1907
Москва
Утро («Рой отблесков. Утро: опять я свободен и волен…»)
Рой отблесков. Утро: опять я свободен и волен.Открой занавески: в алмазах, в огне, в янтареКресты колоколен. Я болен? О нет — я не болен.Воздетые руки горе на одре — в серебре.
Там в пурпуре зори, там бури — ив пурпуре бури.Внемлите, ловите: воскрес я — глядите: воскрес.Мой гроб уплывает — золотой в золотые лазури.Поймали, свалили; на лоб положили компресс.
1907
Париж
Отпевание
Лежу в цветах онемелых,Пунцовых, —В гиацинтах розовых и лиловых,И белых.
Без словВознес мой друг —
Меж искристых блестокПарчи —
Малиновый пукЦветов —
В жестокий блескСвечи.
Приходите, гостьи и гости, —Прошепчите: «О Боже»,Оставляя в прихожей
Зонты и трости:
Вот — мои кости…
Чтоб услышать мне смех истерический, —Возложите венок металлический!
Отпевание, рыданияВ сквозных, в янтарных лучах:
До свидания —В местах,Где нет ни болезни, ни воздыхания!
Дьякон крякнул,Кадилом звякнул:
«Упокой, Господи, душу усопшего рабатвоего…»
Вокруг —Невеста, любовница, другИ цветов малиновый пук,
А со мной — никого,Ничего.
Сквозь горсти цветов онемелых,Пунцовых —Савана лопасти —Из гиацинтов лиловыхИ белых —Плещут в загробные пропасти.
1906
Серебряный Колодезь
У гроба
Со мной она —Она одна.
В окнах весна.Свод неба синь.Облака летят.
А в церквах звонят:«Дилинь динь-динь…»
В черном лежу сюртуке,С желтым —С желтымЛицом;Образок в костяной руке.
Дилинь бим-бом!
Нашел в гробуСвою судьбу.
Сверкнула лампадка.Тонуть в неземныхДалях —Мне сладко.
Невеста моя зарыдала,Крестя мне бледный лоб.В креповых, сквозныхВуаляхГоловка ее упала —
В гроб…
Ко мне прильнула:Я обжег лицо ее льдом.Кольцо блеснулоНа пальце моем.
Дилинь бим-бом!
1906
Серебряный Колодезь
Вынос
Венки снимут —Гроб поднимут —
Знаю,Не спросят.
Над головамиПроплываюЗа венками —
Выносят —
В дымных столбах,В желтых свечах,В красных цветах —
Ах!..
Там колкойЕлкой, —Там можжевельникомБросятНа радость прохожимбездельникам —
Из домуВыносят.
ПрижалсяКо лбу костяномуВенчик.
Его испугалсяПрохожий младенчик.
Плыву мимо толп,Мимо дворниЛицом —В телеграфный столб,В холод горний.
Толпа отступает.Служитель бюроТам с иконой шагает,
И плывет сереброКатафалка.
Поют,Но не внемлю.
И жалко,
И жалко,И жалкоМне землю.
Поют, поют:В последнийПриютСнесутС обедни —
Меня несутНа страшный суд.
Кто-то там шепчет невнятно:«Твердь — необъятна».
Прильнула и шепчет невнятноМне бледная, бледная смерть.Мне приятно.
На желтом лице моем выпалиПятна.
Цветами —Засыпали.Устами —Прославили.Свечами —Уставили.
1906
Серебряный Колодезь
Друзьям
Н.И. Петровской
Золотому блеску верил,А умер от солнечных стрел.Думой века измерил,А жизнь прожить не сумел.
Не смейтесь над мертвым поэтом:Снесите ему цветок.На кресте и зимой и летомМой фарфоровый бьется венок.
Цветы на нем побиты.Образок полинял.Тяжелые плиты.Жду, чтоб их кто-нибудь снял.
Любил только звон колокольныйИ закат.Отчего мне так больно, больно!Я не виноват.
Пожалейте, придите;Навстречу венком метнусь.О, любите меня, полюбите —Я, быть может, не умер, быть может,проснусь —
Вернусь!
Январь 1907
Париж
Туда
К небу из душных гробовГоловы выше закинем:Видишь — седых облачковБледные пятна на синем.
Ринемся к нимСквозь это марево пыли.Плавно взлетимВзмахом серебряных крылий.
Память о прошлом уснет.Робко на облако встанем.В синий пролетРобко заглянем.
В страхе замремГрустны и немы,И не поймем,Где мы.
Белый атлас.Свод полнозвездный…Приняли насВечные бездны.
1904
Серебряный Колодезь
Я в струе воздушного тока
Я в струе воздушного тока,Восстану на мертвом одреЗакачается красное окоНа упавшем железном кресте.
Мне подножие — мраморный камень,Но я встану, омят бирюзой.На ланитах заискрится пламеньСамоцветной, как день, слезой.
Скоро, скоро — сквозным я духомНеотвратно приду за ней,Облеченный бледным воздухом,Как вуалью все тех же дней.
И к ней воздушный скиталец —Прижму снеговое лицо.Наденет она на палецЗолотое мое кольцо.
Знаю все: в сквозные вуалиИ в закатный красный янтарь,Облечемся, — царица, царь.Был окован могилой сырою,
Надо мною качался крест.А теперь от людей укроюЕе колыбелью звезд.
1907
Москва
Просветы
Поповна
З.Н. Гиппиус
Свежеет. Час условный.С полей прошел народ.Вся в розовом поповнаИдет на огород.
В руке ромашек связка.Под шалью узел кос.Букетиками баска —Букетиками роз.
Как пава, величава.Опущен шелк ресниц.Налево и направоВсе пугала для птиц.
Жеманница срываетТо злак, то василек.Идет. Над ней порхаетКапустный мотылек.
Над пыльною листвою,Наряден, вымыт, чист, —Коломенской верстоюТорчит семинарист.
Лукаво и жестокоБлестят в лучах зари —Его младое окоИ красные угри.
Прекрасная поповна, —Прекрасная, как сон,Молчит, зарделась, словноВесенний цвет пион.
Молчит. Под трель лягушекЕй сладко, сладко млеть.На лик златых веснушекЗагар рассыпал сеть.
Крутом моркови, репы.Выходят на лужок.Танцуют курослепы.Играет ветерок.
Вдали над косарямиОгни зари горят.А косы лезвиями —Горят, поют, свистят.
Там ряд избенок вьетсяВ косматую синель.Поскрипывая, гнетсяТам длинный журавель.[9]
И там, где крест железный, —Все ветры на закатКасаток стаи в бездныЛазуревые мчат.
Не терпится кокетке(Семь бед — один ответ).Пришпилила к жилеткеЕму ромашки цвет.
А он: «Домой бы. Маша,Чтоб не хватились насПапаша и мамаша.Домой бы: поздний час».
Но розовые юбкиРасправила. В ответОн ей целует губки,Сжимает ей корсет.
Предавшись сладким мукамПрохладным вечерком,В лицо ей дышит лукомИ крепким табаком.
На баске безотчетноРаскалывает брошьСвоей рукою потной, —Влечет в густую рожь.
Молчит. Под трель лягушекЕй сладко, сладко млеть.На лик златых веснушекЗагар рассыпал сеть.
Прохлада нежно дышитВ напевах косарей.Не видит их, не слышитОтец протоиерей.
В подряснике холщовомПрижался он к окну:Корит жестоким словомПокорную жену.
«Опять ушла от делаГулять родная дочь.Опять не доглядела!»И смотрит — смотрит в ночь.
И видит сквозь орешникВ вечерней чистотеЛишь небо да скворечникНа согнутом шесте.
С дебелой попадьеюВсю ночь бранится он,Летучею струеюЗарницы осветлен.
Всю ночь кладет поклоныСедая попадья,И темные иконыЗлатит уже заря.
А там в игре любовной,Клоня косматый лист,Над бледною поповнойСклонен семинарист.
Колышется над нимиКрапива да лопух.Кричит в рассветном дымеДокучливый петух.
Близ речки ставят вершиВ туманных камышах.Да меркнет серп умерший,Висящий в облачках.
1906
