Пламя в его ладонях вспыхивает ярче. Кончики пальцев подрагивают от напряжения. По виску стекает капля пота. Плотно сжатая линия губ исторгает рычание.
Огонь. Самая капризная, самая непослушная стихия. Неподвластная почти никому. Ее как дикого зверя приручает прямо на моих глазах этот человек — без единой просьбы, молча вставший последним заслоном между мной и людьми, желающими моей смерти.
Два крупных огненных шара, два шипящих и плюющихся протуберанцами солнца срываются с раскрытых ладоней и ослепительными болидами несутся через пространство. Оседают на голодных зевах ждущих металлических чаш. И яркое пламя вновь загорается в них — взмывает столбом к самому потолку, прежде чем снова опасть и возобновить ровное, размеренное мерцание. Два огня снова добавлены к сонму тех, что уже разгоняют тьму в этот зачарованный ночной час.
С шумным выдохом огненный маг припадает на одно колено. Опирается руками об пол, дышит тяжело и надсадно. Алый узор на спине постепенно гаснет, будто втягивается под кожу, снова прячется внутри угольной черноты рисунка.
У него получилось. Он зажег священный огонь! Только теперь, увидев, чего ему это стоило, я понимаю, какую нехорошую вещь сделал пакостник Тушкан. И это действительно серьезней, чем просто потухшие фонарики.
Медленно, медленно мой воин разгибается, встает на ноги. А потом поворачивает голову, и мы встречаемся взглядами на секунду.
— Маэлин…
Незнакомое слово обжигает неожиданной лаской, заставляет сердце с жаром плеснуть крови к щекам. И я не успеваю, но так хочу прочитать, что говорит мне этот смягчившийся взгляд, и что скрывается под пляшущими в нем языками пламени.
Я только отчетливо понимаю, что выплеск магии отнял у моего воина много сил. Очень-очень много сил. И это увидела не только я одна. Лысый делает осторожный, бесшумный шаг вперед, выступая из тени на свет, который остро очерчивает его поджарую, жилистую фигуру, темную маску узора на лице.
Незнакомец чувствует это движение спиной и в ту же секунду гасит тепло во взгляде, что предназначалось только мне. Резко вскидывает голову, громко, с рычащими угрожающими нотами повторяет через плечо ту же команду, что и ранее. Но третий и на этот раз отказывается подчиниться и покинуть зал.
— Тэнна, морвин. Ардо тэис! — довольно протягивает он, осклабясь. И плавным движением обнажает меч, висящий на поясе.
Вот теперь я леденею от такого страха, по сравнению с которым весь страх за предыдущий вечер был просто цветочками.
— Сзади! — выкрикиваю и протягиваю руку. Если бы я была быстрее… я могла бы подбежать и обжечь лысого своим щитом. Но я не быстрее. Не быстрее того молниеносного движения, с которым мой воин выхватывает меч и, развернувшись всем корпусом, принимает удар сталью на сталь.
Это… это что же получается, лысый так сильно хочет меня убить, что готов наплевать на любые препятствия? Или у него свои застарелые счеты с Незнакомцем, а я — лишь удачно подвернувшийся повод?
Вопросы все множатся и множатся в странном и чужом Зазеркалье, как отражения в зеркалах, что установлены друг напротив друга. В этом коридоре зеркал моя жизнь — пылинка, повисшая в воздухе, и я как никогда раньше жалею, что у меня нет активных магических сил. Что-нибудь, способное хорошенько приложить этого лысого по его лысой башке — так, чтобы никогда больше в нее не приходила мысль нападать исподтишка на ослабевшего противника.
Меня пугает отблеск безумия в прозрачно-голубом взгляде — как и налившийся злым алым пламенем рисунок на лице, который кажется страшной маской. А узор на теле моего Незнакомца светится сейчас намного бледнее, наглядно показывая основательно опустошенный магический резерв.
Удар на удар. И снова. И снова. И снова.
Танец стали. Песня смерти, что ходит вокруг них на цыпочках и облизывается в предвкушении.
Узоры на клинках противников будто оживают и тоже наполняются огнем. Оружие оставляет в воздухе алые росчерки, которые висят в нем призрачной дымкой, постепенно заполняют пространство мерцающей во тьме огненной сетью. А в ней кошачьими гибкими движениями кружат два опытных противника, которые стоят друг друга. Судя по всему, их оружие заколдовано — но сами они кажутся намного более опасным оружием. В каждом движении, в котором рука — словно продолжение клинка, а клинок — продолжение души, я вижу, что эти люди умеют убивать.
Мой Незнакомец давит противника пугающим темным взглядом, в котором пляшет яростный огонь. Его темные глаза гипнотизируют соперника, цепко ловят каждое движение, пытаются подавить волю, своей уверенностью внушить страх и добиться ошибки. Но и соперник — не зеленый юнец. На его теле много шрамов.
Много, много раз я видела поединки на мечах. Но как сильно, оказывается, отличается тренировочный бой, где противники подсознательно слегка сдерживают руку, не желая увечить другого, от настоящего боя, в котором цена победы — жизнь.
И у меня замирает, а потом начинает биться как заполошное, сердце, когда меч лысого прорывает защиту и смертельной серебряной молнией мчится к лицу моего Незнакомца. В последний момент он отклоняется назад и сталь проходит мимо, но за эти доли мгновения у меня земля уходит из-под ног.
Прежде, чем успеваю подумать, все-таки бросаюсь вперед.
Мой воин отскакивает от противника на шаг. Сейчас между ними есть немного расстояния и я могу попробовать ударить щитом…
— Маэлин!
Строгий окрик заставляет меня резко остановиться. Ох, как же он на меня зыркнул! Кажется, вмешиваться в такой поединок ни в коем случае нельзя. Конечно, наличие Сферы позволяет мне понадеяться на свою безнаказанность… но это я умом понимаю. А тело уже послушалось. Ноги дальше не идут, и я остаюсь на месте, ждать продолжения боя и продолжать умирать со страху.
А все-таки, интересно, что значит это слово — «Маэлин». Кажется, он так меня называет. Красивое…
Я смотрела очень внимательно и не дыша, но все равно пропустила то неуловимое движение, с которым острие клинка моего воина оказалось у горла противника. А меч того, словно ненужная железяка, звякнув жалобно, упал на камень плит.
Несколько долгих-долгих мгновений они оба не шевелились. Просто застыли как изваяние — невыносимо совершенное, абсолютно притягательное… словно край бездны, шаг между жизнью и смертью.
А потом лысый, прошептав пару слов, встал на колени и закрыл глаза.
Я тоже хотела зажмуриться — боялась того, что сейчас увижу. Но мой Незнакомец почему-то опустил меч, и его усталое дыхание наполнило цепенеющую тишину.
Медленно протянул левую руку и коснулся узора на лице лысого.
И зашипел от боли, когда этот узор просто-напросто стал перетекать ему на ладонь, впитываться под кожу.
Лысый обреченно и неподвижно терпел весь этот странный и пугающий ритуал. Постепенно кожа на его лице и голове стала совершенно чистой, без единой черной линии. И одновременно рисунок на теле моего воина ожил, затрепетали языки пламени, прочерченные неизвестным художником… и медленно стал разрастаться. Перетек с плеча на предплечье, опустился чуть ниже.
Вот теперь я, кажется, поняла, в чем суть боя и зачем нужны эти самые рисунки на коже. Они — символ магического дара, рождают способность управлять огнем. И побеждая противника, воин забирает всю его силу себе. А его рисунок добавляется к собственному рисунку, оставляя врага полностью опустошенным. Не знаю, появляется ли со временем новый… Но та впечатляющая картина на теле моего Незнакомца, которую я видела, говорит о многом. Вряд ли ему доводилось проигрывать.
Какой-то незнакомый внутренний голос, с которым мне еще не приходилось сталкиваться, бархатно шепчет, что я видела далеко не всю картину… и я отмахиваюсь от него, смутившись до коней волос.
В третий, и последний раз срывается с губ темного воина отрывистая, резкая команда. И на этот раз лысый подчиняется беспрекословно. Поднимается и уходит, оставляя меч сиротливо лежать потухшей серой полосой мертвого металла.
