Я же знаю, что Райан проболтался. Он гордился тем, что экспонат из его коллекции попал в учебную программу. Но когда мне смотрели в глаза, я отказывалась что-то подтверждать или опровергать.
Кто-то даже писал пародии на мои стихи и читал их мне, надеясь тем самым задеть меня.
Я видел это. Две девочки из класса Портера декламировали свою версию перед тем, как прозвенел звонок.
Это было так глупо, так по-детски… и так жестоко.
Они были безжалостны, каждый день в течение недели приносили по одному новому стихотворению. Ханна была великолепна, она притворялась, что читает книгу, ожидая, пока придет мистер Портер, пока начнет урок, который ее спасет.
Это кажется плевым делом, так? Возможно, для вас — да. Мне уже давно было некомфортно в школе. После истории с фотографиями, Тайлер, я не чувствовала себя в безопасности и дома. А сейчас даже мои мысли были выставлены на всеобщее обозрение и осмеяние.
Однажды на уроке мистера Портера, когда эти девушки издевались над Ханной, она подняла глаза. На какой-то момент наши взгляды пересеклись. Короткая вспышка. Она поняла, что я за ней наблюдаю. Так как никто больше этого не заметил, я отвернулся. Это было ее дело.
Отлично, Райан. Спасибо. Ты настоящий поэт.
* * *
Вытаскиваю наушники, теперь они висят на шее.
— Не знаю, что с тобой происходит, парень, — говорит мужчина за стойкой, — но я не возьму с тебя деньги.
— Нет, что вы, я заплачу, — протестую я и достаю бумажник.
— Что за ерунда, это ведь всего лишь коктейль. И как я уже сказал, не знаю, что у тебя за проблемы, и не понимаю, могу ли чем-то помочь, но то, что с тобой что-то не так, это очевидно. Поэтому я хочу, чтобы ты оставил эти деньги себе.
Он продувает трубочку, а затем зачем-то начинает завязывать ее в узел. Он пытается перехватить мой взгляд.
Не знаю, что и сказать. Если бы и знал, наверное, не смог бы из-за комка, вставшего поперек горла. Мне остается только кивнуть бармену, собрать рюкзак и пойти восвояси.
КАССЕТА 5. СТОРОНА А
Дверь за мной закрывается, и я слышу, как защелкиваются замки.
Что теперь? Пойти домой? Или, может, в «Моне»? Или в библиотеку… Я могу посидеть на лестнице, как Ханна, и дослушать оставшиеся кассеты в темноте.
— Клэй!
Это голос Тони.
Яркие огни фар трижды мигают. Тони выглядывает из окна водительской дверцы и машет мне рукой.
Застегиваю куртку и направляюсь к нему, хотя мне совсем не хочется ни с кем общаться. Особенно сейчас. Мы с Тони знакомы уже давно, вместе работали над школьными проектами, болтали после уроков, но нам никогда не доводилось обсуждать какие-то серьезные проблемы. А сейчас, похоже, он как раз настроен поговорить по душам.
Он что, все это время сидел в машине и ждал? Но зачем?
Вместо того чтобы посмотреть на меня, он сосредоточенно поправляет боковое зеркало.
— Залезай, Клэй.
— Все нормально?
Пауза. Затем он медленно кивает.
Я обхожу машину, открываю пассажирскую дверцу и присаживаюсь так, что одна моя нога остается стоять на асфальте. Кладу рюкзак с кассетами Ханны на колени.
— Закрой дверь, — говорит Тони.
— Что происходит?
— Все в порядке, Клэй. Просто закрой дверь. — Он закрывает свое окно. — На улице холодно.
Его взгляд блуждает от приборной панели на магнитолу, затем на руль. Он делает все, чтобы не смотреть на меня. Когда я закрываю дверь, он начинает говорить.
— Ты уже девятый в списке, Клэй. Я должен следить за тобой.
— Что? О чем это ты?
— Второй комплект кассет, — продолжает он. — Ханна не блефовала. Они у меня.
— О боже! — Я закрываю лицо руками. Где-то в висках вновь просыпается боль. Я давлю на это место сильнее, еще сильнее.
— Все нормально, — говорит он.
Не могу на него смотреть. Что он знает? Он же, наверное, уже слышал, что Ханна собирается рассказать обо мне. Что «нормально»?
— Докуда ты добрался?
— Что?
— Какую кассету слушаешь?
Я могу притворяться, что не понимаю, о чем речь, или вылезти из его машины и уйти. Но что бы я ни сделал, это ничего не изменит, потому что он и так все знает.
— Хватит уже, Клэй. О ком сейчас рассказывает Ханна?
— О Райане. — Мои глаза закрыты. — О стихотворении.
Затем я смотрю на него — голова откинута назад, глаза закрыты.
— А что? — спрашиваю я.
Молчание.
— Почему она отдала их тебе?
— Давай куда-нибудь поедем… Ты же сможешь слушать плеер, пока я буду вести машину? — Он трогает брелок, который болтается около замка зажигания.
— Скажи мне, с чего это она отдала копии записей тебе?
— Я все расскажу, — говорит он, — но ты сначала послушай следующую кассету. Клэй, я не шучу.
— Почему не сейчас?
— Потому что на ней речь пойдет о тебе.
Я ничего не чувствую. Сердце замерло. Глаза не моргают. Я не дышу. А затем я резко убираю руки от лица, опускаю колени, мне хочется биться головой о стекло, убежать прочь из машины, но я не делаю этого.
— Послушай. — Тони кладет руку мне на плечо. — И не выходи из машины.
Он заводит двигатель.
У меня из глаз текут слезы. Оборачиваюсь к нему, но он не отрываясь смотрит вперед на дорогу.
Открываю крышку плеера и достаю кассету. Темно-синим лаком в углу написана маленькая цифра «5». Это моя пленка. Я девятый номер.
Вставляю кассету назад в проигрыватель, сейчас я держу его двумя руками, как закрытую книгу.
Тони переключает передачу, и машина катится по парковке по направлению к дороге.
Не глядя на плеер, нахожу пальцами кнопку, с нажатием которой начнется моя история.
* * *
Ромео, о, зачем же ты Ромео?
Вот она — история обо мне. Теперь я знаю, как она начинается.
Хороший вопрос, Джульетта. И хотелось бы мне знать на него ответ.
— Клэй, не переживай ты так! — Тони пытается перекричать рев мотора.
Чтобы быть до конца честной, должна признаться, что я никогда не думала, что… Клэй Дженсен — это и есть тот самый, единственный.
Стоило мне услышать свое имя, как боль в голове усилилась, а сердце мучительно защемило.
Я даже не уверена, знала ли я настоящего Клэя Дженсена, потому что всю информацию о нем я черпала не от него лично, а из других источников. И все, что я о нем слышала — абсолютно все! — были сплошь положительные отзывы. Поэтому мне захотелось познакомиться с ним поближе. Знаете, бывает такое, что, заметив что-то однажды, начинаешь постоянно обращать на это внимание.
Например, Кристен Реннерт всегда одевается в черное: брюки, туфли, блузка. Если на ней черная куртка и это единственная черная вещь в ее наряде, то она проходит в ней весь день. В следующий раз вы непременно заметите эту ее особенность и потом будете примечать каждый день.
То же и Стив Оливер. Когда он поднимает руку, чтобы что-нибудь сказать или задать вопрос, он всегда начинает фразу со слова «да».
— Мистер Оливер?
— Да! Если Томас Джефферсон был рабовладельцем…
— Мистер Оливер?
— Да! У меня получилось 76,1225.
— Мистер Оливер?
— Да! Можно выйти?
Серьезно. Каждый раз одно и то же. И вы бы тоже это заметили…
Точно. Я тоже обращал на это внимание. Ну не тяни, Ханна! Пожалуйста.
Подслушивать сплетни о Клэе стало развлечением того же рода. И, как я уже говорила, я знала его не очень хорошо, но его имя действовало на меня как красная тряпка на быка. Думаю, мне хотелось услышать о нем что-нибудь — хоть что-нибудь — пикантное. Не из-за того, что я любила сплетничать, просто не могла поверить, что кто-то может быть настолько хорошим.
Смотрю на Тони и закатываю глаза. Но он уставился на дорогу.
Если он действительно такой хороший… замечательно. Отлично!
Но это стало своего рода игрой для меня. Как долго я еще буду слышать исключительно положительные отзывы о Клэе Дженсене?
Это же естественно, что, когда у человека идеальная репутация, рядом всегда есть кто-то, кто ждет не дождется, чтобы сбить с него спесь. Он ждет, пока идеальный человек ошибется. Но не в твоем случае, Клэй.
Снова оборачиваюсь к Тони — сейчас он ухмыляется.
Надеюсь, что эта запись не заставит вас побежать искать какой-нибудь темный грязный секрет Клэя, который он запрятал где-то глубоко… Уверена, по крайней мере один или два все-таки найдутся, так ведь?
Есть парочка.
Но подожди, разве ты сейчас не это делаешь, Ханна? Ты выставляешь его этаким мистером Совершенство, чтобы потом разнести в пух и прах. Ты, Ханна Бейкер, тот человек, который стоит рядом и ждет, пока Клэй ошибется. Ищет в нем недостатки. И ты нашла. И сейчас тебе не терпится рассказать всем об этом и испортить его имидж.
