Она заставляла своих детей молиться по-французски. Она позволила маленькому королю надеть костюм епископа во время маскарада. Карл IX ходил на мессу, только чтобы доставить удовольствие своей матери. Екатерина пригласила на личный Совет д'Андело, который присоединился на его заседаниях к своему брату Колиньи. Теодор де Без, оставшийся во Франции с разрешения Екатерины, писал Кальвину 30 октября: «Наконец-то с Божьей помощью я добился, чтобы нашим братьям было разрешено проводить свои собрания в полной безопасности, но пока только молчаливого разрешения, до тех пор, пока будет издан торжественный эдикт, предоставляющий нам лучшие условия и большую уверенность».
Такое расположение вызывало совершенно противоположные чувства. Недовольные Гизы покинули двор в конце октября. Явно договорившись с ними, герцог Немур, Жак Савойский, предложил Эдуарду-Александру, будущему Генриху III, младшему брату короля, отвезти его в Лотарингию или Савойю, чтобы у католиков был заложник в том случае, если Екатерина и Карл IX обратятся в протестантизм. Но юный принц был сам в то время благосклонно настроен по отношению к новому учению, и план похищения провалился.
Назрела необходимость отделить католиков от протестантов внутри больших городов. Королевский совет принял решение разрешить протестантские богослужения только в пригородах, в двухстах шагах от городских стен, и не в дни католических праздников. Чтобы придать большую торжественность этому акту регламентации, Екатерина созвала в Сен-Жермен «главных и самых именитых правителей и советников суверенных дворов», чтобы обсудить это с Королевским советом. Открывая собрание, канцлер де Л'Опиталь уточнил, что речь шла не о том, чтобы продолжить коллоквиум в Пуасси. Ассамблее придется решать не проблему того, какая из религий лучше, а как лучше организовать государство. Можно быть гражданином, не будучи при этом 134] христианином, и даже будучи при этом отлученным от церкви. Эти удивительные слова отражают способ мышления королевы-матери, готовой дать возможность любому молиться, как ему вздумается, лишь бы был порядок.
После ожесточенных споров, продлившихся с 7 по 15 января, началось голосование; из сорока девяти участников двадцать два высказались за то, чтобы разрешить протестантам строить храмы, двадцать семь – отказать им в этом праве, но при этом разрешить им собираться, чтобы отправлять свой культ, как это происходило в последние месяцы. Екатерина получила как раз то, чего добивалась: ассамблея разрешила отправлять протестантский культ. Чтобы успокоить подозрительных католиков, во время закрытия ассамблеи она заявила, что она сама и ее дети останутся приверженцами католической религии и римской церкви. Она подтвердила, что если она и разрешила собрания протестантов в частных домах, то только для того, чтобы избежать беспорядков и пролития крови. Такая мера была временной, пока не будут приняты решения Тридентского собора.
Эдикт от 17 января 1562 года закрепил новые постановления. Молитвы и проповеди в общественных и частных местах, будь то днем или ночью, были запрещены внутри городов, но разрешены днем за городскими стенами «временно и до решения упомянутого собора». Эта видимость ограничений и уверения королевы в приверженности истинной вере никого не обманули. Через своего посла Шантонне Филипп II упрекнул Екатерину в том, что при ее попустительстве говорят в присутствии ее детей возмутительные вещи о религии. Парламент отказался зарегистрировать эдикт; потребовалось заставить его сделать это королевским повелением от 14 февраля. Но ничто не могло остановить королеву в ее стремлении к примирению.
Когда не удались ее попытки прийти к согласию в вопросах догмы, она смело попыталась примирить теологов двух лагерей в вопросах формы культа. В Сен-Жермен с 28 января по 11 февраля она собрала новый коллоквиум, в котором приняли участие епископ Баланса, Монлюк и еще несколько докторов права, умеренных католиков – Салиньяк, [135] Депанс, Пишель, Бутейль, ее проповедник и первый духовник. Без согласился туда явиться, чтобы доставить королеве удовольствие – в это время он ей полностью доверял. Но результат дискуссий разочаровал. Если и было достигнуто согласие в том, что слишком злоупотребляют поклонением изображению святых, то от самого постулата католики не отказались. Таким образом, каждый остался при своем мнении. Это начало утомлять королеву Екатерину. Она стала осторожнее, так как не собиралась стать на сторону протестантов и принять для себя и королевской семьи постулаты Реформы. Королева приказала дамам из своей свиты быть католичками, в противном случае угрожая им немилостью. Видели, как она причащалась и шла в процессиях, сопровождаемая всем двором. Екатерина заставила своих детей и, в частности, юного герцога Орлеанского, ходить к мессе. Наконец, в качестве последнего довода в пользу католиков, она попросила епископов королевства отправиться на Тридентский собор.
Такие меры нисколько не удовлетворили католические «триумвиры». Они хотели, чтобы прежде всего были отменены уступки январского эдикта. Они договорились встретиться в Париже в марте, чтобы оказать давление на королеву. Герцог де Гиз, выехавший из своего замка Жуанвиль, провел воскресенье 1 марта в Васси, маленьком закрытом городе, оставленном покойным Франциском II своей супруге Марии Стюарт. Невзирая на установления эдикта, протестанты устроили мессу в риге, около церкви. В результате столкновения между свитой герцога и участниками собрания было убито около семидесяти четырех человек, среди них – двадцать четыре женщины. Двенадцать человек из свиты были ранены. Раненый герцог со спокойной совестью удалился, уводя с собой пленников, которых собирался предать суду как зачинщиков беспорядков и мятежников. В письме к герцогу Вюртембергскому, с которым он и его брат кардинал Лотарингский встречались в Саверно с 15 по 18 февраля, он извинился за зтот «неприятный случай», потому что не хотел, чтобы из-за этого испортились его добрые отношения с лютеранами. [136]
Но известие о резне в Васси обогнало его. Протестанты вооружались на всем пути его следования. Ему пришлось объехать Витри, где его поджидали пятьсот или шестьсот протестантов. Он не смог въехать в Шалон, где протестанты, хотя и составлявшие меньшинство, установили свои законы. А католики, наоборот, повсюду демонстрировали великую радость и приветствовали убийства, как значительную победу. Коннетабль, по оценке английского посла Трокмортона, встречал Гиза, въехавшего в Париж 16 марта, с эскортом в три тысячи вооруженных дворян. Прево купцов встретил его как победителя и предложил ему армию в двадцать тысяч человек с субсидией в два миллиона золотых экю, чтобы герцог мог принести мир в королевство, иными словами – восстановить религиозное единство. Герцог ограничился ответом, что этим должны заниматься королева-мать и король Наваррский, главный королевский наместник: имея честь состоять их подданным, он им повинуется.
Но Конде тоже был в Париже: к нему присоединились сотни дворян, и так как его старший брат перешел на сторону врага, то теперь принца считали естественным предводителем протестантской партии. Теодор де Без помчался в Сен-Жермен, чтобы потребовать наказания за резню в Васси. Желая избежать вооруженного конфликта, королева-мать еще раз попыталась воззвать к разуму противоборствующих сторон. Она назначила правителем Парижа кардинала Бурбонского, брата короля Наваррского и принца Конде, благодаря чему тот мог пользоваться доверием обеих партий. Кардинал выяснил мнение лидеров обеих партий и 17 марта решил просить Гиза и Конде покинуть Париж. Гиз, поддерживаемый Моиморанси, остался в городе: его об этом умоляли жители. Но Конде, боясь быть растерзанным толпой фанатиков на улицах, уехал 23 марта.
В этот момент Екатерина находилась в Фонтенбло. С 16 по 26 марта она написала принцу четыре письма, пытаясь представить себя в выгодном свете: «В том, что происходит вокруг, мне очень многое не нравится, настолько, что если [137] бы не моя вера в Бога и не уверенность, что вы поможете мне сохранить королевство и корону для короля, моего сына, наперекор всем тем, кто готов все погубить, я бы рассердилась еще более; но я надеюсь, что мы найдем лекарство, благодаря вашему доброму совету и помощи». Королева пыталась польстить ему и сохранить для себя союзника в правительстве, где заседали ее враги. Но все было напрасно. После Васси каждая из партий стремилась только к уничтожению другой.
Герцог де Гиз вдруг понял, что протестанты могут захватить королевскую семью в Фонтенбло. Он отправился туда вместе с королем Наваррским и, несмотря на протесты королевы, заставил ее вернуться в Париж 27 марта под защитой эскорта в тысячу всадников. В неизбежной гражданской войне католики обеспечивали себе законность, удерживая юного короля.
