ясно, что Ты велик. Никто на земле не смог бы сказать так, как Ты. И никто не смог бы сделать того, что сделал Ты. Такое просто вообразить невозможно. Твои слова не идут ни в какие сравнения.
И еще кое-что, чем бы я хотел с Тобой поделиться. Ты не возражаешь? Хотя чего уж тут возражать. Я просто рассуждаю. Твои ученики увидели Тебя на берегу. Они вдруг осознали, что Ты восстал из мертвых. Петр стоит на палубе совершенно обнаженный. Почему бы и нет? Он рыбак, он молод и наслаждается жизнью. И вот теперь он не может дождаться, когда же судно доплывет до берега, он так возбужден, его переполняет радость, потому что он видит Тебя. Он хватает первую попавшуюся под руку тряпку — Ты помнишь это? — но не может потратить и минуту на то, чтобы как следует облачиться в нее. Поэтому он обматывает ее вокруг бедер, прыгает в воду и, как сумасшедший, гребет к берегу. Это уже кое-что. Когда я об этом думаю, я расцветаю. Это так непохоже на картину с изображением святых, где все насквозь пропитано благоговением и почтительностью. Все такое неподвижное. Вот это, возможно, и есть настоящий обман. Здесь же не было никакой тайны, никакого застывшего образа. И я верю, что все было именно так. Ибо это близко любому человеку, это удивительно и так похоже на правду. Видимо, Петр очень любил Тебя.
Так же, как и я. Это Тебя удивляет? Что ж, это действительно так. Ты существовал на самом деле, и эта мысль согревает меня. Ты воскрес — и это даже в меня вселяет надежду. А то, что Ты, возможно, и поныне существуешь, — наполняет меня спокойствием и радостью. Я хотел бы дотронуться до тебя и увидеть, как Ты улыбаешься. Ведь хуже от этого не станет.
Ну, хватит тут растекаться медом. Кто же Ты? И что Ты хочешь от нас? Чтобы мы принимали страдания, как это сделал Ты на кресте? Ну что ж, мы так и поступаем. Так что, пожалуйста, не майся бессонными ночами, кумекая над этой проблемой Мы в отличной форме. У нас все в порядке. Пожалуй, и все, о чем я хотел поведать Тебе в первую очередь. Да, еще кое-что» Отец Бермингэм, Твой друг, передает Тебе привет.
Вторник, 15 марта
Глава седьмая
Киндерман явился в контору к девяти утра. Аткинс уже поджидал его. Результаты лабораторной экспертизы лежали на столе.
Киндерман уселся на свое место и освободил пространство для отчета, отодвинув в сторону книги с загнутыми страницами. В отчете подтверждалось использование сукцинилхолина. Здесь же приводились данные исследований отпечатков пальцев, снятых в исповедальне с наружных и внутренних металлических ручек деревянной ширмы. Они совпадали и не принадлежали убитому священнику.
Информация, полученная из редакции «Вашингтон пост», оставалась пока прежней, никаких новых сообщений не поступало. Аткинс добыл историю болезни Патерно, а также все сведения о нем, но Киндерман не стал тратить на это время и лишь махнул рукой.
— Для нас это ровным счетом не представляет никакого интереса, — пояснил он. — Надо искать неизвестного с целлофановым пакетом и того, другого, в кофте с капюшоном. Не путай меня больше. Кстати, где Райан?
— Он сегодня не работает, — сообщил Аткинс.
— Да, действительно.
Киндерман вздохнул и откинулся на спинку стула. Потом посмотрел на коробку с салфетками, стоящую на столе. Казалось, он снова погрузился в размышления.
— Талидомид излечивает проказу, — рассеянно произнес следователь, а потом резко наклонился к Аткинсу: — Ты никогда не задумывался над тем, почему скорость света — предельная во всей Вселенной?
— Нет, — растерялся Аткинс. — А почему?
— Не знаю, — ответил Киндерман и пожал плечами. — Я просто так спросил. И кстати, раз уж мы занялись этим делом, ты знаешь, что говорит церковь об ангелах? Что является основой их существа?
— Чистая любовь, — не задумываясь, изрек Аткинс.
— Вот именно. Даже у падшего ангела. А почему раньше ты мне этого никогда не говорил?
— А вы никогда меня не спрашивали.
— Неужели я должен помнить о мелочах?
Следователь стремительно выудил из кучи бумаг на столе зеленую книгу и раскрыл ее там, где из-за страниц торчала этикетка от банки из-под маринованных огурцов, служившая теперь закладкой.
— Я случайно натолкнулся на эту мысль, — заявил Киндерман, — вот здесь, в книге, которая называется «Сатана». Ее написали твои друзья, католики и теологи. Слушай! — И следователь начал громко читать: — «Существо ангела совершенно. Поэтому пламя ангельской любви не может разгораться постепенно. В этой любви нет начальной стадии тления. Ангел мгновенно вспыхивает разрушительной, сжигающей любовью, которая никогда не убывает». — Киндерман сунул книгу обратно в ворох бумаг на столе. — Там еще говорится, будто такое положение вещей не может измениться. Даже несмотря на то, что за ангел имеется в виду — падший или какой другой. Так зачем же мы все время твердим, будто это дьявол и черти вокруг нас устраивают разного рода беспорядки и заварушки? — Киндерман уже искал следующую книгу.
— А как обстоит дело с отпечатками пальцев? — поинтересовался Аткинс.
— Ага! — обрадовался Киндерман, отыскав, наконец, нужную книгу и раскрыв ее на загнутой странице: — Вот теперь мы кое-чему можем поучиться и у птиц.
— Поучиться у птиц? — в недоумении повторил Аткинс.
Лицо Киндермана просветлело:
— Аткинс, что я тебе только что сказал? Теперь внимание. Послушай, что пишут про птицу-конька.
— Птицу-конька?
Киндерман загадочно взглянул на сержанта и подмигнул ему:
— Аткинс, пожалуйста, больше так не делай.
— Хорошо, не буду.
— Хорошо, ты не будешь. А теперь я поведаю тебе о том, как птица-конек… — Тут Киндерман выдержал небольшую паузу, — …как птица-конек вьет свое гнездо.
Это невероятно. — Он раскрыл книгу и начал читать: — «Конек использует для постройки гнезда четыре вида материалов: мох, паутину, лишайник и перья. Сначала он находит подходящую ветку, напоминающую рогатку. Затем собирает мох и облепливает им эту рогатку. Большая часть мха падает, но конек настойчив, он трудится до тех пор, пока кусочки мха не налипнут на ветку. Потом птица переключается на паутину. Она прижимает ее ко мху, пока та не прилипнет, а потом начинает растягивать нити, чтобы затем связать свое будущее гнездо. И вот наконец дно гнезда готово. Тут птичка снова начинает таскать кусочки мха. Сооружение по форме напоминает чашу. Сначала конек плетет гнездо горизонтальными нитками паутины, затем вертикальными, связывая кусочки мха. При этом все тельце конька беспрестанно вращается. Когда «чаша» почти готова, начинается новый этап: прижимание кусочков мха грудкой и утаптывание дна лапками.
