть пустыня Ранаирская. Нет изящной беседки в ионическом стиле - есть руины града Ранаира. Нет двоих подростков-землян, девчонки и мальчишки - есть сестра аризианка и ширденский лорд.
И нет Конфедерации, дома-Вселенной, семьи-Человечества - есть Священная война, до первой крови, до последней крови... не увлечься бы до полного самозабвения!
Джошуа начинал теснить Суламифь, пользуясь преимуществом в возрасте, росте и весе. Оба фехтовали отточено, и оба владели Силой; но не во всём равны возможности.
- Смелей же, сестра! Вспомните, что перед вами - сиргентец, еретик, враг Веры Истинной!
Думал воинственным призывом подбодрить соперницу. Добился противоположного результата: вдруг она опустила меч, а там и вовсе из рук выронила. И тень набежала на лицо
- Что ж вы? - Джошуа ещё пытался спасти игру. - Неужто аризианка доблестная сиргентскому язычнику покорится?
-Неужели и правда придётся - так? Переступить через кодекс чести конфедерата и взамен получить вражду? - эхом отозвалась Суламифь.
Смирившись, опустил меч и Джошуа. Присел, скрестив ноги, на горячий песок. Концом самодельного клинка принялся чертить нечто маловнятное, отчего-то испытывая смущение.
- Нужно же вживаться в эпоху, если уж работаешь наблюдателем, - предположил не совсем уверенно.
- Зачем же тогда нас воспитали конфедератами?
- Ну другие-то совмещают "легенду" с истиной?
- Вот они и срывюется на зыбкой грани. Потом до конца жизни оправиться не могут.
Слишком пристально Суламифь вглядывалась не в глаза друга - в море. Словно там, в лазурной дали, таилось однозначное разрешение всех тревожащих её вопросов.
И Джошуа отложил меч, растянулся на песке во весь рост. Бездумно созерцал, как неистовствует зрелое южное лето. Над головой небосвод - звенящая, как колокол, высь. Впереди залив - привольная, безмятежная гладь. Позади лесопарк - настоящие рукотворные джунгли, совсем почти скрывшие школьный городок. И песок пляжа белизной соперничает с беседкой у самой пенной окаёмки волн; и, кое-где, сквозь океан листвы белоснежно проблёскивают купола школьных строений; и в небе сварливые белые чайки - и солнце, тоже раскалённое добела.
