Рейтинговые книги
Читем онлайн Смерть - мое ремесло - Робер Мерль

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 61

- Не люблю долгов.

- Отдал бы половину, а остальное - на следующей неделе. Я ведь тебе сказал, что могу подождать.

- Не люблю жить с долгами.

Он взглянул на меня.

- Так... - улыбаясь, проговорил он. - Ты не любишь жить с долгами. И теперь у тебя денег на три дня, а в неделе семь дней, дорогой!

Взгляд его скользнул по столу, внезапно он поднял брови и поджал губы.

- На два - с сигаретами.

Он взял пачку, внимательно посмотрел на нее и присвистнул.

- Ты себе ни в чем не отказываешь.

Я молчал, и он продолжал с издевкой:

- Твой опекун, наверно, прислал тебе перевод?

Я отвернулся и сухо произнес:

- Тебя это не касается.

- Конечно, старина, меня это не касается.

Я повернулся лицом к нему, он смотрел на меня в упор.

- Разумеется, меня это не касается. Ты хочешь во что бы то ни стало отдать мне весь долг - меня это не касается. Тебе нечего будет есть три дня - меня это не касается. Ты покупаешь министерские сигареты - меня это не касается. У тебя на столе заряженный револьвер - меня и это не касается!

Он не сводил с меня глаз. Я отвернулся, но продолжал ощущать его взгляд на себе. У меня было такое чувство, будто это смотрит мой отец. Я ухватился руками за стул, сжал колени и с ужасом подумал, что сейчас начну дрожать.

Наступила длительная пауза. Зиберт со сдерживаемой яростью спросил:

- Хочешь покончить с собой?

Я сделал над собой усилие и ответил:

- Это мое дело.

Он вскочил, обеими руками схватил меня за рубашку на груди, приподнял со стула и встряхнул.

- Ах ты, подлюга, - процедил он сквозь зубы. - Хочешь покончить с собой!

- Это мое дело.

Его взгляд обжигал меня. Я задрожал, отвернулся и тихо повторил:

- Это мое дело.

- Нет! - заревел он, снова встряхивая меня. - Не твое это дело, гадина! Ну а Германия?

Я опустил голову и пробормотал:

- Германии - крышка.

Я почувствовал, что пальцы Зиберта отпустили мою рубашку, и понял, что сейчас произойдет. Я поднял правую руку, но поздно. Он с размаху закатил мне пощечину. Удар был такой сильный, что я покачнулся. Левой рукой Зиберт поймал меня за рубашку и снова огрел по щеке. Затем он толкнул меня в грудь, и я упал на стул.

Щеки у меня горели, голова кружилась. Моим первым побуждением было вскочить и ринуться на него, но я не двинулся с места. Прошла секунда. Зиберт все так же стоял передо мной, а на меня нашло какое-то блаженное оцепенение.

Зиберт смотрел на меня, глаза его горели бешенством. Я заметил, как на скулах его играют желваки.

- Ах ты, подлюга! - прорычал он.

Он засунул руки в карманы и принялся вышагивать по комнате, восклицая во весь голос: "Нет! Нет! Нет!" - и вдруг закричал:

- И это ты! Ты, ты, ветеран добровольческого корпуса!

Он с такой яростью повернулся ко мне, что я подумал: сейчас он бросится на меня.

- Слушай же, Германии не крышка! Только еврейская сволочь может так говорить! Война продолжается, понимаешь? Даже после этой мерзости, Версальского договора, война продолжается!

Он снова заметался по комнате как безумный.

- Ведь это же ясно...

Ему не хватало слов. Желваки на его скулах безостановочно прыгали. Он сжал кулаки и заорал:

- Это ясно! Ясно! - Вдруг он понизил голос и, вынув из кармана газету, сказал: - Вот! Я не оратор, но здесь все написано черным по белому.

Он сунул мне газету под нос.

- "Германия заплатит!" Вот что они придумали! Они заберут у нас весь наш уголь! Вот до чего они теперь додумались! Смотри, здесь написано это черным по белому! Они хотят уничтожить Германию!

И вдруг он снова взорвался:

- А ты, подлюга, хочешь покончить с собой!

Он стал размахивать газетой и несколько раз хлестнул ею меня по лицу.

- Вот! - воскликнул он. - Читай! Читай! Читай вслух!

Он ткнул дрожащим пальцем в статью, и я начал читать:

- "Нет, Германия не побеждена..."

- Встать, негодяй! - заорал Зиберт. - Встать, когда ты произносишь имя "Германия"!

Я вскочил.

- "Германия не побеждена. Германия еще победит. Война не кончена, она только приняла другую форму. Армия разогнана, добровольческие части распущены, но каждый немец, в форме он или без формы, должен считать себя солдатом. Он должен, как никогда, запастись мужеством и непреклонной решимостью. Тот, кто безразличен к судьбам родины, - предатель. Тот, кто предается отчаянию, - дезертирует с поля боя. Долг каждого немца - стоять насмерть за народ и за немецкую нацию!"

- Черт возьми! - воскликнул Зиберт. - Можно подумать, это написано специально для тебя!

Совершенно уничтоженный, я смотрел на газету. И правда, это было написано для меня.

- Ясно, - сказал Зиберт, - ты солдат! Ты все еще солдат! Какое значение имеет форма? Ты солдат!

Сердце гулко забилось у меня в груди, я застыл на месте, словно пригвожденный. Зиберт внимательно посмотрел на меня, улыбнулся, и лицо его озарилось радостью. Он взял меня за плечи, сладостная дрожь охватила меня, а он заорал как помешанный: "Ясно?"

Я растерянно попросил:

- Дай мне немножко прийти в себя.

- Господи, не собираешься ли ты падать в обморок?

- Дай мне немножко прийти в себя.

Я сел, обхватил голову руками и сказал:

- Мне стыдно, Зиберт.

И внезапно я почувствовал сладостное облегчение.

- Ничего! - смущенно проговорил Зиберт.

Он повернулся ко мне спиной, взял сигарету, закурил ее и встал у окна. Наступило долгое молчание. Потом я поднялся, сел на стол и, дрожащей рукой схватив газету, посмотрел на заголовок. Это был "Фёлькишер беобахтер", орган национал-социалистской партии Германии.

Мне бросилась в глаза карикатура на первой странице. На ней был изображен "международный еврей, душащий Германию". Я рассеянно смотрел на карикатуру и в то же время отчетливо видел лицо еврея. И вдруг случилось чудо: я узнал эту физиономию. Я узнал эти выпученные глаза, длинный крючковатый нос, отвислые щеки, узнал эти отвратительные, ненавистные мне черты. Сколько раз я видел их на гравюре, которую отец прикрепил на дверях уборной. Сознание мое как бы озарилось светом. Я вспомнил - это был он. Детский инстинкт не обманывал меня. Я был прав, что ненавидел его. Единственной моей ошибкой было то, что я поверил священникам, будто дьявол невидимый призрак и победить его можно лишь молитвой или приношениями церкви. Но теперь я понял: он вполне реален, он живой. Я встречал его на улице. Дьявол - это не дьявол. Это еврей.

Я встал. Дрожь охватила все мое тело. Сигарета жгла мне пальцы. Я бросил ее, засунул трясущиеся руки в карманы, подошел к окну и полной грудью вдохнул воздух. Локоть Зиберта касался моего локтя, его сила вливалась в меня. Опершись руками на оконный переплет, он не смотрел на меня и не двигался. Солнце, заходя, устроило кровавую оргию. Я повернулся, взял свой маузер, медленно поднял его и навел на солнце.

- Хороший револьвер, - сказал Зиберт, и в голосе его прозвучала затаенная нежность.

Я произнес тихим голосом: "Да, да", - и положил маузер на стол. Через мгновение я снова взял его, тяжелая рукоятка привычно легла на мою ладонь, она была твердой и осязаемой. Я ощущал ее тяжесть и думал: "Я солдат. Разве дело в форме? Я солдат".

На следующий день было воскресенье, и мне пришлось дожидаться понедельника, чтобы после работы отправиться в магистратуру.

Бородатый чиновник с очками в железной оправе на носу сидел за письменным столом и разговаривал с каким-то пожилым человеком с седой головой. Я подождал, когда они сделают паузу, и спросил:

- Простите, здесь вносят изменения в метрику?

Не взглянув на меня, чиновник в очках бросил:

- Вам для чего?

- Изменить религию.

Оба, чиновник и его собеседник, одновременно воззрились на меня. Затем очкастый взглянул на седого и слегка покачал головой. Обернувшись снова ко мне, он спросил:

- А какая религия у вас записана?

- Католик.

- И вы больше не католик?

- Нет, не католик.

- Ну а теперь какая у вас религия?

- Никакой.

Чиновник снова взглянул на своего коллегу и опять покачал головой.

- Почему же вы не заявили об этом во время последней переписи?

- Я не участвовал в ней.

- А почему?

- Я был в Курляндии, в Балтийском добровольческом корпусе.

Человек с седой головой взял линейку и постучал ею по ладони левой руки. Чиновник сказал:

- Непорядок. Вы должны были сделать соответствующее заявление. А теперь вы нарушаете закон.

- В добровольческом корпусе не проводили переписи.

Чиновник сердито потряс головой:

- Я доложу об этом. Это недопустимо. Перепись должна проводиться повсеместно. Господа из добровольческого корпуса не составляют исключения.

Когда он замолчал, я сказал:

- Я участвовал в переписи шестнадцатого года.

Чиновник взглянул на меня, и очки его метнули молнию.

- Так в чем же дело? Почему тогда вы объявили себя католиком?

- Это не я, а мои родители.

- Сколько же вам было лет?

- Шестнадцать.

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 61
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Смерть - мое ремесло - Робер Мерль бесплатно.

Оставить комментарий