На полустанке далеко за Уралом поезд простоял полчаса, поджидая вертолет с журналистами из BBC, которые готовили фильм о сдвинувшейся с места, преодолевшей смерть, в очередной раз удивившей мир России. Трепаковский принял английских журналистов в вагоне-салоне и говорил с ними на фоне синего партийного флага. Он и не подумал снять свой синий халат с золотыми кистями и круглую шапочку. Он угощал их водкой "Тоталитарный демократ" и черным хлебом "Трепаковский" и утверждал со своей всегдашней смесью серьезности и клоунады, что это лучшее, что есть сегодня в России. Грусти, тоски и задумчивости не было теперь в нем и в помине, и он говорил с ними со своей всегдашней энергией, выстреливая и выпаливая привычные сто пятьдесят слов в минуту.
"Политика состоит из глупых и подлых. Подлые у власти, глупые в оппозиции. Глупые борются за то, чтобы стать подлыми, а подлые не хотят быть глупыми. Но я — другой! Я не глупый и не подлый, я тоталитарный демократ, и я знаю, что дать нищим и русским в великий момент истории! Я не позволю украсть у них смерть, как уже у них украли жизнь! Миллионы украденных жизней! Все жизни украли. сволочи! Обворованная Россия, прозябающая в смиренной тишине! Я соберу их под моими синими знаменами и поведу на Кремль, и скоро никто не посмеет говорить нам, как нам жить, а это мы будем говорить всему миру, как ему жить, если он хочет остаться в живых после смерти!"
"Как можно быть тоталитарным демократом? Можно! Что значит абсурд? Вы неправильно понимаете слова! Тоталитарный демократ означает самый последовательный и самый настоящий демократ! Это я! Я сторонник демократии, доведенной до каждого человека, положенной ему в карман, вложенной ему в рот! Ешьте вашу демократию, сосите ее! Она ваша! Каждый должен иметь право вето на любой закон, и только тогда можно говорить о том, что права меньшинств защищены! Самое лучшее меньшинство, нуждающееся в защите — одиночка! У вас в Англии не так? Не так? У вас нет демократии!"
"Хватит вам учить нас, какой демократия может быть, а какой нет! Демократия это не ваше изобретения, а греков, а греки, как известно, близкие родственники русских. Они наши племянники! Ну хорошо, мы их племянники, это неважно! Скоро мы отнимем у турок Босфор и отдадим его грекам! Мы переняли демократию прямо от Перикла, а что вы? Вы, я вас спрашиваю, что? Ваша демократия бледная англо-саксонская копия… Я довожу идею выборов до конца, я убежденный и тоталитарный сторонник выборов! Выбирайте всё и всех! Выбирайте всеобщим и равным голосованием мусорщиков и лифтеров и запрещайте всеобщим и равным голосованием лесбийские браки, красный цвет носков, блеяние козы по ночам и марш Мендельсона в загсах! Я ненавижу этот марш, мы заменим его "Прощанием Славянки"! Пусть Африка и Америка переженятся под марш "Прощание Славянки"! Вы не делаете этого в своей Англии? Значит, вы не демократы!"
Журналисты на это заметили, что все это дикая небывальщина и ужасная чепуха, и еще намекнули, что Трепаковский над ними издевается. Это были зубры международной журналистики, они интервьюировали американских президентов, африканских людоедов, азиатских миллиардеров, и им ничего не стоило поставить разошедшегося русского политика на место. В конце концов, он еще не президент России, чтобы так разговаривать с Западом. И еще им очень не понравилось, что он принимал их в халате, как барин бедных просителей. Они надеялись на оливковый френч. Этот их демарш настолько оскорбил Трепаковского, что он на мгновенье даже оскалил верхние зубы. "Небывальщина? Жалкие англосаксы, добровольно уложившие мозги в спичечные коробки здравого смысла! Нет никакой небывальщины! Абсолютно все, что могут представить себе люди, то и бывает и может быть и скоро будет, вы поняли, вы, европейские карлики!"
Но не только митингами и интервью занимался лидер тоталитарных демократов во время своего стремительного продвижения с запада на восток. Иногда он в оливковом френче проходил по сильно качающимся ночным вагонам и появлялся в кабине электровоза. Лысый бугай Славик с вмятиной на черепе сопровождал его. Двое молчаливых машинистов покорно отступали к задней стенке кабины, и Трепаковский брал управление поездом на себя. Это был волнующий момент. Час и другой он стоял у рычагов и зорко смотрел в широкое лобовое стекло несущегося на восток электровоза. Вокруг на сотни километров царили ночь, и тишина, и безлюдье. Трепаковский стоял с прямой спиной и гордо поднятой головой, и никто в кабине не смел нарушить величественную тишину свершения. Только грохот колес на стыках рельсов и только вой ветра, обтекавшего плоский нос электровоза. И Славик, и машинисты-партийцы чувствовали, что в эти часы их вождь перехватывает не управление рычагами мощной машины, а управление самой историей. Что там рождалось и обдумывалось за лбом политика, лидера и вождя? Да, Трепаковский чувствовал, что десятилетия интриг, мелкой торговли за мандаты, словесного поноса, дурацкой суетни и шустрой беготни по коридорам администрации президента истекают. Он чувствовал себя сильным, как никогда. Он не говорил им о том, что будет, когда они доберутся до океана. Но они знали, что он знает.
3.
После процедур, которые она прошла у московских сновидиц, Анна Вивальда чувствовала прилив новых сил в организме и огромное обновление души. По утрам она теперь выпивала не стакан бренди Veterano, как прежде, а стакан теплой воды с каплей липового меда, принесенного Верой в бидончике с ее алтайской пасеки. Овсяная каша "Здоровяк" на молоке полностью вытеснила из ее рациона кокаин. Со снами у нее теперь тоже было все в порядке. Ее подруга Маша, главная сновидица Москвы, научила ее очищению снов от грязи и мути дневных ощущений. Во сне — учила она — следует всегда быть внимательным и подмечать малейшие детали. Она отказывалась объяснять Анне Вивальде, что означают странные подробности запутанного, невесомого и зыбкого мира, в который певица попадала на втором или третьем часу глубокого ночного сна. Камешек, попавший в босоножку, подгоревшая на открытом огне котлета, голубая ванна с зеленой водой и рассыпанными по дну красными медными монетами, черная виниловая пластинка, вращающаяся на пальце с розовым маникюром — все эти символы и картины Анна Вивальда должна была осознать и понять сама. Еще Маша снабжала Анну Вивальду, привыкшую к дорогой французской косметике, самодельными кремами и мазями, которые изготавливала у себя дома из экологически-чистых продуктов, таких, как молотый лопух, рубленая крапива и пропущенная через мясорубку мята. Все это она замешивала однопроцентным кефиром, произведенным знакомым калужским фермером. Кремы она раскладывала по баночкам из-под фирменной косметики и раздавала подругам. Это были воистину живительные кремы и мази, и Анна Вивальда, с утра намазавшись ими с ног до головы, расхаживала по своему огромному номеру в красной майке с надписью Sun Fun и чувствовала небывалый прилив энергии. Она смотрела в зеркала и нравилась себе.
Сновидицы в эти дни основали первую в Россию турфирму, устраивавшую путешествия в загробный мир. Фирма называлась Premium Holliday, что намекало на высший класс потусторонних путешествий и на вечный праздник, в который превращается жизнь человека, знающего свои сны, накладывающего на лицо мятную кашицу и таким образом овладевающего бессмертием. Людей в иной мир фирма пока не отправляла, потому что еще не имела лицензии, а лицензия отсутствовала потому, что еще не начало работать новое министерство загробных дел (МЗД). Министр уже был назначен, но министерство еще только комплектовало штаты и спорило с минфином о командировочных, которые следует платить отправляющимся в служебную поездку в загробный мир начальникам главных управлений. Минфин собирался приравнять командировку в иной мир к командировке в Монголию, а новый министр требовал считать командировку в иной мир чем-то вроде полета в космос и платить соответственно. Фирме же пока предстояло собрать базу данных возможных клиентов и самим посмотреть места будущих путешествий. Анна Вивальда тут же дала денег на аренду маленького желтого особнячка напротив консерватории. Сама она теперь была лицом фирмы и главной приманкой для посетителей. Люди ехали в особнячок на углу Никитской и Брюсова переулка, чтобы посмотреть на знаменитую певицу, эмигрировавшую с Карибских островов в новую бессмертную Россию, чтобы здесь открывать людям новые пути в потусторонний мир. Одно смущало Анну Вивальду: клиенты часто спрашивали ее, была ли она сама там. И она вынуждена была отвечать, что нет, сама еще не была. И это было неудобно и не очень правильно для бизнеса.
Этим жарким, раскаленным и душным летом шальная певица старых блюзов и новых баллад полностью уверовала не просто в бессмертие, а в легкость бессмертия. Теплый Олень и Мелкая Вибрация говорили ей, смеясь, что однажды они просто лягут на надувные матрасы и, чуть подгребая ладонями теплую воду сновидений, отправятся в прекрасный загробный мир. Синий Шафран учила ее, что люди знали о путешествиях на тот свет еще две тысячи лет назад, и для этого им не нужен был синхрофазотрон. Если в трансе человеку вспоминаются его прошлые жизни — а они вспоминаются, она это знала! — то о какой смерти можно говорить и о каком исчезновении? Если наложение маленьких горячих ладоней снимает боль, если черный ворон обращается в человека, а человек в кошку, если детская забытая песенка про двух котов и их хвосты сама собой возвращается в душу, если алтайский мед-донник в белом бидончике сам собой появляется у нее на столе по утрам, если пальцы, хитро сложенные в хастах и мудрах, дают телу прохладу, а дыханию легкость — то это означает, что скучный, тяжелый, убогий мир Дакосты и прочих отменяется. В нем не обязательно жить. И Анна Вивальда теперь собиралась всегда — все свое длинное, длинное и прекрасное бессмертие — жить вот в этом новом, легком и веселом мире сновидиц и волшебниц. И еще она собиралась помогать другим людям, которые так же, как недавно она, мучились депрессиями, алкоголизмом, наркоманией и одиночеством, находить свой личный и неповторимый путь туда, в этот прекрасный сновидческий и потусторонний Premium Holiday.
