Август 1908
Суйда
Маскарад
М.Ф. Ликиардопуло
Огневой крюшон с поклономКапуцину черт несет.Над крюшоном капюшономКапуцин шуршит и пьет.
Стройный черт, — атласный, красный, —За напиток взыщет дань,Пролетая в нежный, страстный,Грациозный па д'эспань, —
Пролетает, колобродит,Интригует наугадТам хозяйка гостя вводит.Здесь хозяин гостье рад.
Звякнет в пол железной злостьюТам косы сухая жердь: —Входит гостья, щелкнет костью,Взвеет саван: гостья — смерть.
Гость — немое, роковое,Огневое домино —Неживою головоюНад хозяйкой склонено.
И хозяйка гостя вводит.И хозяин гостье рад.Гости бродят, колобродят,Интригуют наугад.
Невтерпеж седому турке:Смотрит маске за корсаж.Обжигается в мазуркеЗнойной полькой юный паж.
Закрутив седые баки,Надушен и умилен,Сам хозяин в черном фракеОткрывает котильон.
Вея веером пуховым,С ним жена плывет вдоль стен;И муаром бирюзовымРазвернулся пышный трон.
Чей-то голос раздается:«Вам погибнуть суждено», —И уж в дальних залах вьется, —Вьется в вальсе домино
С милой гостьей: желтой костьюЩелкнет гостья: гостья — смерть.Прогрозит и лязгнет злостьюТам косы сухая жердь.
Пляшут дети в ярком свете.Обернулся — никого.Лишь, виясь, пучок конфеттиС легким треском бьет в него.
«Злые шутки, злые маски», —Шепчет он, остановясь.Злые маски строят глазки,В легкой пляске вдаль несясь.
Ждет. И боком, легким скоком, —«Вам погибнуть суждено», —Над хозяйкой ненарокомПрошуршало домино.
Задрожал над бледным бантомСеребристый позумент;Но она с атласным франтомПролетает в вихре лент.
В бирюзу немую взоровЕй пылит атласный шарф.Прорыдав, несутся с хоров, —Рвутся струны страстных арф.
Подгибает ноги выше,В такт выстукивает па, —Ловит бэби в темной нише —Ловит бэби — grand papa.[8]
Плещет бэби дымным тюлем,Выгибая стройный торс.И проносят вестибюлемЛедяной, отрадный морс.
Та и эта в ночь из светаВыбегает на подъезд.За каретою каретаТонет в снежной пене звезд.
Спит: и бэби строит курыПрестарелый grand papa.Легконогие амурыВкруг него рисуют па.
Только там по гулким залам —Там, где пусто и темно, —С окровавленным кинжаломПробежало домино.
Июль 1908
Серебряный Колодезь
Меланхолия
М.Я. Шику
Пустеет к утру ресторан.Атласами своими феиШушукают. Ревет орган.Тарелками гремят лакеи —
Меж кабинетами. Как тень,Брожу в дымнотекущей сети.Уж скоро золотистый деньУдарится об окна эти,
Пересечет перстами гарь,На зеркале блеснет алмазом…Там: — газовый в окне фонарьОгнистым дозирает глазом.
Над городом встают с земли, —Над улицами клубы гари.Вдали — над головой — вдалиОбрывки безответных арий.
И жил, и умирал в тоске,Рыдание не обнаружив.Там: — отблески на потолкеГирляндою воздушных кружев
Протянутся. И всё на мигЗажжется желтоватым светом.Там — в зеркале — стоит двойник;Там вырезанным силуэтом —
Приблизится, кивает мне,Ломает в безысходной мукеВ зеркальной, в ясной глубинеСвои протянутые руки.
1904
Москва
Отчаянье («Веселый, искрометный лед…»)
Е.П. Безобразовой
Веселый, искрометный лед.Но сердце — ледянистый слиток.Пусть вьюга белоцвет метет, —Взревет; и развернет свой свиток.
Срывается: кипит сугроб,Пурговым кружевом клокочет,Пургой окуривает лоб,Завьется в ночь и прохохочет.
Двойник мой гонится за мной;Он на заборе промелькает,Скользнет вдоль хладной мостовойИ, удлинившись, вдруг истает.
Душа, остановись — замри!Слепите, снеговые хлопья!Вонзайте в небо, фонари,Лучей наточенные копья!
Отцветших, отгоревших днейОсталась песня недопета.Пляшите, уличных огнейНа скользких плитах иглы света!
1904
Москва
Праздник
В.В. Гофману
Слепнут взоры: а джиорноОсвещен двухсветный зал.Гость придворный непритворноШепчет даме мадригал, —
Контредансом, контредансомЗавиваясь в «chinoise».Искры прыщут по фаянсам,По краям хрустальных ваз.
Там — вдали — проходит полныйСедовласый кавалер.У окна вскипают волныРазлетевшихся портьер.
Обернулся: из-за пальмыМаска черная глядит.Плещут струи красной тальмыВ ясный блеск паркетных плит.
«Кто вы, кто вы, гость суровый —Что вам нужно, домино?»Но, закрывшись в плащ багровый,Удаляется оно.
Прислонился к гобелэнам,Он белее полотна…А в дверях шуршит уж трэномГри-де-перлевьм жена.
Искры прыщут по фаянсам,По краям хрустальных ваз.Контредансом, контредансомВьются гости в «chinoise».
Июль 1908
Серебряный Колодезь
Пир («Проходят толпы с фабрик прочь…»)
С.А. Полякову
Проходят толпы с фабрик прочь.Отхлынули в пустые дали.Над толпами знамена в ночьКровавою волной взлетали.
Мы ехали. Юна, свежа,Плеснула перьями красотка.А пуля плакала, визжа,Над одинокою пролеткой.
Нас обжигал златистый хмельОтравленной своей усладой.И сыпалась — вон там — шрапнельНад рухнувшею баррикадой.
В «Aquarium'e» с ней шутилЯ легкомысленно и метко.Свой профиль теневой склонилНад сумасшедшею рулеткой,
Меж пальцев задрожавших взявБлагоуханную сигару,Взволнованно к груди прижавВдруг зарыдавшую гитару.
Вокруг широкого стола,Где бражничали в тесной куче,Венгерка юная плыла,Отдавшись огненной качуче.
Из-под атласных, темных веждОчей метался пламень жгучий;Плыла — и легкий шелк одеждЗа ней летел багряной тучей.
Не дрогнул юный офицер,Сердито в пол палаш ударив,Как из раздернутых портьерЛизнул нас сноп кровавых зарев.
К столу припав, заплакал я,Провидя перст судьбы железной:«Ликуйте, пьяные друзья,Над распахнувшеюся бездной.
Луч солнечный ужо взойдет;Со знаменем пройдет рабочий:Безумие нас заметет —В тяжелой, в безысходной ночи.
Заутра брызнет пулеметТам в сотни возмущенных грудей;Чугунный грохот изольет,Рыдая, злая пасть орудий.
Метелицы же рев глухойНас мертвенною пляской свяжет, —Заутра саван ледяной,Виясь, над мертвецами ляжет,Друзья мои…»
И банк металВ разгаре пьяного азарта;И сторублевики бросал;И сыпалась за картой карта.
И, проигравшийся игрок,Я встал: неуязвимо строгий,Плясал безумный кэк-уок,Под потолок кидая ноги.
Суровым отблеском покрыв,Печалью мертвенной и блеклойНа лицах гаснущих застыв,Влилось сквозь матовые стекла —
Рассвета мертвое пятно.День мертвенно глядел и робко.И гуще пенилось вино,И щелкало взлетевшей пробкой.
1905
