— Прежде всего женщина должна быть пикантной, — вынес приговор Трестка.
Такой, как я, правда? — чуточку нервно рассмеялась панна Рита.
Трестка стал распространяться о женщинах, а Вальдемар, искоса глянув на Стефу, прошептал:
— Пикантной? Что ж, она этого не лишена… Но тут вмешалась панна Рита:
— Когда же вы нас свозите в Глембовичи? Вы так давно обещали…
— Я не назначал дня. Все зависит от вас. Глембовические ворота для вас всегда открыты.
— Ну что же, тогда созовем военный совет с участием вашего дедушки и пани Идалии и обсудим все серьезно и обстоятельно. Пойдемте.
Панна Рита и Трестка пошли впереди. Когда Стефа входила в дверь, идущий позади Вальдемар сказал, понизив голос:
— Я несказанно рад, что вы навестите Глембовичи. Приглашаю вас особо. Все, кроме вас, знают мою обитель.
— Благодарю, — ответила она отстраненно.
— Вы сердитесь на меня? — заступил он ей дорогу. Стефа подняла на него глаза:
— Пан майорат, разрешите пройти.
— Не разрешу, пока не ответите: сердитесь вы на меня или нет?
— Нет.
— Позволю себе усомниться в искренности вашего ответа. Каюсь, я чем-то задел вас, но я был зол. Прошу меня простить. Вы не дадите мне руку в знак примирения?
Панна Рудецкая протянула ему руку, и Вальдемар, низко склонившись, поцеловал ее ладонь.
Они не заметили стоявшей на лестнице панны Риты, но она видела их.
Сдержанным тоном она сказала:
— Коли уж мир заключен, пойдемте ужинать. Идалька ждет. Нынешние вечера чересчур уж дурманящие, особенно там, в мальвовой аллее…
— Что, граф Трестка объяснился в любви? — резко спросил Вальдемар.
Рита побледнела.
— Нет, но, может… я с ним объяснюсь, — быстро ответила она и, шелестя шелковым платьем, почти побежала в столовую.
Кровь, пульсируя, ударяла Стефе в виски.
XVI
После полудня, когда солнце начало клониться к закату, небольшая группа всадников показалась на узкой тропинке меж пшеничными полями, где работали жатки. Панна Рита сидела на рослом фольблюте, в черной амазонке и шляпке для верховой езды с видом триумфаторши. Следом, в английской шапочке, — Трестка. Второй парой были Вальдемар и Стефа. Он в элегантном костюме и черных высоких сапогах со шпорами, какие носили еще наполеоновские офицеры, сидел на чистокровном арабском кауром жеребце. Стефа, в темно-синем платье английского покроя и маленькой шляпке, уверенно держалась в седле. Под ней была принадлежавшая Вальдемару каурая арабская лошадка Эрато.
— Вы уже ездили верхом? — спросил он. — На дебют это не похоже.
— Ездила, но в мужском седле и на пони. На такую великолепную лошадь села впервые.
— Вы сущая амазонка, можете мне поверить, — резюмировал граф Трестка. — Уж я-то разбираюсь.
Стефа взглянула на Вальдемара, словно говоря: «Ну что с ним прикажешь делать?»
Поняв заключенный в глазах девушки немой вопрос, Вальдемар усмехнулся и кивнул. Однако Стефа все же повторила вопрос вслух:
— Я хорошо сижу?
— Отлично! — усмехнулся Вальдемар.
На лице Стефы вспыхнул румянец. Казалось, оно расцвело. Она сильно ударила лошадь хлыстом, и Эрато рванулась вперед. Взвихрилась пыль, панна Рита вскрикнула, Трестка закричал вслед Стефе:
— Натяните поводья, крепче, крепче!
Но Вальдемар уже пустил жеребца галопом. Казалось, Аполлон не касается земли. Следом поскакали два конюха, державшиеся до того позади, но Рита задержала их жестом:
— Если майорат не догонит сам, то и вы ничего не сделаете, только еще больше испугаете лошадь.
И тем не менее все быстро двинулись следом. Но Стефа и Вальдемар уже скрылись в облаке пыли. Эрато, прижав уши, неслась по дороге, Аполлон ненамного отставал от нее. Вальдемар не сводил глаз со Стефы, но, видя, что она крепко держится в седле, скакал молча, чтобы еще больше не испугать лошадь. Наддав, он поравнялся с Эрато, ухватил ее удила. Почуяв сильную руку, лошадь замедлила бег. Тогда только Вальдемар не выдержал:
— Хорошенькое дельце! Нужно же мне было похвалить вашу езду!
Чуть побледневшая и испуганная, Стефа весело улыбнулась ему:
— И все же вам придется меня похвалить — я же удержалась в седле, даже вынув ноги из стремян.
— Нарочно?
— Да, на всякий случай.
— Ну, знаете! Неплохо для новичка… Браво-браво! А я-то гнал, как сумасшедший. Волосы встали дыбом, когда подумал, что с вами может случиться.
Стефа заметила, что он и в самом деле был бледен и взволнован. Она хотела подать ему руку, но, видя, что его руки заняты поводами обеих лошадей, горячо шепнула:
— Очень вас благодарю, очень… и простите.
— За что?
— За… хлопоты.
— Скорее уж просите прощения за то, что я дрожал, как заячий хвост, а это со мной редко случается.
— А если б я даже и упала? Было бы своего рода крещение.
— Господи, какой вы еще ребенок… Подъехали остальные.
— Ух! У меня руки дрожат! — сказал молодой граф. — Гнали так, что я едва жив. Если я получу сердечный приступ, вы будете виноваты, пани Стефания. Мы так скакали…
Они свернули на поле, к жнецам.
Когда всадники приблизились к сноповязалкам, навстречу им выехал верхом управитель, молодой и энергичный человек. Он непринужденно раскланялся. Майорат представил его дамам:
— Пан Остронжецкий, мой помощник, скорее даже правая рука.
— Всего лишь левая, пан майорат, — весело сказал управитель.
Дамы поклонились ему, тоже улыбаясь.
— А где господа практиканты? — спросил Вальдемар.
— Я их оставил поближе к имению. Со мной два эконома из Бжозова и Ромнов.
— Сноповязалки работают нормально? Механик дело знает?
— Не хуже англичанина!
Трестка подъехал ближе и спросил Вальдемара:
— Откуда вы привезли сноповязалки? Система американская, но фирменный знак варшавский…
— Они сделаны у нас, — сказал Вальдемар. — Все наше — и железо, и работа. Я выписал инженера с фабрики Мак-Кормика и под его руководством одна варшавская фирма и произвела эти машины.
— Но механик, я смотрю, на американца не похож?
— Да, он ученик того инженера, а сам урожденный варшавянин.
Трестка покрутил головой:
— И что, хорошо работают?
— Ломаются они очень редко. Поломки ведь случаются и у заграничных. Люди обучены, механик хороший, так что все идет гладко.
— Надо же! — буркнул удивленный граф Трестка.
— Вот если бы все следовали вашему примеру… — сказала Вальдемару Стефа.
Граф не выдержал:
— Но тогда бы все заграничные фирмы обанкротились!
— Успокойтесь, — утешил его Вальдемар. — Не настолько мы еще хваткие, чтобы из-за нас разорялись иностранные фирмы.
— Я бы не доверял машинам, сделанным у нас.
