увидеть в поведении Тодда доказательства вины как в прошлом, так и после пожара. Во многих случаях, когда мы с моим подразделением работали в течение нескольких лет, составленные нами профили и анализ уголовных расследований не приводили к судебному преследованию или выявлению неизвестного субъекта, и я не имею ничего против этого. В этом занятии нет ничего лишнего. Я уверен, почти во всех этих случаях профиль составили правильно, даже если он не привел к аресту. И во многих случаях, когда подозреваемый уже был под стражей и нас просили либо подтвердить, либо перенаправить расследование, я считал, что у нас чертовски хороший послужной список.
А вот подобным случаем я не смог бы гордиться. У нас было слишком много дел и слишком много внешнего давления, чтобы подвергнуть сомнению то, что выглядело как убедительное и надежное доказательство. Я бы не стал подвергать сомнению отчет о поджоге, и он сориентировал бы меня в определенном направлении. Тут можно привести лишь единственное смягчающее обстоятельство: если бы мы работали над этим делом, а затем узнали о том, что судебно-медицинская экспертиза изменила данные, то я бы сдвинул небо и землю, разбил палатку у порога директора ФБР, если потребуется, и попытался бросить все доступные мне ресурсы Бюро на то, чтобы добиться отсрочки казни. Но даже этого, вероятно, не хватило бы.
Как и в случае с Коулманом, вопрос в итоге был разрешен с помощью новейших достижений науки. Несмотря на эффект телесериала «CSI: Место преступления», такое удается лишь в редких случаях. Чаще всего у следствия нет окончательных вещественных доказательств. Скорее, есть отдельные элементы, их необходимо поместить в более широкий контекст, а из этого можно сделать выводы. Как показывают два этих описанных случая, достижение справедливости может стать сложным делом и морально опасным путешествием, в котором не возникает простых ответов. Единственное полностью надежное руководство к действию – всегда знать об этих опасностях, чтобы не терять надежду их избежать.
Я не уверен, есть ли ирония судьбы или вполне объяснимое явление в том, что из этих двух случаев – дел Коулмана и Уиллингема, – человек, в отношении которого все-таки свершилось справедливое правосудие, произнес последние слова: «Любовь вечна. Моя любовь к тебе будет длиться вечно. Я люблю тебя, Шэрон». Тот же действительно невиновный, которого вышвырнули из жизни, решил подвести итог своей жизни непристойной руганью и богохульством.
Из-за того, что сделал в жизни Кэмерон Тодд Уиллингем, его можно назвать двоечником, жестоким мужем, да и просто лживым и неприятным типом. Из-за того, что сделали с ним, он стал мучеником, пострадавшим во имя справедливости и истины. И это наследие переживет его.
Часть третья. Выравнивание весов
Глава 6. История Сюзанны
Когда дело доходит до убийства, не существует эффективных средств правовой защиты. Невозможно исправить ошибку и вернуть жертву ее семье, друзьям и близким. Эта ситуация безысходна, отсюда и возникает мнение, что лучший способ со стороны государства уравновесить чаши весов в судебном порядке – лишить жизни того человека, который лишил жизни невинную жертву. А особенно в случаях умышленного, жестокого, садистского убийства. Так считают многие семьи жертв и их защитники, сотрудники правоохранительных органов и простые представители общественности.
Так как у меня за плечами многолетний опыт работы в правоохранительных органах, я отношу себя к этому же лагерю.
Надо сказать, что я полностью принимаю и уважаю взгляды тех, кто выступает против смертной казни по моральным или практическим соображениям. Однако не могу принять один их аргумент. И даже решительно сопротивляюсь ему. Этот аргумент заключается в том, что смертная казнь есть легализованное убийство – если государство лишает кого-то жизни, то несет ту же моральную вину, что и обвиняемый, совершивший убийство. Скажу прямо, для меня это нонсенс. Это не только вздор, но и оскорбительное утверждение с моральной точки зрения, поскольку оно стирает различие между жертвой и преступником, между невиновным и виноватым. Если мы когда-нибудь потеряем это различие, то погибнем морально как этическое и справедливое общество.
Впрочем, каждый имеет право на любые аргументы.
Люди часто спрашивают меня и других следователей, которые разделяют мои взгляды: как мы можем быть сторонниками смертной казни, зная о различиях в степени компетентности и сложностях в работе полиции, следствия и уголовного правосудия? Как мы можем поддерживать этот необратимый акт властей, особенно в свете таких случаев, как с Тоддом Уиллингемом или с доктором Джеральдом Херстом, а ведь подобных им наверняка еще найдется много? И это если говорить только о поджогах.
Вот ответ: мы поддерживаем смертную казнь в отношении определенных типов преступлений при определенных обстоятельствах. Но вместо того чтобы начинать с теоретического, академического обсуждения смертной казни, давайте перенесем проблему на личный уровень. Потому что в жизни нет ничего менее теоретического и более личного, чем убийство. Давайте сосредоточимся на отдельных лицах, а не на абстракциях, на опыте, а не на предположениях, на фактах, а не на мнениях.
Я хочу рассказать о случае, который впервые описал в книге «Путешествие во тьму» (Journey Into Darkness). Но с тех пор как та книга была опубликована, мне придется написать критическую, мучительную и в итоге поучительную новую главу. Эта история осветит многие ключевые вопросы: сильные и слабые стороны смертной казни, параметры и ограничения справедливого судебного разбирательства, разумный процесс его обжалования. А также использование научных доказательств, особенно после завершения судебного разбирательства и вынесения приговора, а также человеческие потери. Весь этот груз ложится на плечи каждого из участников.
Это история Сюзанны Мари Коллинз и Седли Элли.
Я пишу два этих имени в одном предложении, но не потому, что между ними есть какое-то сходство или моральное равенство. А потому, что Седли Элли совершил поступок, создавший связь и отношения между ними, ужасную ассоциацию, которая привела к гибели. Пока мы обсуждаем систему уголовного правосудия, а также плюсы и минусы смертной казни, не позволяйте этой принудительной связи уходить от вашего внимания.
Обо всех делах, над которыми я работал, писали и Марк Олшейкер, и я, но ни одно из них не вызвало
