— Горшки? — упавшим голосом спросила я. — Что-то, куда можно набрать воду?
— Это ты, — злобно выпалил Мижану, — пащенок, приказал разграбить мою телегу! Ты знаешь, что там было?
— Да мне сейчас, поверь, на это плевать, — пожала я плечами. — Было — сплыло. Живой остался и ладно. Ару, на пост, остальные… давайте завтракать.
Моему присутствию на троне оставались считанные минуты. Женщинам было без разницы, кто распоряжается, быть бы сытым и целым, а вот мужчины недобро дергались. Я, отламывая от хлеба кусок, легкомысленно поздравила про себя всех пятнадцать человек с тем, что, потеряй я место главнокомандующего, прочие тут же займутся выяснением, кто главный.
Совсем как канвары. Или они не настолько дикие, или люди от дикарей недалеко ушли.
— Что-то ты ухмыляешься, — с набитым ртом процедил Рош. — Мне твоя рожа все меньше нравится.
— Я от твоей тоже не в восторге, — отозвалась я, пропихивая в горло сухомятку, — но гневить Молчащих и роптать, что не то лицо, не та стать — не стал бы.
Мишель отнесла Ару его порцию и села рядом со мной. Все молчали, но обстановка накалялась. Жизель отряхнула крошки, пригладила волосы, уселась поудобнее и принялась кормить детей. Я с облегчением отметила, что прошлая ночь, как и предыдущая неделя, не сказались на количестве ее молока.
— Бумага есть? — спросила я, когда завтрак закончился.
— Помолишься о спасении? — скривился Рош.
— Да, конечно, — с самым серьезным лицом призналась я. — Давно надо было.
Я припомнила жесты, которые делал Фредо. Рука ко лбу перед началом молитвы, потом — рука к губам, и не перепутать. Пока искали бумагу и перо — как я догадалась, отказать мне в молитве было кощунством — я проверила, как там Фредо, и положила перед ним его кусок хлеба.
Спит. Жар спал, нога под тряпками. Я не стала его тревожить, к лучшему, что он спит, меньше боли, меньше страданий. Рассвело уже достаточно, чтобы я могла усесться в углу и заняться тем, чем была должна, лишь бы никто ко мне не присоседился, никто мне не нужен сейчас, молитва интимна.
Раздражение мое быстро достигло предела: писать пером и чернилами было пыткой. Я обляпала весь лист и перемазалась сама, но кое-как, искажая масштаб и все мыслимые пропорции, изобразила карту: зал-маяк, колодец, из которого мы вылезли, путь, который мы проделали, основные вехи, оставшиеся в памяти. Вода. Внизу довольно воды, во что ее собирать?
И что делать, если у Жизель пропадет молоко? В эти века младенцев кормили грудью лет до трех, но это при условии, что мать жила себе относительно припеваючи.
Меня не трогали. Анаис пошла заниматься с Фредо, я на них косилась, но так, невнимательно. Симон и Мишель играли с камнями в углу. Было зябко. Откуда-то из угла потянуло вонью — как я ни хотела избежать дерьма в нашей жизни, судьба показала мне шиш. Рош может быть горд и доволен.
Я спрятала карту, приложила руку к губам, поставила чернила на стол и подошла к окну. Ару стоял на посту — привык, но пора бы его сменить кем-то не менее толковым.
— Моя очередь, — сказала я. — Спасибо.
Над морской гладью носились чайки — крупнее наших, и орали они резче, периодически устраивая потасовки из-за кем-то пойманной рыбы. Матросы развлекались: пили и играли, похоже, в карты. Я насчитала шесть игроков, еще трое просто пили и человек пять валялись на камнях. Один все бродил возле разрушенной лестницы, и я пришла к выводу, что не таким и необдуманным был подрыв. Мы могли бы договориться, но…
Я посмотрела на Жизель. И не одна я.
— Сыты, можно и плоть потешить, — прищурился Бриан и сделал шаг. Люсьена подняла голову, скривила губы. — Ну, что морщишься? Три бабы, если старуху не считать, хотя и она, может, кому пригодится.
Хворый Мижану подпрыгнул. Рош лениво повернул голову, но интереса не проявил. Ару? Фуко?..
Черт. У этих людей нет никаких границ, кроме собственных сиюминутных желаний. У всех этих людей в этом времени. У женщин здесь нет никаких прав, кроме права угождать сильным — мужчинам.
Где решение? Есть ли оно вообще?
Я вставлю не туда свои пять копеек, и пиши пропало окончательно. Если бы я еще знала хоть что-то из местной религии, могла бы сыграть на этом, но пока — рука ко лбу, рука к губам и молиться письменно.
— Ишь, ушлые, — я наморщила нос. — Здесь слуг ни у кого нет.
Лицо Мижану, который выезжал из города с двумя слугами, вытянулось, но сказать я ему ничего не позволила.
— Вам и хлеба, и крышу над головой, и бочок рядом теплый? Все наслаждения разом? Какие господа нашлись важные. У кого плоть играет, тому и за водой идти, — преувеличенно возмущенно вынесла я решение. — Ару сменился с караула, я теперь на посту стою, Рош лестницу взорвал… — Я дернула плечом, мол, вывод напрашивается сам собой. Кто сделал что для общего блага, а кто поприсутствовал. — Поищите-ка тут что небитое, горшок или кувшин, а где воду набрать, я расскажу.
— Тебе, святой братец, поди, и ласки неведомы. — Бриан не намерен был отказываться от удовольствия, но я напирала на то, что прохлаждаться и развлекаться не время. Рош и Ару, самые авторитетные, должны были встать на мою сторону, но нет. — Так мы быстро.
— Нас там, кто внизу, про скорость твою не спросит. И дети орать начнут. Хочешь нас выдать? Так мы тебя первого отсюда и выкинем.
Мижану сел. Вот ему мне особенно хотелось надеть на мерзкую физиономию не то маску, не то намордник. Ару улегся уже было спать, но приподнялся на локте, посмотрел на Бриана, на Жизель, на Люсьену, и лег обратно.
— Эй, господинчик, — окликнула я Мижану, — так не пойдет. Вставай, раз уж оклемался, и ищи горшок. А ты иди сюда, только у окна не маячь, покажу, где искать воду. Давай, давай, на обед будет мясо, сытное, но мы после него без воды измаемся. И учти, там, в подземелье, свет зажигать нельзя, пойдете на ощупь, до самой пещеры…
Сейчас я уладила назревающий конфликт, сгладила острый момент. Надолго ли? Ару опять привстал, пнул ногой Мижану, который только чудом не завопил.
— Симон, иди сюда, на мое место, — приказала я. — Стой и выглядывай из окна осторожно, если что не так, сразу скажешь. — Затем я вынула карту, показала ее подошедшему Бриану. Рош, который, казалось, в мою сторону не смотрел, бросил:
— Хорошие у тебя молитвы. Смотрю, плодотворные.
— Как Молчащие надоумят, так я тому и следую, — гордо вздернула голову я и повернулась к Бриану: — Тебе придется вести этого немоща, пусть он воду несет, только не разлил чтобы… Найдите уже кто-нибудь горшок или кувшин!
Убедившись, что Симон не манкирует своими обязанностями и наблюдает за матросами, я объяснила Бриану, куда идти — выше и выше. Заблудиться было сложно, ход один, но я не однажды повторила: не споткнитесь, не разлейте воду, и сказала, где ее набирать. Как они это будут делать, вода течет по стене? Загадка. Разве что там, возле выхода из пещеры в проход?..
— И там же можно светлячков набрать, — закончила я, — и обратный путь будет легче. Лестница, которая ведет от люка вниз, деревянная и не очень надежна, постарайтесь ее не сломать. И вот что…
Я обвела всех тяжелым взглядом. Только Рош, заснувший уже Ару и старуха не повернули ко мне головы, но даже Фредо прислушался.
— Люсьена, Жизель и Мишель ходят за детьми, Анаис и опять же Мишель — за раненым и вон за старухой, в чем ее душа держится, — озвучила я. — Я, Рош, Ару, Фуко, Симон и Бриан — добывают еду и стоят на карауле. А вы, — я указала на седого и следом на Мижану, — будете делать что скажут. Что можете? Кроме как на баб заглядываться?
— Я целитель, — гордо выпрямился седой. — Личный лекарь господина Мижану. Он мне платит.
— Глянь, какое его величество, — осклабился Рош, все так же не смотря на нас. — Лекарничать будешь кого прикажут. За кусок хлеба. Поди вон его осмотри, — он кивнул на Фредо, — а то в обед дулю получишь.
Ну, с удовлетворением отметила я, принцип «кто не работает, тот не ест», по крайней мере, сработал. Не у меня первой, метод испытанный. Теперь важно, чтобы вклад каждого не начали измерять по важности сделанного.
