– Ну? – тихо спросил Гарри. – Что вы решили?
Поппи чувствовала себя глупо, стоя в наряде невесты, с цветами и вуалью, символизирующими невинность и надежду, когда надежды не осталось. Ей хотелось сорвать с пальца обручальное кольцо и швырнуть ему в лицо. Ей хотелось скорчиться на полу, как шляпа, раздавленная чьей-то ногой. Ей хотелось послать за Амелией, чтобы та взяла дело в свои руки и позаботилась обо всем.
Но она давно не ребенок, чьей жизнью можно распоряжаться.
Она молчала, глядя в глаза Гарри, в которых читалась насмешливая уверенность. Он не сомневался, что выиграл, и полагал, что сможет манипулировать ею всю оставшуюся жизнь.
Она явно недооценила его.
Но и он недооценивает ее.
Все ее горе, сожаление и беспомощный гнев смешались, превратившись в горечь, затопившую ее душу. Она поразилась, как спокойно прозвучал ее голос, когда она заговорила:
– Я никогда не забуду, что вы избавились от мужчины, которого я любила, и заняли его место. Я не уверена, что смогу простить вас за это. Единственное, в чем я уверена, так это в том, что я никогда не полюблю вас. Вы по-прежнему хотите жениться на мне?
– Да, – ответил он без тени колебания. – Я никогда не стремился к тому, чтобы быть любимым. И видит Бог, неплохо обходился без этого.
Глава 13
Поппи запретила Лео рассказывать остальным членам семьи о появлении Майкла Бейнинга перед бракосочетанием.
– Можешь рассказать им все, что пожелаешь, после свадебного завтрака, – сказала она. – Но ради меня, пожалуйста, давай пока помолчим. Я не смогу выдержать весь этот ритуал – венчание, свадебный торт и поздравления, – если мне придется смотреть им в глаза, зная, что они в курсе.
Лео рассердился:
– Ты слишком много хочешь от меня, если думаешь, что я поведу тебя к алтарю и выдам за Ратледжа по причинам, которых не понимаю.
– А тебе и не надо ничего понимать. Просто помоги мне пройти через это.
– Я не желаю способствовать тому, чтобы ты стала миссис Гарри Ратледж.
Но, поскольку она попросила его, Лео сыграл свою роль с мрачным достоинством. Покачав головой, он предложил ей руку, и они последовали за Беатрикс в переднюю часть церкви, где ждал Гарри Ратледж.
Церемония была милосердно короткой и лишенной эмоций. Только один раз Поппи ощутила острую вспышку беспокойства, когда священник произнес:
–...если у кого-нибудь есть возражения против законности этого брака, пусть огласит их сейчас или молчит вовеки.
В течение нескольких секунд, последовавших за этим призывом, казалось, что все собравшиеся в церкви затаили дыхание. Пульс Поппи участился, и она осознала, что вопреки всему она надеялась услышать протестующий голос Майкла.
Но никто не нарушил молчания.
Церемония продолжилась.
Теплая ладонь Гарри сомкнулась вокруг ее холодной руки. Они произнесли свои обеты, священник протянул Гарри кольцо, и он надел его ей на палец.
Голос Гарри был негромким и ровным:
– С этим кольцом беру тебя в жены, обещаю тебе хранить верность в горе и радости, в здравии и болезни, а также уважать и любить тебя во все дни моей жизни.
Не в силах смотреть ему в глаза, Поппи уставилась на сверкающий ободок у себя на пальце. К ее облегчению, поцелуев не последовало. Целовать невесту считалось дурным тоном, плебейским обычаем, никогда не практиковавшимся в соборе Святого Георга.
Заставив себя наконец взглянуть на Гарри, Поппи вздрогнула при виде удовлетворения, светившегося в его глазах. Она взяла его под руку, и они двинулись по церковному проходу – к своему будущему и судьбе, которая казалась отнюдь не благосклонной.
Гарри знал, что Поппи считает его чудовищем. Он признавал, что поступил бесчестно, эгоистично, но он не видел другого способа заполучить ее в жены. И он ни на секунду не сожалел, что увел ее у Бейнинга. Возможно, он безнравственный человек, но иначе он ничего бы не добился в жизни.
Поппи принадлежит ему, и он позаботится о том, чтобы она не пожалела о том, что вышла за него замуж. Он будет настолько щедр, насколько она позволит. А судя по его опыту, женщины простят все, если предложить им надлежащее возмещение.
Утешившись этой мыслью, Гарри расслабился и провел остаток дня В отличном настроении. Процессия карет с имперской позолотой доставила приглашенных в отель, где в зале для банкетов был сервирован свадебный завтрак. Снаружи толпились зеваки, желающие заглянуть в ярко освещенные окна. По периметру зала располагались колонны и арки, задрапированные тюлем и украшенные цветами.
Слуги разносили подносы с шампанским, а гости расположились за столиками, заставленными вазами с фруктами, корзинками с горячими булочками и блюдами со всевозможными салатами, ветчиной и холодной говядиной, нарезанными ломтиками. Подали горячее – зажаренного до хрустящей корочки гуся под сливочным соусом. А потом внесли три свадебных торта, обильно политых глазурью и украшенных фруктами.
В соответствии с традицией Поппи достался первый кусок, и Гарри мог только догадываться, каких усилий ей стоило есть и улыбаться. Если кто-нибудь заметил, что его молодая жена подавлена, то наверняка объяснил это важностью события или нервозностью перед брачной ночью, свойственной всем новобрачным.
Родные Поппи с беспокойством наблюдали за ней, особенно Амелия, которая, казалось, чувствовала, что что-то не так. Гарри поражался сплоченности Хатауэев. Между ними существовала какая-то таинственная связь и взаимопонимание, не требовавшее слов.
При всем своем знании людей Гарри почти ничего не знал о семейных отношениях.
После того как его мать сбежала с одним из любовников, его отец постарался избавиться от всего, что напоминало бы о ее существовании. И сделал все возможное, чтобы забыть, что у него есть сын, оставив Гарри на попечении служащих отеля и учителей.
У Гарри почти не осталось воспоминаний о матери, не считая того, что она была красива и что у нее были золотистые волосы. Казалось, она всегда куда-то собиралась, ускользая от него. Он помнил, как плакал, вцепившись в ее бархатную юбку, а она пыталась высвободиться, смеясь над его настойчивостью.
Покинутый родителями, Гарри питался на кухне отеля вместе со служащими. Когда он болел, одна из горничных заботилась о нем. Наблюдая семьи, которые останавливались в отеле, он научился относиться к ним с той же равнодушной отчужденностью, что и остальные служащие. Глубоко в душе у него засело подозрение, что его мать уехала, а отец не желал иметь с ним ничего общего, потому что его невозможно любить. И по этой причине он не стремился обзавестись семьей. Даже будь у него дети, он не подпустил бы никого к себе достаточно близко, чтобы привязаться к ним. Он никогда бы не позволил надеть на себя оковы любви и привязанности. И все же порой Гарри испытывал мимолетную зависть к тем, кто был способен на это, как Хатауэи.
Завтрак продолжался с бесконечными тостами. Заметив, что плечи Поппи поникли, Гарри решил, что с нее достаточно. Он поднялся и произнес короткую любезную речь, поблагодарив гостей за то, что они оказали ему честь почтить своим присутствием такое знаменательное событие.
Это был знак для новобрачной, чтобы удалиться вместе с подружками. Остальная публика тоже начала откланиваться, чтобы успеть переодеться и передохнуть перед вечерними развлечениями. Поппи помедлила в дверях, словно почувствовав взгляд Гарри, и посмотрела на него через плечо.
Предупреждение, мелькнувшее в ее глазах, мгновенно возбудило его. Поппи не будет податливой новобрачной. Впрочем, он этого и не ожидал. Она постарается получить компенсацию за то, что он сделал. Он пойдет ей навстречу... до известного предела. Интересно, как она его встретит, когда он придет к ней сегодня вечером?
Оторвав взгляд от жены, Гарри посмотрел на Кева Меррипена, деверя Поппи, который подошел к нему. Меррипен умудрялся оставаться относительно незаметным, несмотря на свой рост и необычную внешность. Он был цыганом, высоким и черноволосым, с суровым лицом, скрывающим страстную натуру.
