его, стекла, вовсе нет.
Мебель… красивая. Там, дома, тоже есть. Сундуки вот. Столы и лавки. Иные резьбою покрыты, но той тоже не достает изящества.
И камин белым камнем выложен.
На нем всякие штучки стоят, вроде бы просто так, но… она взяла в руки фарфоровую лошадку. Красивая. Такая, что и трогать-то страшно. А в руках Брунгильды и вовсе хрупкою кажется.
Коснулась гривы пальцем.
Вздохнула.
И вернула на место.
Именно. Все здесь слишком уж хрупкое, изящное, как эта вот лошадка. И принцессы… настоящие. А она?
Зеркало отразило Брунгильду во всей неприглядности. И драгоценное ожерелье, надетое Брунгильдой, лишь подчеркивало нелепость её. Слишком высокая. Слишком… могучая?
Из горла вырвался нервный смешок.
Там, дома, все-то было правильно. И она гордилась, что ростом, что статью. Разве слабая женщина принесет мужу сильных детей? И вовсе-то, что толку с той, которая ни весло не удержит, ни копья не подымет. А тут? Тут вот…
В дверь постучали.
И Брунгильда с радостью отвернулась, правда, появилось вдруг ощущение, что в спину ей смотрят. Из зеркала. Она даже оглянулась. Нет, никого, только её собственная тень.
Смеется.
Или…
Почудилось. Нервы. Впору этих… солей нюхательных попросить. Вот дома-то посмеялись бы. Дома… дома ей не будут рады. Ушла и… и ушла. И дальше-то что?
– Мне подумалось, что вы устали сидеть в одиночестве, – за дверью стоял Никас все в том же мятом зеленом камзоле, который еще и потерся на локтях.
И вот ему-то точно есть, чего одеть.
Тогда почему он выглядит настолько… поношенным? Неправильно это.
– Так заметно?
К Никасу Брунгильда уже привыкла. Безвредный он. Спокойный. И главное, странный, не боится ни мертвецов оживших, которых сам Ворон сторонится, ни хозяина их.
Ничего вовсе из того, чего бояться надобно.
– Немного, – он потер локоть. – Может, вы согласитесь составить мне компанию и прогуляться?
– А это…
Девицы, окружавшие принцесс, много говорили. Громко говорили. Нарочно громко говорили, что Брунгильда не сразу поняла.
Про одежду.
Манеры.
Изящество. Изящества Брунгильде не достовало, как и манер. Но манеры манерами, нужны они на Островах, как чайке лишние крылья, а понимание у Брунгильды имелось. И наверное, не очень хорошо гулять с другим мужчиной, находясь в доме жениха.
А с другой стороны… какая из нее невеста-то? Вот то-то же. И главное, что все-то понимают. Даже Ворон. Давече явился, вздыхал, взгляд отводил, а после бросил, мол, нечего переживать. И от слов его стало только переживательней.
– Я не думаю, что кто-то здесь рискнет усомниться в вашей добродетельности, – сказал Никас и руку подал. А Брунгильда приняла.
Как так поменялось?
На Островах он был лишним. Не таким. Слишком мелким. Слабосильным. Неудобным. А теперь вот выходит, что сама она… не такая.
– И куда пойдем? – а вот руки у него были белые и гладкие. Собственные показались вдруг Брунгильде огромными. И еще пальцы загорели, а на иных и сухие пятна мозолей виднелись. – Только не в сад. Там эти…
– Фрейлины?
– Они самые.
– Что ж, понимаю… на редкость никчемные создания, – Никас сам прикрыл дверь. – Но положение обязывает. Без свиты путешествовать как-то… не принято, что ли. Принцессе.
Замок производил впечатление.
Сперва размерами. Уж на что общинный дом казался Брунгильде большим, но он и пятой части двора не занял бы. А тут вот…
…и внутри все иначе обустроено.
Коридоры эти.
Комнаты.
Золото и мебель такая вот, которую тронуть страшно. А приходится, и Брунгильда первый день вовсе маялась, опасаясь ненароком что сломать или там разбить.
– Скажите, – Никас шел, глядя под ноги. – Как вам спалось?
– Нормально, – Брунгильда пожала плечами. – Крепко.
– А сны… видели?
– Я?
Сны-то ей прежде снились. Раньше. Давно. Когда она была совсем маленькой и забот не ведала. И оттого сны были яркими, веселыми. Порой она даже будто бы птицею становилась, поднимаясь над морем высоко-высоко. И глядела с небес на Острова, на корабли.
А еще…
Почему он спросил?
– Видите ли… – Никас остановился. Огляделся.
И Брунгильда поглядела.
Коридор.
Длинный такой. И полутемный. Окно одно и где-то там, позади. Тускло светятся камни, плодят призраков. И как-то стало не по себе вдруг.
Будто холодом по спине потянуло.
– Я бы хотел попросить вас о помощи. Честно говоря, не уверен даже, что получится, но… – он слегка замялся, отчего вид у него сделался вовсе несчастный. – И что это не есть та самая авантюра, против которых меня предостерегал дядюшка. Однако…
– Дурное снилось, – нашла в себе силы сказать Брунгильда.
А еще подумала, что, возможно, этот вот человек, неказистенький, слабый телесно, мог бы стать хорошим мужем.
И жаль, что не получится.
– Понимаете… мой дед… вернее его жена… её полагали ведьмой. Она и вправду обладала силой, пусть и не такой, как у вас.
– А какая у меня?
– Яркая, – теперь Никас глядел на неё. – Вы не видите, а я вот… оказывается, вижу. Здесь. Там-то нет, а тут… вот…
Он развел руками.
– Вы многое умеете.
– Я? – Брунгильда хмыкнула.
Вот уж и вправду многое. Сети плести. И укладывать. Разбирать. Чистить рыбу. Сушить. Солить семью способами. Еще лодкой править. Или вот с ветрами говорить. Но кто ж этого не умеет-то?
Разве что эти… наряженные.
Но им и не надобно.
Брунгильда представила ладхемку с кривым ножом в одной руке и тушкой трески в другой, и фыркнула. Вот уж и вправду, нелепица.
– И если вы согласитесь поделиться… – он замялся. – Понимаете… я бы хотел узнать, что произошло с моим отцом.
Брунгильда кивнула.
Похвальное желание. И понятное. Ей-то уж точно.
– И что надо делать?
Только под сердцем кольнуло. Выходит, пришел он вовсе не потому, что о ней, Брунгильде, беспокоился. Нет. Пришел он, ибо понадобилась.
Укололо и… отпустило.
– Немного вашей крови. И силы. Поверьте, это очень простой обряд. И я уверен, что у нас получиться… – Никас явно ожил.
– И когда?
– Сейчас, если вы не имеете других дел. Чем скорее… не знаю, у меня просто предчувствие такое, что нужно поспешить. И… я никогда не прощу себе, если не попробую.
Он моргнул и поглядел виновато.
– Я… извините, пожалуйста. Я взял на себя труд все приготовить. Но… вам придется… заглянуть в гости. Клянусь, что и в мыслях не имею оскорбить вас! Или покуситься на вашу добродетель.
Вот уж… смешной человек.
Покуситься.
А еще подумалось, что, может, Брунгильда была бы и не против, сыщись кто, кто рискнул бы покуситься. Да только… вряд ли.
Обидно.
Зеркало.
Черное. Круглое. В оправе из серебра. Оправа изящная, с цветами и дивными птицами. Птицы расправляют крылья, а
