Отца похоронили на небольшом кладбище недалеко от церкви. Сначала Кэтрин собиралась остаться на ночь у тети и дяди, а на следующий день поездом вернуться в Вашингтон. Однако она вдруг почувствовала, что не вынесет здесь и минуты, позвонила в аэропорт и заказала билет на ближайший рейс. В столичном аэропорту ее встретил Билл Фрэзер. Для него это был совершенно естественный жест. Если она нуждается в нем, он позаботится о ней и сделает для нее все возможное.
Он отвез ее в старую провинциальную гостиницу в Виргинии, где они пообедали, и она рассказала ему об отце. Передавая какой-то смешной эпизод из его жизни, Кэтрин вдруг расплакалась, но присутствие Фрэзера почему-то не смущало ее, и она не стеснялась своих слез.
Он предложил ей несколько дней не выходить на работу, но Кэтрин хотелось чем-то заняться, чтобы не думать о смерти отца. Она уже привыкла два или три раза в неделю обедать вместе с Фрэзером, и никогда он не был ей так близок, как теперь.
Это случилось само собой. Они работали в конторе поздно вечером. Кэтрин проверяла какие-то бумаги. Она вдруг почувствовала, что у нее за спиной стоит Билл Фрэзер. Он коснулся пальцами ее шеи, медленно и ласково.
– Кэтрин...
Она обернулась и посмотрела на него. Через секунду Кэтрин упала в его объятия. Казалось, что они целуются в тысяча первый раз. Прошлое и будущее слились для нее воедино, и верилось, что они не расставались целую вечность.
Все так просто, подумала Кэтрин. И всегда было так просто, только она не знала об этом.
– Надень пальто, дорогая, – обратился к ней Билл Фрэзер. – Мы едем домой.
В машине, которая везла их в Джорджтаун, они сидели, тесно прижавшись друг к другу. Фрэзер мягко обнимал ее за плечи, словно защищая от кого-то. Никогда она не знала такого счастья. Теперь Кэтрин была уверена, что влюблена в него, и не имеет значения, любит он ее или нет. Фрэзер нежно заботится о ней, и ее это устраивает. Подумать только, когда-то ее устраивал Рон Питерсон! Вспомнив о нем, она содрогнулась.
– Что-нибудь не так? – спросил Фрэзер.
Кэтрин пришла на память комната в мотеле с грязным треснувшим зеркалом. Она взглянула в лицо умному и сильному человеку, обнимавшему ее.
– Нет, сейчас у меня все хорошо, – ответила она ему с благодарностью в голосе. Кэтрин сделала глотательное движение. – Я должна тебе кое-что сказать. Я девственница.
Фрэзер улыбнулся и с удивлением покачал головой.
– Невероятно! – воскликнул он. – И как это судьба свела меня с единственной девственницей в Вашингтоне?
– Я пыталась исправить это, – серьезно ответила Кэтрин, – но у меня ничего не вышло.
– Я очень рад, что не вышло, – заметил Фрэзер.
– Ты хочешь сказать, что не возражаешь против моей девственности?
Он снова улыбнулся ей дразнящей улыбкой, и его лицо просветлело.
– Знаешь, в чем твоя проблема? – спросил он.
– Конечно!
– Ты слишком много об этом беспокоишься.
– Конечно!
– Нужно просто расслабиться.
Она слегка покачала головой:
– Нет, милый. Нужно влюбиться.
Через полчаса машина подъехала к дому. Фрэзер провел Кэтрин в библиотеку.
– Хочешь выпить?
Она взглянула на него.
– Пойдем наверх.
Он обнял ее и крепко поцеловал. Она вцепилась в него изо всех сил, стараясь притянуть к себе. «Если сегодня ночью ничего не получится, я убью себя».
– Пошли, – согласился он и взял Кэтрин за руку.
Спальня Билла Фрэзера представляла собой просторную, по-мужски обставленную комнату. У стены стоял большой испанский комод на ножках. В дальнем конце спальни была ниша с камином, а перед ним небольшой столик для завтрака. У другой стены разместилась огромная двуспальная кровать. Слева от нее располагалась гардеробная, а за ней – ванная.
– Ты правда не хочешь выпить? – спросил Фрэзер.
– Нет, мне это не нужно.
Он снова обнял ее и поцеловал. Она почувствовала, как он возбужден, и по телу у нее разлилось приятное тепло.
– Я скоро вернусь, – сказал он.
Кэтрин смотрела, как он уходит в гардеробную. Это был самый милый, самый замечательный мужчина, которого она когда-либо знала. Она стояла в спальне и думала о нем. Вдруг Кэтрин догадалась, почему он вышел из спальни. Он предоставил ей возможность раздеться в одиночестве, чтобы она не смущалась во время этой процедуры. Кэтрин стала лихорадочно снимать с себя одежду. Через минуту, обнаженная, она разглядывала свое тело и думала: «Прощай, Святая Кэтрин». Потом направилась к кровати, откинула полог и забралась под одеяло.
Вернулся Фрэзер. Он был в муаровом халате темно-малинового цвета. Фрэзер подошел к кровати и внимательно посмотрел на Кэтрин. Ее черные волосы разметались по белой подушке, оттеняя красоту лица. Непреднамеренность этой картины лишь усиливала впечатление.
Он сбросил халат и лег в кровать рядом с ней. И тут она кое-что вспомнила.
– Я ничем не предохранилась, – сказала она. – Как ты думаешь, я забеременею?
– Будем надеяться на это.
Она взглянула на него, сбитая с толку, и открыла рот, чтобы спросить, что он имел в виду, но он закрыл его поцелуем. Его руки стали ласкать ее тело, мягко касаясь кожи и двигаясь вниз. Кэтрин забыла обо всем и думала только о происходящем. Все свое внимание она сосредоточила лишь на одной части своего тела, чувствуя, как он пытается войти в нее, как он напряжен, как дрожит от желания, как растет его сила. Неожиданно она испытала острую боль, но лишь на мгновение, и он плавно проник в нее, начал двигаться все быстрее и быстрее. В ее теле теперь было тело другого человека, оно все глубже погружалось в нее, ритм все учащался и становился неистовым. Билл вдруг спросил ее:
– Ты готова?
Не зная, к чему нужно быть готовой, она почему-то сказала:
– Да.
Он вдруг застонал, последним резким движением пронзил ее и затих, оставшись лежать на ней.
На этом все кончилось, и он сказал ей:
– Тебе было очень хорошо?
Она ответила:
– Да, было замечательно.
Тогда он сказал:
– Чем больше этим занимаешься, тем лучше становится.
Она очень обрадовалась, что смогла принести ему такое счастье, и старалась не мучиться от того, что была полностью разочарована. Наверное, это как маслины. Нужно привыкнуть к их вкусу. Кэтрин лежала в его объятиях, наслаждаясь тембром его голоса и позволяя ему успокаивать себя. Сама она при этом думала: самое главное состоит в том, чтобы два человеческих существа были вместе, любили друг друга и вдвоем переживали все радости и горести. Просто она начиталась возбуждающих романов и наслушалась многообещающих любовных песен. Она ждала слишком многого. Или, пожалуй, она фригидна, и, если это действительно так, нужно смириться. Как будто прочитав эти мысли, Фрэзер прижал ее к себе и сказал:
– Не переживай, если ты разочарована, дорогая. Первый раз всегда получаешь душевную травму.
Кэтрин ничего не ответила. Фрэзер приподнялся и, опершись на локоть, посмотрел ей в лицо. Затем участливо спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, – поспешила ответить Кэтрин и улыбнулась. – Ты лучший любовник из всех, которых я знаю.
Она поцеловала его и прижала к себе. На душе у нее стало тепло и спокойно. Постепенно внутреннее напряжение спало, она расслабилась и осталась довольна.
– Хочешь бренди?
– Нет, спасибо.
– А я, пожалуй, налью себе. Ведь не каждую ночь ложишься в постель с девственницей.
– Тебе это мешало? – спросила она.
Он как-то странно и понимающе взглянул на нее, стал что-то говорить, но тут же передумал.
– Нет, – ответил он.
В его тоне было нечто такое, чего Кэтрин не понимала.
– Я... я была... – Она сглотнула. – Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать... была ли я на уровне?
– Ты была великолепна, – ответил он.
– Правда?
– Правда.
– Ты знаешь, почему я так долго не ложилась с тобой в постель?
– Почему?
– Я боялась, что после этого ты не захочешь меня больше видеть.
Он расхохотался:
– Это сказочка старых жен. Ею пользуются нервные мамаши, чтобы сохранить непорочность своих дочерей. Секс не разъединяет людей, Кэтрин. Он их сближает.
Он сказал правду. Никто еще не был ей так близок. Может быть, внешне она не изменилась, но Кэтрин знала, что она уже не та.
Юная девушка, сегодня вечером пришедшая в этот дом, исчезла навсегда, и на ее месте появилась женщина. Женщина Уильяма Фрэзера. Она наконец нашла таинственную чашу Грааля, которую искала так долго. Поиск закончен. Теперь даже ФБР останется довольным.
6
Ноэль
Париж, 1941 год
Для одних Париж 1941 года был городом несметных богатств и неограниченных возможностей, для других – исчадием ада. При упоминании гестапо парижан охватывал ужас. В городе без конца обсуждали злодеяния этой организации, но обсуждали шепотом. Преследование французских евреев, начавшееся с мелкого хулиганства – битья витрин в ряде магазинов, – вскоре превратилось в хорошо отлаженную гестапо систему изъятий, сегрегации и уничтожения.
