– Говори адрес, – потребовал Витек, – мы сейчас к твоей бабе нашего Санька зашлем. Он у нас парень видный, справный. С любой теткой сладит. Глазом не моргнет. Любые бабки выколотит. Если добром не отдаст, из горла выжмет. С потрохами. С соками.
Капитана невольно передернуло. Его не устраивала кровавая комбинация. Валентинино горло непригодно для злодейских замыслов. Жалко шею, она у Вали лебединая, белая, полная.
– Че под нос бормочешь? – рявкнул Витек и грохнул прикладом об пол.
И Лева поспешно назвал адрес. Адрес отделения милиции.
– Якубовского, четыре, квартира двенадцать.
Лева поставил на свои любимые цифры. Помогло, сработало. Фишки лавиной хлынули на зеленое сукно. Добровольцы только что откинулись с зоны. Города не знают. В двенадцатом кабинете удобно расселся в офисном кресле Варзаев. Хороший парень, но до бабских юбок жутко падкий. Зато свой в доску. Валера обязательно поможет своим ребятам. Он выручит капитанов. Санек пошевелил губами, запоминая адрес.
– Четыре двенадцать, – галантно подсказал Чуркин. – При коммунизме водка стоила четыре двенадцать. Легко запомнить.
Чуркин быстро разгадал Левин замысловатый фокус. Санек одним махом дотопает до отделения, начнет ломиться в закрытую дверь, а его прямо на пороге сцапают блюстители правопорядка. Ведь у Санька и его товарищей отсутствовали какие-либо виды на жительство. Зато правопорядок имел на них виды. Он имел, а они не имели, хотя желание поиметь правопорядок присутствовало. У всех четверых. Санек раздвинул губы в стороны. Адрес плотно засел в квадратной голове. Немного помолчали, слышалось хриплое дыхание. Санек вздохнул и отправился. Ему не хотелось в одиночку воевать с женщинами, но бабки без женщин не могут родиться. Не появляются они на свет ни с того ни с сего, придется помучиться. Витек пристукнул прикладом. Музыкально пристукнул, в такт хлопнувшей двери.
– Время пошло, – сказал Витек и посмотрел на часы. Часы стояли. Витек взглянул на остальных. Все посмотрели на руки, повинуясь внутренней команде. Стрелки не двигались. Часы остановились. Ни телефонов, ни часов. Цивилизация обиделась на людей и покинула бесприютное место. Люди превратились в беспомощных червяков. Витек даже крякнул от досады. Ничего не получилось. Красиво сделано, но погано. И Витек еще раз пристукнул прикладом. Грозно пристукнул, со значением. Лева отшатнулся, Чуркин попятился, двое соглядатаев испуганно прижались к стене. Витек оглядел присутствующих, наслаждаясь произведенным эффектом. На этот раз узел затянулся сам по себе, морской, крепкий. Все стоит на месте. Часы. Время. Человек. Все движется на этом свете, но ничего не меняется. Люди беспомощны перед иллюзией движения.
– Подождем, – вполне мирным тоном изрек Витек и присел на расшатанный стол.
Толпа медленно рассосалась. Лева и Чуркин плюхнулись на диванчик, рыцари ножа и кастета расселись по краям. В наступившей тишине слышалось тихое журчание, видимо, опять где-то не закрыли кран. Где-то далеко не закрыли, может быть, на другой планете. Пятерка отважных застыла в немом ожидании. Судьба испытывала людей на прочность. У кого хватит терпения, тот и выживет. Тот и выйдет на свободу с чистой совестью. Лева потрогал затылок, надеясь привести в движение мысли. Но за костью была спокойная пустота. Лева силился вспомнить забытое лицо с пожелтевшего снимка. Напрасные потуги. Лицо пряталось. Питерская погода безжалостно размягчает мозги, создавая в голове диссонанс. И Лева чертыхнулся. В первый раз он попал в форсмажорные обстоятельства, в непреодолимую ситуацию. Надо срочно выбираться из ада. Жизнь стоит на месте. И пусть стоит. Но иллюзия движения заманчиво блистала где-то за окном яркими красками, дышала вкусными запахами, переливалась огненными калейдоскопическими стекляшками. Пустая жизнь, стеклянная, но она манила к себе, возбуждала желания, прельщала. Хотелось жить вопреки скуке и хандре, хотелось бороться с обстоятельствами, сбрасывая с себя могучую лень. Нужно научиться быть сильнее жизни. И Леве стало смешно. Капитан громко фыркнул. Витек настороженно придвинул к себе автомат. Его оруженосцы пригнулись, как перед прыжком. А неунывающий капитан смеялся над собой, над смешными обстоятельствами. Если жизнь предложила неудобный вариант, значит, ты сам сконструировал самодельный капкан, в любом случае нужно использовать ситуацию на полную катушку. Нужно намотать неприятные моменты на кулак. И со всего размаху вдарить по безнадеге, вкладывая в удар всю мощь разленившегося в неволе тела. И мрачные обстоятельства рассыплются в прах, исчезнув под лавиной воли. И тогда внутри можно ощутить счастье. Оно осязаемо, реально, весомо. Надо действовать, уже настала пора. Налицо удачный момент. И капитан приготовился к прыжку. Как настоящий лев. Капитана сотрясала внутренняя энергия, она рвалась наружу. А Витек в это время мирно дремал. Мощное сопение разносилось по комнате, сотрясая стены и потолок, словно где-то внизу работал невидимый гигантский насос. Лева ловко поддернул рукой приклад и подхватил под мышку. Витек проснулся и недоуменно уставился на капитана.
– Ты че?
– А ниче, – в тон отшутился капитан и подтолкнул Чуркина, внутренне улыбаясь: всегда приходится побуждать неповоротливого напарника к решительным действиям.
Николай ощутил толчок, восприняв его как побуждение к действию, легко вспрыгнул и превратился в рассерженную Багиру, а не простоватого Чуркина.
– Всем на пол, руки за головы, у меня граната! – заорал Чуркин и сунул правую руку за пазуху.
Николай нащупал в кармане пустой коньячный флакон из-под спирта и зажал в кулаке. Получилось красиво. Как в кино. Казалось, еще мгновение, и Чуркин взорвет дьявольскую квартиру вместе с домом, чтобы на земле одна воронка осталась.
– Эт-то у кого там граната? – тонким лезвием прорезал плотную тишину дребезжащий старческий голос. – Не позволю! Отставить!
* * *
Леонид Витальевич Пономарев выползал прямо из стены. Все остолбенели. Даже Лева слегка завибрировал. Изъятый у врага автомат нервно дернулся в его руках.
– Я те покажу гранату, – сказал отставной полковник. – Давай-ка ее сюда. А то я сам вас всех взорву. Одним махом.
Пономарев помахал выдернутой чекой перед присутствующими. Боевую гранату он держал наготове в левой руке. Дед – левша. Лева зажмурился. И Валентина – левша. У нее все на левую сторону – жизнь, болезни, семья. До мужа не может добраться, чтобы спасти от неминуемой смерти. Вот и верь после этого женщинам. Но капитан тут же спрятал семейное раздражение в тайниках души. Пусть все уляжется. У деда старая граната. Такие не взрываются. Даже от старости.
