Я рассуждал очень здраво, а глаза помимо моего желания поглядывали на окно, чтобы не упустить появление чёрного человека без лица. Лишь огромным усилием воли, листая для поддержания духа книгу и подкрепляя свои душевные силы славным примером существования в былые дни истинного героя, мне удалось вполне успокоиться и лечь спать. А сон…
Мне приснилось, что окно в моей комнате открыто и ветерок слегка раздувает занавески. Светит луна. Мир тих и спокоен. Вдруг безмятежность летней ночи нарушает чья-то тень. Я смотрю на окно и вижу на его фоне чёрного человека, лица которого не могу различить. Он не стоит неподвижно страшной тенью, а идёт ко мне, и я в ужасе просыпаюсь. По-прежнему тихо, по-прежнему светит луна, и в комнате никого кроме меня нет. Потом, как верный спутник первого кошмара, появилась и кукла. Я засыпал и просыпался, а она вкрадывалась в мои мысли, едва меня охватывало дремотное состояние. Много раз за эту ночь я переживал её появление в кровавой луже, мокнущие в красной жиже волосы, белое платье. Потом чья-то нога вдавливала её тело в кровь, а голубые широко раскрытые глаза продолжали глядеть на мир, не ведая, что принадлежат уже не кукле в белом платье, а окровавленным изуродованным останкам.
Утром меня разбудил стук в дверь. Оказывается, я так умело приставил стул, заклинив им дверь, что Фанни не могла войти.
— Что случилось, Робин? — удивилась девушка, когда я отставил стул. — Ты боишься нападения? От кого ты прячешься?
Робин. Хорошее имя. Хорошее и значительное. Я взглянул на открытую страницу книги, где красочная иллюстрация изображала один из самых смелых подвигов моего героя, и мне стало стыдно. Дневной свет развеял призраки ночи, и теперь я ни за какие блага на свете не признался бы в своей трусости. Вот если бы Фанни зашла ко мне ночью, когда я метался на постели во власти кошмарных видений, я бы, может быть, выложил ей всё начистоту, но теперь гордость не позволяла мне признаться в детских страхах.
— Я и не заметил, — сказал я. — Наверное, он случайно так встал.
Фанни чуть насмешливо и чуть настороженно взглянула на меня и кивнула.
— Случайно так случайно. А я успела испугаться. Хочу открыть дверь, а не могу. Чего я только не подумала, пока тебя добудилась! Ну же, мальчик, очнись! Никак не проснёшься?
Девушка была такой же, как всегда, и никто бы не догадался, что ночью эта весёлая красавица плакала из-за ядовитых языков двух баб.
— Почему миссис Джонсон такая злая? — спросил я.
Фанни покачала головой.
— Ох, Робин, чего-то ты не договариваешь. Может, ты успел с ней поссориться, а я этого не знаю?
— Пока нет, но она такая вредная, что поссориться будет нетрудно.
— Не вздумай этого делать, — строго сказала Фанни. — Сдерживайся, но не отвечай. И знай, что она не злая и не вредная. Язык у неё плохой, но в душе она добрая женщина.
— Добрая??? А, ну так это в душе, а я не с её душой имею дело, а с ней самой.
Фанни смеялась так, что у неё на глазах выступили слёзы.
— Одевайся, Робин, — выговорила она наконец. — Мистер Чарльз купил тебе новое платье, так что теперь ты у меня будешь красавцем. Смотри, какие прочные и добротные вещи.
Со стороны отца было расточительно покупать мне новые наряды, если я носил свою одежду всего дня три и она была тоже очень хороша, но то, что обо мне позаботились и без всякой необходимости сделали приятный подарок, было так странно и чудесно, что я был растроган. Да и новый наряд ни в какое сравнение не шёл с прежним, а башмаки… Их и башмаками нельзя было назвать, настолько они были изящны, а уж чтобы лягать ими такой недостойный объект, как Сэм, нужно было иметь или большое мужество или полное отсутствие вкуса.
— Можно мне это надеть? — спросил я, сомневаясь, не праздничный ли это костюм.
— Конечно. Только не вываляйся в грязи, если будешь играть с Рваным.
Об этом меня не надо было предупреждать.
— Очень красиво, — похвалила Фанни. — По-моему, мистер Чарльз будет доволен.
Отец, и правда, встретил меня улыбкой.
— Тебе понравился мой подарок, Робин? — спросил он, когда я поздоровался.
— Очень. Спасибо.
Леди Кэтрин благосклонно улыбнулась.
— Ты стал совсем другим мальчиком, Роберт, — сказала она. — Садись за стол.
Зато по лицу мистера Эдварда пробежала тень, и он обменялся понимающим взглядом с отцом Уинклом. Нет, они не совещались молчаливо, не спрашивали друг у друга мнения о заботе моего отца или о том, идёт ли мне новый костюм, а случайно друг на друга посмотрели и поняли общее недовольство, обуреваемое ими и недоступное для моего разума. А что плохого совершил отец, купив мне красивый костюм? Мне, например, этот неожиданный подарок показал, что отец обо мне помнит даже тогда, когда его, казалось бы, грызут собственные заботы. Да, рано мне успокаиваться насчёт мистера Эдварда. Что-то он имеет против меня или моего присутствия в этом доме. А отец Уинкл с самого начала показался мне подозрительным субъектом. Ничего, я ещё разгадаю его игру.
— Правда, он очень изменился, Чарли? — спросила леди Кэтрин.
— Да, мама.
— Сейчас, в этом костюме, он напомнил мне Бертрама в десять лет. Ты не можешь этого помнить, Чарли, ты был совсем маленьким, а для меня словно вернулись былые времена, когда мой дорогой мальчик приходил ко мне по утрам здороваться… Если бы вы знали моего старшего сына, отец Уинкл, вы бы поняли мою постоянную скорбь. Когда он умер, от меня навсегда ушла радость… Простите, что я испортила всем настроение, но этот мальчик пробудил во мне столько воспоминаний… Ничего, сегодня приедут мои внуки, и дом снова наполнится детскими голосами…
— Я им приготовил подарки, — таинственно сообщил отец. — Думаю, им понравится.
— Ты всегда такой внимательный, Чарли, и так любишь детей! — проговорила леди Кэтрин, с нежностью глядя на сына. — Тебе пора завести семью, а уж как я была бы рада твоим внукам!
При этих словах прежняя тайная забота легла на лицо моего отца, а мистер Эдвард, слушавший мать с вежливой замкнутостью, хмуро посмотрел на брата.
— Когда ожидается приезд мистера Белла? — нарушил тягостную тишину отец Уинкл.
— После обеда, — отозвалась леди Кэтрин, встревоженная рассеянным видом младшего сына.
— Значит, мы успеем с тобой позаниматься, Робин, — заключил отец Уинкл, будто это была сейчас главная проблема.
Отец болезненно вскинул голову и сразу же отвёл глаза от аскетического лица священника.
Я ничего не понимал, хотя ясно было, что моему отцу приходилось бороться с мистером Эдвардом, а это не было для меня неожиданностью благодаря случайно подслушанному разговору, и с отцом Уинклом, избравшим непонятную тактику, каким-то образом вовлекающую в боевые действия и меня, причём так невинно, что я не мог не только выйти из игры, но и чего-либо осмыслить.
