– Конечно. Парень он смышлёный, настырный, одно слово – журналист! Жаль только, нас не послушался. Теперь придётся форсировать операцию по блокированию «Уюта» и задержанию его обитателей.
– Но мы ещё не выяснили, на кого работает Бес, кто стоит за его спиной. А сейчас это самое главное.
– Самое главное для нас – спасти Глазунова и Любимову. А хозяина Беса уж как-нибудь вычислим.
– Как? Ну, задержим Беса, он, в лучшем случае, признается в сбыте наркотиков и в своей причастности к гибели журналистов «Голоса Приволжья». Тут мы имеем против него весомые доказательства. А вот где подпольная лаборатория по производству наркотиков, и кто её хозяин – он вряд ли выдаст… Может, повременим с операцией?
– Нет! Медлить нельзя. Я за Глазунова боюсь. Не хватало нам ещё одного трупа… А что касается тех, кто стоит за спиной Беса, так у нас есть все данные об обитателях и клиентах «Уюта» – кто-нибудь из них, несомненно. Скорее всего – Верховский. Посуди сам: может ли настоящий учёный, интеллигент, связаться с такими гнилыми личностями, как шеф «Уюта» Проханов и его гости? Не слепой же он, знает, что творится в «Уюте», да и сам там охотно всем пользуется. Значит, и его нутро с душком… Это, во-первых. А во-вторых, я установил, что в своё время в одном из НИИ он вёл разработку по созданию ряда препаратов на основе органического синтеза материалов. Но что-то там у него не заладилось… И вдруг – изготовленные на основе такого же процесса наркотики в изобилии появляются у Беса и распространяются в нашем городе. Кто мог сотворить их здесь?
– Думаешь, Верховский?
– Теперь почти уверен. Возьми случай с Любимовой… Студентка. Того самого института, где работает Верховский. Судя по всему, бежала она из «Уюта», куда доступ, как мы выяснили, позволителен не всякому. Как она оказалась в этом вертепе, среди пошляков, проституток и уголовников?.. Ответ ясен: кто-то заманил её, чем-то прельстил. Уж не Верховский ли?
– С какой целью? Чтобы поволочиться за ней?
– И это не исключено… А с другой стороны – в «Уюте» можно организовать лабораторию? Далеко от города, от чужих глаз… Да! Я всё больше прихожу к мысли, что если Верховский решил заняться производством наркотиков, то лучшего укрытия, чем «Уют», не сыскать. Теперь поразмышляем дальше… Верховскому, конечно, понадобилась лаборантка. Он выбирает среди своих студенток девушку поскромнее и победнее, но умом побогаче и знаниями посильнее других, а Любимова именно так и характеризуется в институте, и хитростью ли, посулами привлекает её к работе в подпольной лаборатории.
– А почему в последние дни так охотились за ней?
Корнеев пожал плечами:
– Можно лишь предположить. Глазунову она сказала, что в «Уюте» вступила в конфликт с одним из его обитателей, потому и преследовали её. А я думаю, не с Верховским ли поссорилась, не от него ли бежала?.. Вот мы с тобой всё гадали о мотивах убийства коллег Глазунова. Но если мои рассуждения о Верховском верны, то становится понятным, почему их «убрали». После встречи с Любимовой они стали опасны для него: не проболталась ли о нём?.. Глазунов это раньше нас сообразил. Но теперь и нам нельзя терять ни минуты. Надо выручать журналиста. Если он угодит в лапы Беса и Длинного, то шанс вернуться живым у него вряд ли останется. Так что готовь опергруппу на выезд, а я пока руководству доложу. Думаю, возражений на проведение операции не будет.
Корнеев ещё раз взглянул на часы.
– В «Уюте» сейчас как раз самый наплыв гостей. Пора нам кончать с этими оборотнями.
12Глазунов вышел вслед за Бесом в коридор. Ноги сделались ватными, он едва передвигал их, и если бы не Бес, почти тащивший его за собой, он, наверное, остановился бы и сел на пол. Бес пнул какую-то дверь, втолкнул его в небольшую, залитую электрическим светом комнату и тут же исчез.
Глазунов раскачивался у порога, как пьяный.
Наташа сидела за столом, уткнув голову в сложенные ладони. Услышав стук двери, она поднялась и радостно бросилась к Глазунову:
– Володя! Ты жив?!
И тут заметила в его руке нож.
– Что это у тебя? Зачем?
Он не ответил. Тяжело дышал и, как безумный, ворочал помутившимися глазами. «Убей её, убей», – слышался в голове гипнотизирующий голос Верховского. Но руки словно свинцом налились. Он с трудом поднял ту, что была с ножом, и… застонал, не в силах выполнить дикий приказ.
Наташа изменилась в лице. Всё поняла. В глазах появилась тревога:
– Тебе приказали убить меня?
– Да… Ты – дрянь, дрянь! – процедил он сквозь зубы, вновь закипая яростью.
Горестная улыбка скользнула по бледному лицу Наташи, но девушка переборола себя, попыталась перехватить клинок. Глазунов оттолкнул её.
Наташа вскрикнула, ударившись об угол стола. Невольно обвела взглядом комнату в поисках укрытия. Такового здесь не оказалось. Окно?.. Она не испугалась бы стёкол, но межрамная решётка напрочь опрокидывала и эту надежду на спасение.
А её неожиданный палач уже стоял рядом. Покачивался на нетвёрдых ногах, что-то невнятно мычал, и нож в его руке отбрасывал на стены зловещую тень.
В груди Наташи всё оборвалось, сердце защемило. Она попятилась, чтобы избежать удара, споткнулась о стул и без чувств опустилась на пол.
Безумные зрачки Глазунова закатились. Он выронил нож и рухнул рядом с ней.
… – Слизняк, – презрительно сказал Верховский, увидев представшую перед ним картину. – Подбери платком нож, – обратился он к застывшему у порога Бесу, – и доведи дело до конца, прикончи девчонку.
– А что потом?
– Заполни на неё и журналиста гостевые карточки, всех наверху гони в шею и звони в полицию: мол, вот до чего людей ревность доводит. Пальчики-то на ноже не твои останутся. Понял?
– Понял, – усмехнулся Бес. Он обернул носовым платком руку, осторожно поднял с пола нож, шагнул к очнувшейся девушке…
В тот же миг дверь в комнату с грохотом распахнулась, и кто-то тяжёлый обрушился на него, выбив нож из руки. Падая, Бес успел провести освобождающий от захвата сзади болевой приём, но в следующую секунду другой неизвестный ему противник ловко защёлкнул на его запястьях наручники.
Верховский попятился к двери.
– Позвольте, позвольте, – срывающимся голосом пробормотал он, ошеломлённый быстротой случившегося, – я здесь случайно…
Но ему преградили путь:
– Разберёмся!
В комнату стремительно вошёл Корнеев.
– Кто вы такой? – обратился он к Верховскому, краем глаза поймав распростёртого на полу Глазунова и хлопотавшую над ним Наташу.
Верховский церемонно представился:
– Я уже объяснил вашим сотрудникам, – поспешно добавил он, – я оказался здесь случайно. – И протянул руку к нагрудному карману. Её тут же перехватили.
– Обыскать, – коротко приказал Корнеев оперативникам, – Быстро врача сюда и понятых.
Он шагнул к журналисту.
– Что с ним? – спросил Наташу.
– По-моему, обморок, – сквозь слёзы ответила девушка. – Вероятно, одурманили наркотиком.
Она похлопала Глазунова по щекам.
– Ну очнись же, очнись!..
Веки Глазунова дрогнули, он глубоко вздохнул, застонал. Вместе с невероятной болью в голове и груди услышал шум борьбы, чьи-то злобные возгласы… Затем почувствовал, как кто-то осторожно приподнял его голову и положил на что-то мягкое и теплое. Ему показалось, что это Наташа обняла его за плечи и тычет в рот какую-то таблетку. Потом что-то влажное – то ли капли воды, то ли слёзы…
Он попытался открыть глаза и сквозь мутную пелену скорее угадал, чем увидел, что лежит на коленях Наташи, и кто-то очень похожий на капитана Корнеева подносит к его рту стакан с водой.
– Володенька, милый… Ну, проглоти таблетку, – словно издалека доносился умоляющий голос Наташи. – Проглоти, и всё будет хорошо!..
Он с трудом разомкнул губы, давясь, проглотил таблетку. А в ушах, растворяя боль в груди и голове, продолжало звучать: «Всё будет хорошо… Хорошо! Хорошо…»
Дознание Феррари
Солнце медленно опускалось в лазурную воду венецианской лагуны. Его лучи ярко высвечивали площадь Святого Марка с величественным пятикупольным собором и Дворцом Дожей, десятки каналов с изумительными по архитектуре мостами и небольшую таверну «Весёлый дрозд», где в глубокой задумчивости застыл за столиком уютной веранды, нависшей над водой Канале Гранда, необычный для такого заведения посетитель, старейший член Совета сорока – Верховного судебного трибунала республики – Энрико Феррари.
Суровый патриций не замечал ни тёплого дыхания заходящего солнца, ни удивительных эффектных отражений монументальных дворцов в зеркальной глади Большого Канала, инкрустированных цветным мрамором и украшенных мозаикой и позолотой, ни тревоги тучного хозяина таверны, то и дело предупредительно заглядывавшего на веранду к нежданному грозному гостю: Вершителя человеческих судеб давно волновало лишь то обстоятельство, в котором он оказался на закате своей судебной деятельности: один из обвиняемых, аптекарь Джованни Росси, на вид тщедушный и недалёкий, ускользнул от вроде бы неминуемой расплаты.
