сунул добычу в кошель.
Спрыгнул.
Огляделся с явным сожалением. Больше не было рядом ничего-то, что могло бы представить интерес. Вот и все.
Человек отвернулся и направился к выходу.
Шаг.
И шелест.
Он остановился. Тишина. Ничего. Ни теней, ни… конечно, ничего. Нервы.
Шаг.
И снова шелест. Чуть громче… еще шаг. Он спешит. Он уже переходит на бег, понимая, что нельзя оставаться. И страх, первозданный, первобытный, гонит его вперед.
А шелест становится громче. И он знает, что это шелестит.
Змеи.
Они стекают с головы богини, падая на пол тонкими нитями медных гадюк, и толстыми шнурами старых кобр. Они пока медлительны.
И сонны.
Они сплетаются узлами, обнимаются, согревая друг друга. И повинуясь воле той, что все еще прекрасна, несмотря на трещины, спешат покарать наглеца.
А он, оглянувшись на свою голову, замирает, ибо весь пол вдруг, все плиты золотые, все узоры на них, вдруг покрываются ковром змеиных тел.
А умирать от яда не больно.
Оказывается.
И только Брунгильда кричит. Она слышит свой крик. И хрип, раздирающий горло. Слышит и ничего-то не может сделать.
Она бьется.
И тонкая нить, сплетенная из крови и силы, лопает.
Оглушает.
И Брунгильда почти задохнулась. Она тонула где-то.
В нигде.
Во тьме, что сделалась плотной, тягучей. И тьма обнимала её. Тьма шептала многими голосами, повторяя имя Брунгильды. Тьма окутывала, тянула в себя. Она раскрылась голодной пастью водоворота, и Брунгильда поняла, что не выплывет. Что утянет её в глубины.
Хорошая смерть.
Тьма – то же море, только силы. А она… она ведь любит море.
Надо бороться.
Плыть.
Но… она слаба. Куда слабее, чем ей казалось. И зачем? Чего ради? Тут спокойно. Тут она дома. Никто не станет смеяться. Или шептаться. Глядеть с отвращением. Что ей терять? Здесь она не нужна, да и дома её не ждут… не примут… и пусть мир велик, но достаточно ли велик, чтобы в нем нашлось место для Брунгильды?
Она почти сдалась, когда покров тьмы вдруг треснул, высвобождая тень.
Та возникла перед Брунгильдой.
И вскинула руки, заставляя очнуться.
Губы тени дрогнули.
И Брунгильда услышала:
– Борись…
Бороться.
Именно.
Она дочь Торвальда. И внучка Харальда. Она дитя Островов и моря. Она ходила к Огненным скалам и ныряла в разлом, пытаясь найти хоть что-то, что можно было бы продать.
Она…
Выплывет.
Вот так.
– Спасибо, – Брунгильда не знала, как говорить здесь, где бы она ни находилась, но тень протянула руку и коснулась её. И тьма коснулась. И прикосновение это подарило боль.
А боль подстегнула.
И Брунгильда рвалась вверх. Выше. Быстрее. Туда, где дребезжал слабый огонек. Высоко. Слишком высоко. Но она сумеет. Она… она смогла выплыть тогда, из водоворота, когда ногу свела судорогой. И лодку провести сквозь бурю, что налетела с севера. Она… она на многое способна.
На то, что не сумеют те слабые хрупкие девицы, которые смеялись над ней. И когда у нее почти получилось, силы иссякли. Это было так обидно, так…
Тьма рассмеялась.
И… и превратилась в дорогу. В тонкую-тонкую, словно нить, тропу.
– Прочь, – жесткий голос заставил её отступить. А другой, мягче, позвал:
– Возвращайся.
И Брунгильда вернулась.
Изменения Ричард почувствовал шкурой. Будто за шиворот горсть битого стекла сыпанули, ко всему со льдом перемешанного.
Тьма вдруг пришла в движение.
И Замок забеспокоился.
– Что за… – Ксандр закрутил головой, явно чувствуя, если не то же самое, то нечто весьма сходное. – Что тут происходит.
– Ритуал, – Ричард поднял палец к губам и застыл, прислушиваясь.
Кровь.
Кровь была пролита.
Слово сказано. Запретное. Кем? Здесь, в Замке… и ритуал еще длился. Тьма же, приняв дар, играла с глупцом, который решил, будто он умнее прочих.
А значит, оставался шанс.
– Вот ведь… – проворчал Ксандр, отряхиваясь. Черты лица его заострились, а в глазах блеснула опасная краснота. – А я говорил, что от этих гостей одни проблемы…
Ричард не дослушал.
Тьма звала. И требовала. И… он шею свернет тому придурку, который решил поиграть с ним и с Замком. И… он сорвался на бег, боясь одного, что не успеет. Но Замок, до того молчаливый, даже равнодушный к Ричарду, спешно открывал двери.
И эту вот, явно запертую, распахнул, вывернув засов.
Комната.
Чья?
Взгляд зацепился за смутно знакомого человека, кажется, он с Островитянами пришел, пусть и отличался от них разительно. Сейчас человек сидел на полу. Зеленый камзол лежал тут же, грудой мятого бархата.
Пахло кровью.
Могильные свечи чадили, выпивая проклятый воск. И дым их сплетался сетью, накрывая искореженное заклятьями зеркало. Над ним, замерев, вцепившись обеими руками в оправу, да так, что та помялась, склонилась островитянка.
Брунгильда.
Крупная, но такая тихая, застенчивая девушка. Что за…
– Не мешайте нам! – человек вскинул голову и посмотрел на Ричарда красными глазами. – Уже почти…
Почти догорели свечи и в дыме их появилась характерная горечь, свидетельствующая о том, что черта пройдена. И ритуал должен быть завершен.
Ритуал…
– Что ты ей дал? – Ричард рывком поднял человека.
А тот, глупец, попытался отмахнуться.
– У меня получилось! А вы мешаете!
От пощечины голова его – Никас, человека звали Никас – мотнулась, а губы лопнули, подкармливая дым кровью. И человек ойкнул, прижал ладонь к этим разбитым губам.
– Что за ритуал?
– Она видит, вы понимаете?! Видит…
Островитянка сидела и слегка покачивалась. И говорила. Тихо. Шепотом. Так, что и разобрать-то слова получалось с трудом.
– Она его нашла! Моего отца и… и я тоже видел! Сейчас она пойдет дальше, и покажет мне, где искать.
– Убери его, – Ричард швырнул идиота Ксандру. – Запри. Внизу. Пока. Потом разберемся.
– Вы не имеете права! Я гражданин…
Ксандр перехватил гостя за горло и тот заткнулся.
Потом и обмяк.
Плевать.
Ричард опустился рядом с девушкой и коснулся её шеи. Холодная. И сама бледна. Эта бледность проступает сквозь загар, отчего кожа кажется серой, словно пеплом припорошенной. Щеки запали. Губы обескровлены, но шевелятся, пусть слов уже и не разобрать.
А свечи того и гляди погаснут.
Думать.
Зеркало.
Кровь. Клинки… заговоренный, прикормленный смертной жертвой в том числе. Он рядом с девушкой, как и второй. Зачем второй? Или… точно, Никас использовал его для себя.
А Брунгильде подсунул проклятый.
И… его кровь? Её кровь. Она проводник. Куда?
– Он привязал её к мертвецу, – выдохнул Ричард и попытался вытащить зеркало из закостеневших рук. – Спроси, он позаботился о том, чтобы привязать её душу к телу?
– Слышал? – Ксандр слегка разжал руку на горле и дружелюбно заметил: – Говори, или сердце вырву.
– З-зачем?
– Сожру. Так-то я на
