В качестве четвертого и самого далёкого пункта Штреземанн стремился к объединению Германского Рейха с Австрийской Республикой, которую тогда называли Немецкой Австрией. Этот «аншлюс[15]» тогда совершенно официально вполне был желаемым также и австрийцами; правда, в концепции Штреземанна его оставили на дальнюю, еще не обозримую благоприятную дипломатическую ситуацию.
Таким образом, Германия оставалась ревизионистской, однако в ближайшей перспективе она преследовала только одну цель, а именно досрочное освобождение Рейнской области, которое затем должно было быть связано с окончательным урегулированием репараций. По так называемому «плану Юнга» такое соглашение было подготовлено в 1929 году. План Юнга ещё раз снизил величину германских выплат по репарациям, однако за это предусматривал очень длительные выплаты репараций вплоть до восьмидесятых годов. Тем не менее, при процветающей экономике Германия могла без проблем возложить эти выплаты на своё превышение экспорта над импортом. Урегулирование 1924–1925 гг., которое сначала принесло относительно спокойные и счастливые годы, было нарушено мировым экономическим кризисом, который в 1929 году начался в Америке. Для Германии он имел самые злосчастные последствия: перестали поступать американские кредиты; поскольку они были краткосрочными, то частично они даже были отозваны. В Германии тотчас же наступил довольно сильный спад в до того момента более-менее высокой занятости населения, и в экономике наметилась волна банкротств.
Такое развитие событий во второй раз предоставило германскому правительству, которое между тем было сменено, шанс стряхнуть груз репараций по только что заключенному новому урегулированию в соответствии с планом Юнга. И хотя на этот раз это должно было произойти не вследствие массовой инфляции, как в начале двадцатых годов, а вследствие сознательной политики дефляции, которая сделала Германию такой бедной, что она просто не была в состоянии более выплачивать репарации. Её кредиторы должны были в конце концов признать это.
Эта политика дефляции была второй великой социальной катастрофой, которую Германия Веймарского периода взяла на себя, чтобы стряхнуть груз репараций — и на этот раз эта политика была успешной. Ведь мировой экономический кризис затронул не только Германский Рейх, он захватил поистине весь западный мир (России он не коснулся). И во всех затронутых государствах, в особенности в самой Америке, отныне приходили к мнению, что в такой ситуации так называемые политические платежи, то есть с одной стороны платежи по долгам европейских западных союзников в пользу США, а с другой стороны репарационные платежи Германии западноевропейским союзникам, представляли теперь лишь затруднение для всё более и более рушащейся мировой экономики. В 1931 году американский президент Гувер потребовал прекращения всех этих политических платежей и также настоял на так называемом «моратории Гувера», сначала на один год. Но по прошествии этого года в Лозанне в 1932 году в действительности последовал долговременный отказ Франции, Англии и остальных стран от дальнейшего получения германских репараций. Договорились о ещё одном заключительном платеже в 3 миллиарда марок, который никогда не был произведен и которого никогда серьёзно не потребовали. Это означает, что рейхсканцлер Хайнрих Брюнинг при помощи своей политики умышленного обнищания Германии для ухода от репараций своей цели достиг, даже если сам он вскоре после этого уже был свергнут со своего поста.
Я хотел бы ещё кратко указать на то, что обнищание в годы с 1930 до 1933 года всё ещё и теперь рассматривается как неизбежное следствие мирового экономического кризиса. Однако оно было таковым лишь частично, точно так же, как германская инфляция с 1919 до 1923 года лишь частично была просто следствием финансировавшейся при помощи займов и затем проигранной войны. Но именно лишь частично, как в одном, так и в другом случае. Своевременная денежная реформа после войны спасла бы Германию от полной экспроприации всех накоплений, а иная экономическая политика существенно смягчила бы последствия мирового экономического кризиса в Германии, вместо усиления их. Такая экономическая политика рекомендовалась тогда не только английским учёным Кейнесом, но также и немецкими учеными-экономистами, например фон Вагеманном: политика, которая при помощи больших общественных задач — пусть даже за счёт баланса бюджета рейха — дефицитного расходования[16], как это было названо, дала бы экономике новый толчок. Брюнинг проводил как раз обратную политику, он обострял следствия мирового экономического кризиса, он намеренно позволил германской экономике полностью прийти в упадок, чтобы избавиться от репараций. В этом, как уже сказано, он достиг успеха. Правда, у этого успеха, как будет показано в следующей главе, внутриполитическая цена была такова, что обнищавшие немцы массами пошли за Гитлером.
В том же году Германия пережила ещё один большой успех своей политики ревизионизма. В этом, 1932 году, в Женеве заседала международная конференция по разоружению. Западные державы в Версальском мирном договоре представили разоружение Германии как предварительное условие всеобщего разоружения. Эта формулировка стала теперь для германской политики рычагом: немцы аргументировали, что либо западные державы теперь должны разоружиться до той степени, до которой они принудили разоружиться рейх, либо же они должны предоставить рейху право точно так же снова вооружиться. С этой аргументацией немцы имели успех. Мировое общественное мнение переменилось, частично вследствие мирового экономического кризиса, частично просто вследствие удаленности от прошедшей войны во времени. Это не было больше настроением 1919 года. В декабре 1932 года западные державы на женевской конференции по разоружению признали за германским правительством, которое возглавлялось тогда уже не Брюнингом, а Шляйхером, равное право на военное вооружение.
Это означало, что в конце 1932 года множеством окольных путей Германия сбросила два главных бремени, которые препятствовали восстановлению её силы — обязанность огромных выплат по репарациям и обязанность свои оборонительные силы держать очень малыми. Она снова встала как великая держава среди других великих держав. Она стала даже, как теперь окончательно выявилось, и как уже было подтверждено Локарно, в Восточной и в Южной Европе своего рода скрытой господствующей силой. Это были решающие успехи германского ревизионизма, которые все были достигнуты ещё во время существования Веймарской республики. Но они пошли теперь на пользу совсем изменившейся Германии.
Потому что уже до 1932 года — об этом речь пойдёт в следующей главе — Веймарская республика внутренне изжила себя, она уже обрушилась. Во внутренней политике речь шла тем временем уже больше не о её сохранении, а о её наследовании. Это наследство очень скоро после заключительных больших успехов 1932 года в январе 1933 года досталось Гитлеру. И Германия, которая теперь снова была в своём прежнем положении великой державы, и по крайнем мере в Восточной и в Центральной Европе занимала позицию наполовину главенствующей державы, была Германией Гитлера.
Германия при Гинденбурге
В предыдущем разделе мы в основном занимались Версальским договором и в меньшей степени Веймарской республикой, то есть внешняя политика Веймарской республики и её ревизионизм были подробно разобраны, но мы мало занимались внутренней политикой. Однако именно внутренняя политика в конечном итоге предопределила переход от Веймарской республики к Гитлеру. Так что нам следует наверстать упущенное.
Хотя Веймарская республика существовала лишь 14 лет, в её истории можно увидеть три чётко различающихся периода. В свои первые годы, от основания и до 1924 года, выглядело так, будто республика с самого начала потерпит крах. Затем поразительным образом наступил период кажущейся консолидации, «золотые» двадцатые годы, с 1925 до 1929. Затем последовал довольно неожиданно период распада и подготовки перехода власти в руки Гитлера, с 1930 до 1932 года.
Первый период не следует представлять здесь подробно. Годы с 1920 до по меньшей мере 1923, а частично также и 1924 год, были чрезвычайно сложным временем с повторяющимися путчами справа и слева, с очень большим количеством политических убийств только со стороны правых, с постоянно сменяющимися правительствами. Всё это разыгрывалось на фоне инфляции, этой первой из двух социальных катастроф, которые безрассудно затеяла республика, чтобы избавиться от репараций — что было описано в предыдущей главе.
Я не хочу рассказывать это в подробностях — никакое из множества драматических событий этих лет не определило эпоху — но ограничусь тем, чтоб выделю два проходящих сквозной нитью обстоятельства, которые мне кажутся основополагающими.
