Доктор Толоконникова предоставила мне отчет, согласно которому часть курсантов потеряла в весе. Как я и предполагал, это оказались «платники»: нормальным курсантам, которые до этого учились в весьма крутых школах, терять оказалось нечего по причине отсутствия жира в организме.
За эту неделю я, как следует поразмыслив, решил разделить весь отряд на два отделения – «синих» и «красных». В «синие» вошли двадцать пять сильнейших курсантов, и я даже не удивился, когда своим старостой они избрали Аристарха. Остальные вошли в «красное» отделение – все восемнадцать «платников» и еще шесть самых слабых из обычных курсантов, включая Таю Бурах. Таким образом, среди «платников» теперь есть и сильные парни, так что деление на нормальных и слабаков уже не так очевидно, кроме того, можно дифференцировать нагрузки.
Главной причиной разделения стало некоторое мое переосмысление методики: я не буду отсеивать слабых, ведь, справедливости ради, когда я сам поступал в спецучебку, то был еще слабее этих. Потому пусть и они получат свой шанс… если смогут.
Потому что отсеивать я все-таки буду. Но не тех, кто недостаточно силен телом, а тех, кто слаб духом.
В конце первой недели я сверился со своими записями и пришел к выводу, что прогресс есть у всех, но явно не фонтан. Что хуже – курсанты стали угрюмее, даже весельчаки-оптимисты. Ничего удивительного: шутки тоже требуют сил, а инструктора постарались, чтобы их не осталось совсем.
Ладно, пора показать, почем кило лиха.
В казарме установили динамики, запускавшие сигнал побудки каждые пять минут, и на следующее утреннее построение у курсантов был несколько безумный вид.
– Сэр, вам не кажется, что это перебор? – задал риторический вопрос курсант по имени Ковалевски, входящий в «синее» отделение.
– А что не так? – удивился я.
– Мы так неврастениками станем. Я уже молчу, что после этой бешеной ночки сил нету вовсе.
– Ну это как раз не проблема. Все желающие могут обратиться в медпункт, там госпожа Толоконникова с радостью выпишет путевку на курорт.
– Простите?
– Мы можем поступить так: истязание сиреной прекратится, если кто-нибудь один из вас сдастся и покинет училище. Ну же, леди и джентльмены! Один уходит – остальные спят спокойно. Ну или как минимум без сирены. Смелее же! Всего один шаг вперед и пара слов – «с меня хватит» – и муки закончатся. – Я прошелся вдоль строя, который следил за мной мрачными взглядами, полными затаенной ненависти, и улыбнулся: – желающих нет, да? Понимаю, признать себя слабаком перед всем строем… Можно в любой момент улучить миг, когда никто не смотрит, забежать ко мне в кабинет, сказать, что с вас хватит – и быстренько драпануть отсюда домой, к маме с папой. В этом нет ничего постыдного, на самом деле, просто быть истребителем – не для всех. Тут недостаточно быть лучшим – нужно быть особенным. Исключительным. Если вы не чувствуете себя особенными – значит, не тяните кота за хвост. Все равно не дойдете до выпуска.
– Сэр, в чем логика? – желчно спросил Варински, тот самый курсант, который отжимался в первый день. – Вначале вы говорите, что умышленно сожгли за нами мосты, чтоб мы не могли бросить учебку. Теперь сами предлагаете ее бросить!
Я остановился напротив него.
– Очень рациональный вопрос, курсант. Логичный. Закономерный. Хотя очень простой. Если человек не прошел через «кошмарилку» – он в любой момент может вернуться к прошлой жизни, обратно в то училище, откуда пришел. И это даже не будет значить, что он слабак: оценил, взвесил, прикинул свои силы и сложность задачи, а затем просто вывел коэффициент трудозатрат на перспективы и понял, что при меньших перспективах в том же спецназе сделать карьеру там несоизмеримо проще. То есть, это не признак слабости – это признак рационального мышления. Не сожги я за вами мосты – вы все уже ушли бы, может быть, кроме наиболее амбициозных, если не сейчас – то в ближайшем будущем. Но я сжег. И вот теперь, когда вы лишились ценного дара в надежде обрести нечто большее, уйти и потерять все – значит быть слабаком. А в нашем деле слабаки непригодны: не протянут они долго. И ладно бы сами погибли: из-за одного может погибнуть весь отряд.
– Сэр, – сказал Аристарх, – а при чем тут отряды? Мы сюда пришли за тем, чтобы стать такими, как вы. Чтобы с поганью один на один драться, разве нет?
Я вздохнул:
– Если ты способен победить одержимого один на один – это не значит, что ты должен драться с ним в одиночку, если есть кого позвать в подмогу. Если ты способен победить одержимого в рукопашном бою – это не значит, что ты должен делать так, имея более эффективное оружие. На той зачистке мне просто пришлось выпендриться из-за германского журналиста. Я и раньше убивал одержимых в ближнем бою – но, опять же, не потому, что мне так хотелось, а потому, что в моем «кишкодере» больше не было патронов. Одного из них я вообще зарубил прямо в толпе его чудищ – но не потому, что хотел себе нервишки пощекотать, а потому что он был сильнее меня, справиться с ним иначе, кроме как выкинув неожиданный и смертельно опасный номер, я просто не мог. Мы с вами собрались тут для того, чтобы подготовить из вас эффективных истребителей. Подчеркиваю – эффективных, а не эффектных. Если вы мечтаете красиво рубить погань перед камерами, как это я сделал – бегом валите отсюда, вы стопроцентные покойники, хоть и не знаете об этом… Да, и еще одно. Насчет сирены. Чтоб вы знали – мои окна напротив вашей казармы. Этой ночью я проснулся столько же раз, сколько и вы – как видите, выспаться мне это не помешало. В Зоне я просыпался от каждого шороха – там трудно было. Проснулся – надо проверить, что шумело, нет ли врага поблизости. Всегда на взводе. А тут… Ну завыла сирена – перевернулся на другой бок и заснул спокойно.
– Ага… До следующей сирены.
– Если для вас сирена стала проблемой – то что говорить за одержимых в таком случае? Привыкайте, что вам придется выполнять задачи в условиях, когда против вас абсолютно все.
В обед появились хорошие новости: курсант, угодивший в психушку после «кошмарилки», пришел в норму, доктора заверили, что его психика вполне стабильна и поставили ему «годен». Что ж, посмотрим, выдержит ли его психика ночную сирену.
* * *
На следующий день, как только я встал с кровати, зазвонил телефон.
– Алло?
– Доброго денька, – послышался в трубке неторопливый голос. – Меня зовут Вильгельм Потоцкий, а вы, я полагаю, Терновский, да?
– Угу. Чему обязан вашим звонком?
– Я насчет «кишкодеров» звоню.
– Вы нашли способ их закупить?
– Закупить? Нет, я не торговец, я промышленник. Владелец второго по мощности предприятия, выпускающего стрелковое вооружение. Концерн «ППТ».
Хм, «ППТ»… Интересно, интересно…
– И что там с «кишкодерами»?
– Вы говорили министру Сабурову, что в рейховских «Стахльверках» многое принесено в жертву снижению себестоимости. Вот я и интересуюсь, как их, по-вашему, можно улучшить?
– Вроде граф говорил, что на свое производство пока нет финансов? – уточнил я.
– Да, я знаю… Ну, деньги такое дело, сегодня нету, завтра есть, а порой и наоборот… Как говорится в нашей рекламе, выбирайте «ППТ»: если вам нечем платить охранникам – они уйдут, а наш ствол, однажды купленный, останется с вами до гроба! – собеседник хохотнул своей не очень смешной шутке и вернулся в конструктивное русло беседы: – в общем, деньги деньгами, но я бы не стал вторым оружейником всего Северного Альянса, если б не любил свое ремесло.
– Хм… Вы предлагаете мне приехать к вам с моим «кишкодером»? Чертежи снять, все такое? В принципе, если это недалеко и пришлете машину…
– Да это ни к чему, у меня свой «кишкодер» есть. Даже два – первая модель тоже. В моей коллекции, хе-хе, есть почти все стреляющее, от Урала и до Пиреней, как вы сказали. Я просто пришлю к вам инженера, и вы ему растолкуете, как можно улучшить его… под ваши задачи и специфику применения.
Хм… Итак, Потоцкий знает о том, что говорится в кабинете министра обороны. Видимо, накоротке с ним.
