Я принимал участие в праздничном мероприятии, которое проводилось сразу после роспуска МГБ в разведпункте ГРУ в Магдебурге. Мероприятие происходило в спортивном зале здания ГРУ в Магдебурге и было посвящено прощанию с коллегами из МГБ. Начальник разведпункта ГРУ выразил собравшимся большую благодарность и заверил, что их деятельность, как и их сотрудничество с советскими товарищами навечно останутся живы в памяти каждого офицера ГРУ (а также и в архивах ГРУ). Затем им вручили личные подарки, и плачущих, я говорю это всерьез, безработных сотрудников Штази в последний раз пригласили на торжественный ужин. Честно говоря, я в этот момент чувствовал себя плохо, так как, по моему мнению, шеф разведпункта применил все свои актерские таланты в его речи. Кроме того, я представлял себе, что офицеров МГБ после их долгой работы на государство (я имею здесь в виду не сотрудников политического сыска, а разведчиков) со всех сторон теперь встречали лишь пинки в зад.
Я хотел бы высказать и мое личное мнение на тему, бурно обсуждавшуюся в немецкой прессе с осени 1991 года. Речь идет о ряде публикаций, целью которых было описание деятельности КГБ в тогдашних условиях. Авторы таких статей исходили из контекста событий, происходивших после неудачного путча в СССР в августе 1991 года. Для некоторых выбор Ельцина в президенты России автоматически означал отказ от целей партийного аппарата, пропагандировавшихся вплоть до июля 1991 года. Исходя из этого новые принципы существования, о которых заявил Ельцин, сразу некритически переносились на деятельность и цели советских разведывательных служб, и поэтому появлялись статьи, битком набитые всевозможными сведениями о сокращении персонала КГБ и числе сотрудников, которые должны были быть отозваны из‑за границы домой, и т. д.
Когда представители КГБ рассказывали о проектах сокращения и даже прекращения разведывательной деятельности на Западе, западные журналисты впадали в экстаз. Едва ли не до подобного оргазму воодушевления довело немецкого журналиста высказывание представителя КГБ о том, что руководство КГБ обдумывает создание совместного отдела с БНД, в котором сотрудники БНД и КГБ вместе боролись бы против организованной преступности. Я согласен, что такое безвредное представление о КГБ хорошо подходит к образу недавно образованного СНГ и должно способствовать вследствие этого гарантии всевозможной помощи мирному, бедному восточному соседу. К этому можно еще добавить заявления Ельцина о проектах присоединения СНГ к НАТО, что, по словам Ельцина, является частью долгосрочной политической программы России.
На первый взгляд все это правда. Есть соседнее государство, которое хотело бы присоединиться к НАТО, есть и разведывательная служба, которая создала бы совместный отдел с Федеральной разведывательной службой и т. д., Но, по моему мнению, есть еще один угол зрения, который делает всю картину гораздо интереснее.
Так, например, заявление Ельцина о вступлении в НАТО было опубликовано точно 18 декабря 1991 года, следовательно, ровно через один месяц после ареста двух разведчиков ГРУ, в задачи которых входило ведение разведки против НАТО. Однако, это ни в коем случае не значит, что подобная деятельность других офицеров ГРУ прекратилась после этого арестом. Исходя из этого меня возникает у сомнение относительно серьезности заявления о вступлении России в НАТО. Кто‑то мог бы теперь сказать: «Этот молодой человек просто слишком негибок и злопамятен. Он пытается бросать заявление главы правительства и арест двух шпионов на одни и те же весы. Кроме того, заявление о вступлении в НАТО было сделано на один месяц позже». Я возразил бы, что речь идет о долгосрочной политической программе. Я мог бы себе представить, что такое решение разрабатывалось больше, чем один месяц, и что при разработке этого решения использовались советы и консультации самых лучших экспертов. Единственный эксперт в вопросе НАТО — это ГРУ, которое специально было создано, чтобы следить за НАТО. Исходя из этого, я мог бы только с большим трудом забавляться с мыслью, что новое правительство России якобы ничего не знало о шпионской деятельности против НАТО. Но почему бы, собственно, и нет? Это тоже был бы выход, чтобы успокоить совесть приверженцев Ельцина.
Но вернемся к теме, с которой я начал. Я ни в коем случае не хотел бы выглядеть как лицемер или как мессия, который пытается предотвратить заговор против Запада. Я хотел бы только обратить внимание читателя на несколько фактов, потому что мне кажется, что все процессы в СНГ освещаются только односторонне. У меня очень немного фактов, но даже они уже дают мне повод для размышления, а именно о том, что заявления об окончании разведывательной деятельности КГБ против Запада, а также некоторые заявлений нового правительства недавно образованного СНГ следует рассматривать с крайней осторожностью. [12] По моему мнению, стоило бы еще раз спокойно подумать о том, что не все проекты «с той стороны», т. е. из СНГ должны приниматься тут с аплодисментами.
Глава 10. Зарисовки из моих курсантских лет
Наши будни во время учебы в Военном институте иностранных языков протекали так. Первые три года учебы курсанты первого, второго и третьего курсов вместе жили в казарме. В целом в помещении находилось примерно сто человек. У каждого была кровать и прикроватная тумбочка, и все носили форму. До сегодняшнего дня я легко могу вспомнить эти ряды кроватей и тумбочек, заканчивающиеся прямо где‑то там за горизонтом. Жить в таких условиях было очень утомительно, но одновременно в высшей степени интересно. Иногда в полночь доходило до битв подушками, иногда мы бросались сапогами, иногда придумывали и разные другие дурачества. Первые три года выходить в город нам разрешали только на выходные или праздники. За любой проступок, плохие отметки, нестриженные волосы и т. д. не было иного наказания, и это наказание было самым страшным — запрет на увольнительную — на выход в город.
Естественно, это не распространялось на отпрысков из влиятельных семей. Но все остальные были готовы на все, чтобы получить увольнительную. Если это не получалось, использовали другой выход — так называемые культурные походы, которые проводились кафедрами иностранных языков и в их ходе проходили посещения музеев, выставок, недель немецкого кино (в моем случае) и т. д. Но какой с них был толк, если можно было только разглядывать какие‑то экспонаты на выставке максимум на протяжении трех часов или выпить тайком в темноте кинозала бутылочку пива.
Первые два года я, как и большинство моих товарищей, пребывал в особенном психологическом состоянии, которое было связано с определенной духовной перестройкой. Если не было связей, нужно было принять окончательное решение — либо опереться на собственные силы и способности, либо бросить это дело. Тогда только немногим удавалось сделать какие‑то выводы о пользе и смысле такого бытия, так как там всегда был только один этот ритм: встать, учиться (часто не для того, чтобы приобретать знания, а чтобы получить увольнительную), есть и спать. Большинству было тогда по 17 или 18 лет, и все носились лишь с одной мыслью — заграница и деньги. Я тоже, я был со всеми. Сегодня я иногда спрашиваю себя, что произошло бы, если бы я тогда бросил, и не могу ответить себе на этот вопрос. Тогда для меня все это было четко. Во — первых, я получал академическое образование. Во — вторых, я пробивался к верхним слоям, так как принадлежность к нему давала возможность достичь желаемого мною стандарта благосостояния, получить квартиру, машину, дачу, работу за границей и деньги, и, в — третьих, тогда я чувствовал, что располагаю всеми необходимыми способностями. Такое чувство было также у других курсантов из «семей без связей», с которыми я поддерживал дружеские отношения.
Это странно, но во время моей учебы у меня почти не было друзей из курсантов моей языковой группы. Только позже, в бывшей ГДР, ситуация изменилась. Я сразу скажу, что из нашей группы, насчитывавшей семь человек, пятеро пошли на службу в ГРУ и двое в КГБ. Когда я в 1989 году, т. е., спустя год после окончания учебы, снова увидел Игоря Михайличенко, который был тогда аналитиком в Карлсхорсте, я ощутил к нему чувство настоящей дружбы, хотя во время учебы мы враждовали.
Естественно, учеба в военном институте состояла не только из отрицательных событий. Так, например, в 1985 году во время фестиваля молодежи в Москве я работал в рамках практики как гид немецкоязычных групп. Под измененной фамилией я работал в столе регистрации отеля «Космос», где во время этого мероприятия также жил певец Удо Линденберг, от которого я получил книгу с текстами его песен. В 1986 году я работал переводчиком в Анголе, где советские военные вертолеты перевозили продовольствие и оружие. В 1987 году я работал переводчиком для военных из ННА, проводивших отпуск в санаториях Министерства обороны СССР на Черном море. В 1988 году я принимал участие в различных конференциях и симпозиумах, где я занимался различными видами перевода.
