Мысли неустанно крутятся вокруг Максима. Как он мог… Я ведь даже про Стаса рассказать уже была ему готова.
Никому нельзя верить. Ни-ко-му. Впредь до окончания жизни буду жить исключительно по этому правилу. Разочаровываться в людях слишком больно, мое сердце подобного не переживет. Стасику нужна здоровая и счастливая мама, я лучше посвящу себя сыну. Воспитаю из него хорошего человека.
Бреду вдоль дороги. Изредка проезжают автомобили, прохожих нет, я одна. Ночной город спокоен и тих. Даже удивительно, я и не думала, что он настолько прекрасен! Иду вперед полностью погруженная в свои мысли, размышляю о своей дальнейшей жизни.
Уйти б из универа. Появляться там нет никакого желания. Держит одно, необходимость получить высшее образование.
Вытираю слезы рукавом. Он насквозь пропитался от соленой влаги. До дома еще идти и идти, ноги устали, еле двигаю ими.
— Девушка, вас подвести? — рядом со мной останавливается старенькая машина. Беглого взгляда хватает, чтобы понять, сидящие в авто мужчины явно не помощь мне предложат в итоге. Инстинктивно делаю шаг в сторону от края дороги, прикидываю где видела ближайший двор.
— Не стоит, — отрезаю толком не смотря в их сторону. Сворачиваю со своего пути, ухожу. Сердце колотится. Прислушиваюсь. Жду, что следом за мной прозвучат тяжелые шаги. Готовлюсь в любой момент сорваться с места.
Но никого нет. Никто так и не следует по пятам. Я им не нужна. Выдыхаю.
Решаю вдоль дороги больше не идти. Раз повезло, не факт, что так будет и дальше. Чувство самосохранения еще работает, да и перед отцом потом будет стыдно. Он ведь не виноват, что у него никудышная дочь. Папа меня не такой воспитал.
Бреду по дворам, мимо жилых кварталов. К своему дому подхожу лишь к утру. Я устала настолько, что стоп не чувствую. Мне холодно. Я вся продрогла.
Ноги не держат, колени подгибаются. За физической усталостью душевная боль стала тише. Пожалуй, это единственный и самый существенный плюс.
Сейчас поднимусь в квартиру, упаду на кровать, заберусь под пушистое теплое одеяло и просплю… несколько часов. Время шесть утра. Скоро проснется Стасик.
Подхожу к подъезду. Понимаю, что ключей от домофона у меня тоже нет. Придется стоять и ждать когда кто-то выйдет.
Плевать! Я столько за сегодня прошла, что справится с ожиданием для меня раз плюнуть!
Сажусь на скамейку, облокачиваюсь. Остается самое сложное — не уснуть.
— Мира? — открываю глаза. Я не заметила как отключилась. — Что ты здесь делаешь? — в мою сторону движется мужчина.
Спросонья перед глазами все расплывается. От переутомления дико раскалывается голова. Щурюсь фокусируя взгляд, опознаю приближающегося человека. Резко вдыхаю.
— Здравствуйте, Богдан Глебович, — произношу устало. — Я рядом со своим домом, — киваю на подъезд. — Воздухом вышла подышать. Не спится, — нагло вру. — Ничего удивительного, что я здесь сижу нет. А вот, что здесь делаете вы, это весьма интересный вопрос. Не так ли?
Глава 46. Мира
— Так ты одна? — мужчина как бы невзначай смотрит по сторонам. Я напрягаюсь.
Прокручиваю в голове в очередной раз историю, что рассказал Ярослав и понимаю, что ничего хорошего от этой встречи ждать не придется. Не к добру его отец здесь появился. Ой, не к добру.
Вновь начинаю жалеть о своем импульсивном побеге из раздевалки. Парни, конечно, засранцы, но с ними хотя бы безопасно. Не то, что сейчас.
Макс… Разбитое вдребезги сердце трепыхается. Не хочет сдаваться. Его вера в людей и в добро поражает. Я уже нашла сотню причин для того, чтобы Максима простить.
Но для начала нам стоит поговорить откровенно. Я ему про ребенка должна рассказать. Может тогда он изменит свое отношение? Ну не верю я, что у него ко мне не осталось чувств!
Взгляд говорит иначе. Он был полон боли. Слова Ярослава за правду лучше не брать.
— Где твоя охрана? — Ольховский задаёт очередной вопрос.
— Какая разница, — небрежно пожимаю плечами.
Окончательно убеждаюсь в помыслах стоящего напротив мужчины. Ничего хорошего от него лучше не ждать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Рассказ Ярослава лучшее тому подтверждение. Если уж он собственных сыновей заставил меня соблазнять, то о чем может идти речь?
Находиться рядом с ним мне противно. Хочу встать и убежать.
Но нельзя. Я под прицелом. Все, что могу, попытаться, так это его обдурить.
Стараюсь вести себя максимально расслабленно, нельзя показывать истинные эмоции. Ольховский-старший тут же все поймет и тогда перестанет действовать аккуратно. Сейчас он уверен, что я ни о чем не догадываюсь. Пусть так остаётся как можно дольше.
— Вы приехали к папе? — строю из себя саму невинность, сама же в голове прикидываю варианты как от мужчины сбежать.
— Нет, — отвечает. — Так где твоя охрана? — не унимается. Вот же ж… Гадство!
— Зачем? — спрашиваю непринужденно. — Здесь везде камеры, плюс консьерж. Он у нас бдительный, — только спит. Но об этом лучше промолчать. — Муха мимо не проскочит, — мило улыбаюсь.
Меня начинает потряхивать от перенапряжения. Волнения слишком много за вечер, справиться с ним уже толком не могу. Нервы сдали.
Ольховский подходит ближе, ещё раз осматривается по сторонам. Лицо серьезно, взгляд сосредоточен и хмур. Я инстинктивно отодвигаюсь от него дальше. Не помогает.
— Поднимайся, — обращается ко мне. — Я провожу тебя до квартиры.
— Спасибо, не стоит, — отказываюсь с самой невинной улыбкой на лице. — Я ещё воздухом не надышалась.
— Ничего страшного, — отвечает. — Тебя не спрашивают. Тебе говорят.
Берет меня под руку, дёргает на себя. Мне приходится подняться на ноги, иначе потом вывих лечить.
— Мне больно! — говорю недовольно.
— Потерпишь, — произносит негромко и строго.
— Да что вы себе позволяете?! — возмущаюсь. Изо всех сил стараюсь не поддаваться страху.
Пытаюсь выдернуть руку из цепкой хватки, но не выходит. Мужчина сильней. У нас завязывается нечто похожее на схватку, если мои жалкие попытки вырваться вообще можно так назвать.
Ольховский грубо держит меня, тащит в сторону припаркованного у подъезда автомобиля.
— Отпустите меня! — кричу. Мне страшно.
Как жалко, что сейчас шесть утра. На улице пусто. Никто меня не услышит.
— Замолкни! — рычит, продолжая тянуть меня за собой.
— Вы совсем с ума сошли? — пытаюсь достучаться до Ольховского. — Мой отец вас уничтожит!
— После того, что я с тобой сделаю, он слова поперек мне не сможет сказать, — ухмыляется.
Мурашки пробегают по коже от этой его злорадной ухмылки. Мне жутко настолько, что в голове каша. На удивление паники нет. Мой разум чист. Эмоции держу под контролем.
— Выпустите меня немедленно! — продолжаю брыкаться. Раз за разом дергаю руку, не останавливаюсь ни на миг.
Но Ольховский стальной хваткой держит меня. Не уйти.
До черного наглухо тонированного седана бизнес класса остаётся метров десять. Я упираюсь как могу, но даже если повисну, то Ольховский просто потащит меня дальше. Волоком.
— Можешь брыкаться сколько угодно. Тебе это все равно уже не поможет! — угрожает.
Моим поведением он крайне раздражен. Еще бы! Я не безмозглая овечка, которую можно спокойно забрать. У меня мозги есть! И я обязательно что-нибудь должна этими самыми мозгами придумать!
— Пожар! — начинаю вопить, что есть мочи. — Пожар!! — кричу изо всех сил.
Я когда-то давно слышала, что на зов о помощи никто не откликается. Не хотят вмешиваться, а потом и вовсе ни за что получать. А вот на крики о возгорании реагируют незамедлительно. Тут же бегут к окну, принимаются искать огонь.
Все же своя шкура дороже. Ведь если кому-то помощь нужна всегда можно проигнорировать. С тобой ничего не случится. А вот если огонь вырвался из-под контроля, то плохо придется всем.
Мощный рывок и я лечу в сторону разозленного мужчины. Встречаемся взглядами. В моем невиданный раньше страх, в его злость и ярость.