Молчу, не разрывая зрительный контакт, и не знаю, чего хочу от этого разговора: что-то понять для себя или же чтобы его просто не было.
— Не знаю… — начинаю неловко и опускаю голову, сверля глазами собственные коленки, выпирающие из-под одеяла. — Я чувствую себя лишней здесь.
— Что за чушь?
— Это не чушь, Ник, — откашливаюсь и выдаю то, что беспокоит в довесок ко всей той многогранной жопе, в которую превратилась моя жизнь. — Мне не нравится, что вам всем приходится нянчиться со мной, забивая на свои дела и планы. Что Чарли приходится разрываться между Элизабет, которой он действительно увлечен, и моей персоной. Что ты ищешь любой повод, чтобы привести меня в состояние хоть какого-то более-менее шаткого равновесия. Что Ричард занимается моими проблемами, подняв на уши всю Британию, а не вопросами своей семьи. Что Беатрис, которая так долго ждала своих гостей, вынуждена тратить на меня свое внимание, а не отдавать его всецело другим женщинам. Что Киллиан… — запинаюсь, ощущая, как все внутри горит огнем свежей обиды, — забудь.
Николас отставляет бутылку на тумбу, а затем разворачивается ко мне и притягивает к себе, смачно целуя в макушку.
— Вот ты, вроде, такая умная и острая на язык, сестричка, а иногда бываешь беспросветной дурехой, — чувствую его горячие ладони через ткань футболки. — Ты — наша семья. Мы все любим тебя, как свою, и ты это знаешь. Именно поэтому мы все кружим вокруг, чтобы с тобой ничего не случилось. Потому что нам не все равно. Поэтому Чарли не пропадает с Элизабет, потому что ты для него дороже, — мужской голос становится задумчивым, — поэтому я ошибаюсь возле твоей комнаты и пытаюсь вытащить тебя развеяться, потому что знаю, что ты сидишь тут и жрешь себя изнутри. С годами ничего не меняется. Поэтому папа копает подо всех — не потому, что обещал твоему отцу. Точнее, не только поэтому… Он боится за тебя, как за одного из нас. Ты для него ребенок. И поэтому мама волнуется. Она не знает всего полностью, но видит, что ты сама не своя.
Мужчина поднимает мой подбородок, вынуждая посмотреть в его глаза, а затем делает глубокий вдох и продолжает:
— А Кил… Он, наверное, делает больше всех нас для тебя. Все это время он роет там, где не можем мы. Да, он идиот, — Ник закатывает глаза. — Он чурбан по всем фронтам. Я уже забыл, когда последний раз видел любое его искреннее проявление эмоций, кроме злости и гнева. Но он каждое свое появление задаёт один и тот же вопрос. Знаешь какой?
Качаю головой в разные стороны, ощущая внутри такую тряску, что ноги дрожат.
— Он спрашивает, как ты. Никаких лишних слов — только эти. И каждый раз стопорится в своих ощущениях, когда видит тебя те доли секунды, что ты позволяет, пока убегаешь в свою берлогу, если видишь его.
— Когда ты стал таким проницательным? — пытаюсь перевести все в шутку, пока сама взрываюсь в собственных эмоциях. — И болтливым.
— Я не знаю, в каких вы были отношениях, Тиф. Но единственное, что могу сказать — Киллиан не предатель.
— Я и не говорю так. Это все последствия только моих заморочек.
— Ты ему нравишься.
— И Элизабет, судя по всему, тоже, — выдаю тихим голосом. — Она яркая. Он ее не знает. Все новое всегда притягивает.
— Не знаю, что все нашли в ней, — Ник снова тянется к бутылке, делая большой глоток, — ничего особенного.
— Видимо, это не так, раз сразу двоих твоих братьев повернуло на ней.
Снова встречаемся глазами и замолкаем. Каждый переваривает свои мысли. Ник задумчиво смотрит в потолок, я же борюсь с навязчивым ощущением, что что-то упускаю.
— Не знаю, Тиф… — Хоггард закидывает мне на плечо руку и притягивает к себе. — Может быть, Кил и увлекся ею, но только из праздного интереса. Не более. Я вижу, как он смотрит на нее — да, любопытно. Да, нравится. И… Все, — он разводит руками в разные стороны и пожимает плечами. — И я каждый раз удивляюсь, как он смотрит на тебя.
— Почему? — мой голос вибрирует.
— Потому что каждый раз мне кажется, что в нем что-то взорвется от эмоций, которых он и сам не понимает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Он обидел меня.
— Знаю, заноза. Но думаю, что он этого даже не понял. Киллиан, которого ты знаешь сегодня, очень далек от того пацана, с которым вы были знакомы в детстве. С ним что-то произошло, и это его сломало. Поэтому просто живи, сестричка. Не закрывайся от нас. Ты всем дорога, и мы переживаем, — от его слов мне стало так стыдно, что, кажется, загорелись даже корни волос — так я покраснела. В очередной раз зависла на своих проблемах, совершенно игнорируя людей рядом. Как тогда… Когда Его семья нуждалась во мне так же, как и я в ней, но я снова всех оттолкнула. — Надеюсь моя тирада произвела впечатление, и теперь ты испытываешь многочисленные муки совести, поэтому можем посмотреть кино, а ты все хорошенько ещё раз обмусолишь у себя в голове.
Смешинки в его голосе заставили меня улыбнуться. Ник, каким бы разгильдяем не был, остаётся очень чутким человеком. Это привлекало меня в нем в детстве, это же цепляет и сейчас.
— Я бы вытащил твою прелестную попку покуражить, но знаю, что ты откажешься. Хоть и зря. Поэтому смотрим фильм.
— Мое согласие здесь не требуется?
— Не-а, — откидываю голову на его плечо под озорной мужской смех, и сама расплываюсь в широкой улыбке, — я уже проявил великодушие и не потащил тебя в бар, на этом оно закончилось. Эгоист Ник снова в строю. Фильм я тоже сам выберу, не против?
Смеюсь и качаю головой, закидывая очередную порцию чипсов в рот. И, казалось бы, в этот момент все кажется так просто, но на деле — все далеко не так легко, как видится. Особенно ярко об этом кричат противоречивые чувства, которые буквально распирают нутро, заставляя в очередной раз болеть сердце.
Глава 27
Love Is The Cure — Sleeping Wolf
Киллиан
Избегает.
Она. Меня. Избегает.
В очередной раз вижу хрупкую спину, выпрямленную так, словно в позвоночник кол загнали, удаляющуюся от меня по лестнице, и разбиваюсь о волну нахлынувших эмоций. Если первые несколько дней я ещё делал вид, что мне все равно, что меня не заботит то, что творится в этой светлой голове и что она обо мне думает, то сейчас же просто раздирает от противоречий. С одной стороны хочется послать все нахрен и свалить с этого дома со всеми его обитателями, а с другой стороны как представлю, что с ней что-то может случится… Сердце в эти моменты сначала резко тормозит, а потом с такой скоростью разгоняется, что кости проламывает насквозь.
В такие моменты единственное мое желание — вломиться в ее комнату и хорошенько встряхнуть Тиффани, чтобы вся дурь из ее головы разом улетучилась. А потом от души выебать. Потому что я дико ее хочу. Потому что я, мать его, страсть, как соскучился. И я спокойно могу пойти и сделать это, но что-то внутри тормозит мой обыкновенный напор. Я даю ей время. Как и даю его себе.
Никогда бы не подумал, что признаюсь себе в этом, но да… Я ещё способен скучать. Причем так люто, что это ощущение все рецепторы раздражает. Заставляет каждый вечер стирать до мозолей руку на члене в очередном приступе невообразимой дрочки, но при этом хранить эту пресловутую верность. Ни Майа, которая снова появлялась на моем пороге, ни Элизабет, которая больше не производит того самого впечатления, как при первой встрече, не цепляют меня. Никто не цепляет. Все мои мысли только о молодой женщине, которая больше не хочет иметь со мной ничего общего.
Я продолжаю копать под ту гребаную сделку, которую заключил ее отец. Есть кое-какие намётки на определенный круг людей, с которыми мне необходимо будет пообщаться лично. Только так, как умею именно я. Возможно, что-то новое всплывёт на поверхность. А пока, мне нужно решить все вопросы с Тиффани Барлоу — невероятно упрямой и колючей занозой.
Прохожу мимо ее комнаты, задерживая взгляд на двери. Невольно прислушиваюсь к звукам за ней, но, как и всегда, не слышу ничего. Устало захожу к себе и аккуратно кладу на прикроватную тумбу видавшую виды книгу. Провожу по ней пальцем, ощущая какой-то невероятный трепет и тоску. Открываю на середине, вытаскивая многочисленные письма, и пробегаю глазами по аккуратному почерку, каждый раз заставляющему что-то внутри болезненно обрываться и падать вниз. Медленно моргаю и убираю все в ящик тумбы.
