С 1925 до 1928 года в Веймарской республике с небольшим перерывом теперь правила не Веймарская коалиция, а правая коалиция, состоявшая из партии центра, немецкой народной партии и немецких националистов, у которых было серьёзное, даже если и не подавляющее большинство в рейхстаге. Неожиданно республика стала стоять на двух ногах. Она не зависела больше только лишь от партий центра и левого крыла, но могла теперь также совершенно нормально управляться коалицией центра и правыми. Это стабилизировало республику. Этому способствовало, как уже было изложено в предыдущей главе, то, что в это время произошли большие улучшения в экономике: инфляция была остановлена уже в последний год правления Эберта, теперь наконец была произведена и денежная реформа, а затем, благодаря обильно поступавшим американским кредитам, наступил некоторый расцвет экономики. Во внешней политике также можно было отметить успехи: Рурская область стала снова свободной, был заключён договор в Локарно, ставший своего рода дополнением к мирному договору на Западе и исключивший в будущем злоупотребления со стороны французов. Одним словом, вдруг снова наступили счастливые времена. И во всяком случае вплоть до 1928 года дело выглядело так, как будто всё так и останется.
Затем произошло два события, которые уже в 1929 году, перед наступлением мирового экономического кризиса, снова начали дестабилизировать Германию. Одно заключалось в том, что коалиция центра и правых, правившая до середины 1928 года, проиграла выборы в рейхстаг в 1928 году. Немецкие националисты неожиданно стали гораздо слабее, социал-демократы стали снова сильнее — у них были наилучшие результаты выборов с 1919 года. И теперь оказалось, что новое правительство невозможно создать ни на базе Веймарской коалиции, ни на базе того, что я хотел бы назвать коалицией Гинденбурга: ведь у Веймарской республики не было того, что с самого начала было у нынешней Федеративной Республики — чёткой системы правых и левых партийных групп. Пришлось создать «большую» коалицию от СДПГ до правых либералов, и это было очень слабое правительство, поскольку его фланги с самого начала стремились в противоположные направления. В период с середины 1928 до начала 1930 года, когда правила большая коалиция, политическая стабильность отсутствовала, хотя до начала мирового экономического кризиса с экономической точки зрения это были ещё приятные годы. Это во-первых.
Но другое, что должно было проявиться как гораздо более опасное, было связано с личностью рейхспрезидента. Когда в 1925 году Гинденбург был избран, ему насчитывалось уже 77 дет, теперь же ему было за 80. Он не мог продолжать вечно стоять во главе государства. Нельзя было рассчитывать на то, что он в 1932 году по истечении своего семилетнего срока службы, будет в состоянии еще раз участвовать в выборах в качестве кандидата, не говоря уже о том, чтобы выдержать второй срок на посту. Как же тогда вести дела дальше? Второго Гинденбурга не было. Весь замечательный компромисс, который был достигнут в начале периода правления Гинденбурга, почти кайзеровская республика, которая стала приемлемой также и для монархических правых, опирались на два очень старых плеча.
Следовало подумать о том, как может сохраняться этот компромисс и должен ли он вообще сохраняться. В рядах правых возрастало беспокойство. Прежде всего среди немецких националистов, которые под новым, гораздо более радикальным руководством тем временем снова находились в оппозиции, родилась теперь мысль, что время правления Гинденбурга можно ведь рассматривать и иначе, чем прежде: не как стабилизацию республики, а как переход к монархической реставрации. Разве не мог бы Гинденбург из рейхспрезидента постепенно превратиться в наместника монарха? Возможно даже в регента вновь установленной монархии? Таковы были планы, которые всерьёз обсуждались, а в руководстве рейхсвера даже очень живо. Конкретизированы они были человеком, определявшим тогда политику рейхсвера — генералом фон Шляйхером.
В 1929 году, а именно весной, задолго до начала мирового экономического кризиса, в казавшееся ещё полностью спокойным и стабильным время, Шляйхер пригласил нового руководителя центра со скорее правыми взглядами Хайнриха Брюнинга к себе домой в берлинскую квартиру на Маттейкирхплатц. Генерал изложил политику крамольные идеи, как мы теперь знаем из мемуаров Брюнинга.
Остававшееся еще время на посту старого рейхспрезидента, объяснил Шляйхер, должно быть использовано для того, чтобы изменить конституцию, лишить власти рейхстаг и в конце концов снова установить «стабильные отношения» в духе нереформированной монархии времен до октября 1918 года. Глава государства — о монархе речь ещё не шла — должен не только назначать рейхсканцлера, но и оставлять его на посту также и против воли рейхстага, так что парламент, как в кайзеровские времена, был бы исключён из реальной политики. Для этой цели следовало несколько раз подряд распустить рейхстаг, пока партии не истощат финансовые ресурсы и не утомятся так, что не захотят более никакой предвыборной борьбы. А затем, в один из таких периодов без рейхстага, можно будет в конце концов преобразовать конституцию государства в чисто президентскую форму правления, в которой президент стал бы играть роль прежнего кайзера.
Брюнинг выслушал это и заинтересовался. Он спросил Шляйхера, сколь длительным он представляет себе этот процесс, и Шляйхер ответил: «Ну, это можно сделать за шесть месяцев». Кроме того, Шляйхер при этой встрече поведал Брюнингу о том, что рейхспрезидент рассматривает его, лояльного фронтового офицера Брюнинга, чьё подразделение пулеметчиков вплоть до объявления перемирия сражалось, находило погибших и было отмечено отличием, в качестве фигуры рейхсканцлера, который должен произвести государственный переворот. Брюнинг в тот момент отнёсся к этому сдержанно: время для таких планов ещё не созрело. Но время пришло быстро.
В октябре 1929 года разразился мировой экономический кризис. Правительство большой коалиции, глава которой Штреземанн к несчастью умер в том же месяце, не отнеслось должным образом к быстро распространявшемуся в Германии кризису. По этой причине оно в конце концов распалось, и в марте 1930 года Гинденбург по совету Шляйхера назначил Брюнинга рейхсканцлером, как и было предусмотрено. Брюнинг на основании Статьи 48 Конституции получил от рейхспрезидента полномочия управлять без оглядки на рейхстаг. Эта статья позволяла главе государства в случае устанавливаемого им самим по его усмотрению чрезвычайного положения обходить законодательное право рейхстага посредством внепарламентских чрезвычайных постановлений. Правом роспуска рейхстага рейхспрезидент и без того обладал: в случае если бы парламент отменил его чрезвычайные декреты, он мог распустить его в любой момент. Всеми этими правами теперь должен был пользоваться Брюнинг от имени рейхспрезидента. Это должно было обеспечить переход к планировавшемуся кругами за спиной Гинденбурга государственному перевороту, нацеленному на восстановление монархии.
Какую роль при этом играл сам Гинденбург, остаётся неясным. Старый человек не был политиком, никогда им не был. Во многих отношениях он был в качестве рейхспрезидента такой же символической фигурой, какой был в войну в должности начальника Верховного Командования сухопутных войск. Но у него вполне была своя голова на плечах, была она у него всегда и с годами она скорее стала лишь упрямее. После того, как в 1925 году он принял присягу главы государства о соблюдении конституции и соблюдал её, удовлетворенный достойным представительным положением, теперь он и сам пожалуй начал вспоминать свои монархические чувства и воспринимать это как своего рода призвание — возглавить обратный переход от республики к монархии, сделав всё возможное, чтобы не нарушить непосредственно свою конституционную присягу. Первым шагом на этом пути был переход от парламентского правления двадцатых годов к президентским правительствам начала тридцатых, из которых правительство Брюнинга было первым и самым длительным. Формально они вели себя ещё в рамках конституции, и так Брюнинг парадоксальным образом получил славу последнего защитника Веймарской конституции. Он не был им. Его заданием был государственный переворот, как он сам засвидетельствовал в своих мемуарах, и он был исполнен намерений выполнить это задание. Но он отложил государственный переворот в пользу другого намерения — что в итоге привело к его падению.
Между тем же разразился мировой экономический кризис, и Брюнинг увидел теперь тот большой внешнеполитический шанс, о котором уже шла речь в предыдущей главе: шанс использовать мировой экономический кризис, чтобы посредством преднамеренно проводимого радикального обострения экономического кризиса в Германии избавиться от репараций. Это было для него в тот момент важнее, чем задуманный государственный переворот. Тем не менее, в июле 1930 года он распустил рейхстаг, и назначил на сентябрь 1930 года новые выборы. И тут произошло нечто неожиданное. На этих выборах национал-социалисты Гитлера, в «хорошие» времена Гинденбурга бывшие партией малозначимой, неожиданно стали второй по силе партией. Они получили 18 процентов голосов избирателей, 107 мандатов, и тем самым на германской внутриполитической сцене внезапно появилась новая сила, с которой впредь следовало считаться. Что сделало вдруг национал-социалистов столь сильными?
