тридцать, однако что-то мне подсказывало, что время не властвовало над ним, по крайней мере, в том понимании, какое мы могли осознать.
Наконец он поднял голову, окинув нас взглядом, полным безразличия и тоски, не задержав его даже на Эйни, которая целилась в него из лука. Затем он выпрямился, и я смог разглядеть на его груди стальной штампованный шеврон в виде семилучевой звезды.
— Эй, ты кто такой? — крикнула девушка.
— Мое имя вам ничего не скажет: я не связан с вашей реальностью законом воздаяния. Я — тот, кого разбудили, чтобы ответить на ваши вопросы и в последний раз предостеречь от ошибки, — произнёс человек на мёртвом языке, который понял только я. Это была ужасная помесь латыни и старорусского языка, когда как Терра, да и известная Странникам Земля, уже многие сотни лет говорила на американском английском.
— Кажется, я его понимаю, — произнёс Мяч, садясь на ближайший камень. — Бро, подскажи, где кибердевушка? Такая скверная, всем шлем надеть предлагает… Знаешь ее?
— Чак, возьми из моей памяти латынь Фаэтона, — произнёс я.
— А такая существует? — нахмурился маг, но тут же повесил над нами «переводчика», сославшись магическими циклами на мою память.
— Садитесь, хотя я не обязан с вами говорить. Но я отвечу, — произнёс наш собеседник на уже дешифрованном для всех языке.
— А что обязан? — спросила Эйни, опуская лук и присаживаясь на свободный камень. Её примеру последовали я и Чак.
— Глобально я пришёл отобрать у вас Генезис, чтобы вы больше никогда не восстановили его и даже не вспомнили о том, что такое у вас было, как и никто больше в вашей реальности и доступных вам мирах, — произнёс фаэтонянин.
— Отобрать что?.. — удивился Чак.
— Уже ничего, — ответил сидящий.
— Мы пришли к Ноль Ноль Первой, — начал было после повисшей паузы Чак, но запнулся, словно забыл, зачем мы пришли, и спросил: — Но, как мы понимаем, ты тут за неё?
— Нет. Я не за неё, и не за вас, и вообще ни за кого. Я как-то больше за себя и для себя.
— Почему так? — наконец вступил я в разговор.
— Потому что я сам слишком долго играл в игру, которую сейчас навязывают вам.
— Навязывает кто? — не понял Мяч.
— Тот, кто затеял всё это ради ещё одного глобального катаклизма. Именно в его планах было, чтобы тут, на Терре, сошлись по правилам средневековой войны люди, тэварцы и механизмы. Он планировал сделать быструю жатву, но уже с присутствием молодых богов. Без него вы убили одну лишь Терру и Свит, а с его участием уничтожили бы еще одну обитаемую планету и впоследствии получили бы за это «по ушам» от Единого равновесия, а он бы, как всегда, вышел сухим из воды. В этом и была суть его игры… — Человек окинул нас взглядом и добавил: — Пусть вас утешит то, что и до вас никто не смог его победить. Был один, который переиграл, но тоже в итоге не совсем победил.
— Ты так и не ответил, кто ты, — заметил Мяч.
— Я — тот, кто привел эту тварь на Землю и погубил предыдущую цивилизацию титанов. Я дрался с ним на всех пластах во всех реальностях, но каждая наша схватка заканчивалась еще большей кровью виновных и невиновных. Вы же пока ещё в начале этого кармического клубка. Мне жаль вас. Но мне пора.
— Ну раз не хочешь говорить, кто ты, то скажи хотя бы, почему Ноль Ноль Первая не вышла говорить с нами, — сказала Эйни.
— Она не видит смысла, поэтому разбудила меня, чтобы я сделал то, что сделал.
— Одни загадки. Что сделал-то? — развёл лапами Мяч, но пустой камень, на котором развеивался туман, не ответил. Человека в экокостюме давно канувшей в лету цивилизации на нем уже не было.
— Ну и что это было? — спросил меня Чак, проверяя что-то на тонких слоях магии. — Я не вижу его. Такое впечатление, будто его вообще не было.
— Он ушёл вниз по оси углеродного распада в мир, именуемый Милларом, — прочитал я какой-то всплывший в моем разуме текст.
— Куда? — переспросил Мяч.
— Это назад во времени. В Мир Миллар, где будет пытаться пленить и заточить Несущего свет, ибо он не просто бог, но губитель и враг всего разумного. Как… — Я осёкся, взглянув на пустые капсулы в лапах Мяча, которые он зачем-то взял с собой на Терру.
— Что «как»? — спросил Мяч.
— Было какое-то сравнение, но оно почему-то вылетело из моей головы, — признался я. — Тот, с кем мы говорили, считает Несущего свет самым опасным из всех известных ему врагов во всех мирах, плоскостях и линиях времени.
— Так, кто такой Несущий и почему мы о нём говорим? — спросила Эйни.
— Я не знаю, — признался я. — Мы как-то с ним связаны, но я не могу вспомнить как.
— Кто-нибудь что-нибудь понимает? — спросил Мяч, глядя на пустые колбы-капсулы в своих лапах. — Зачем мы взяли это с собой?
— Ну как зачем? Для пробы грунта, конечно. Это очень важно — понять, насколько изменилась Терра после слияния с другим миром, — с упреком, словно на сумасшедших, взглянула на нас лисодевочка.
Все это время меня не покидало странное чувство, словно говоривший с нами второй бортовой стрелок давно погибшей цивилизации лишил нас чего-то важного, но взамен дал нам шанс выиграть в пока еще неведомой игре…
Глава 20. Крючки нуарного мира
Матрица мезанихов приняла его сразу в изначальном виде, и никто из живущих в этом нуарном мире словно бы не замечал того, что он гуманоидный пес, относясь к этому так, будто это было нормальным для их планеты. При этом Анубис нигде не видел привычных для довоенной Терры фурри и каких-либо генных модификаций в виде хвостов или ушей непривычной формы…
Мезанихи были совсем как люди, причем походили на них не только внешне. Общество этих гуманоидов жило со своими проблемами и заботами, и, как понял бывший чёрный Странник, вся планета представляла собой один бесконечный мегаполис, смердящий чёрными трубами заводов под таким же темным небом. Светлый день сменялся такой же светлой ночью, которую обеспечивали шесть светящихся дисков: два планетоида-спутника, три газовых гиганта и одна звезда Визус, белый остывающий карлик. Иногда Анубис, стоя на застекленной террасе высотного ресторана, наблюдал за движением небесных тел и уговаривал себя не испытывать к этому миру никаких эмоций, несмотря на его детальную прорисовку и особую красоту локаций. За время, прошедшее с момента его заключения в систему, он обзавелся псевдоматериальными ценностями, и это было плохо.
"Начнешь играть, к примеру, качать магию — погрязнешь в матрице; увлечёшься чем-то — погрязнешь в матрице; шаг вправо или влево — и вот ты уже играешь, а это дорожка в один конец без шанса на выход или победу'.
Тёмно-синий костюм-тройка сидел на нём как влитой. Под жилеткой с черной кожей контрастировал белый ворот рубахи, утянутый галстуком-бабочкой. Анубис различал цвета, в отличии от других живущих здесь, и держался своим сознанием за это словно за сверхспособность, доступную только ему. Матрица придумала для него послужной список, семью и даже документы об образовании, штрафы за неправильную парковку и превышение скорости. И это был ее очередной крючок.
«Посмотришь в глаза своему сыну, маленькому милому волчонку, или качающей его светловолосой и голубоглазой супруге — пропадёшь и снова погрязнешь. Начнешь сам оплачивать счета и долги — ухнешь туда с потрохами, и сам не заметишь, как стал скучным семьянином».
— Ану, пора ехать! — позвали его.
Странник обернулся. Их было пятеро, и он знал каждого. Судя по легенде механического мира, Анубис вырос вместе с ними в трущобах и поднялся до самого верха — до главы преступной, все разрастающейся группировки.
«Очередной обман…» — мысленно усмехнулся он, однако кивнул пришедшим за ним.
И лишь от одного бывший адепт Тирипса не мог до конца абстрагироваться, и именно этим в ближайший час ему и предстояло заняться…
Спустя несколько минут колонна из трех устаревших машин на двигателях внутреннего сгорания, ровно треща моторами, везла их по заваленным мусором улицам. Руки Анубиса согревали сжимаемый им металл дробовика. В салоне шутили и смеялись. Никого из банды не смущало, что они едут убивать, тем более что это было неважно. Важным являлось лишь стремление занять главенствующее место над всеми людьми бесконечного мегаполиса, да так, чтобы каждый погружённый в матрицу признал его вождем, лидером, а лучше — богом. Если бы это произошло, он, Анубис, стал бы богом для целого
