XIII
Сэр Арчибальд родился в семье небольшого дворянского рода в Суссексе. Его отец приобрел значительное состояние торговлей экзотическими продуктами. С самого детства сэр Арчибальд слышал и полюбил названия жарких стран, дальних островов, очарование которых столь сильно среди английских туманов. Желание увидеть эти страны толкнуло его после успешного завершения учебы на дипломатическое поприще. Его родители одобрили это влечение, достойное джентльмена.
Таким образом, к тридцати годам сэр Арчибальд выполнял функции британского вице-консула на острове Ява.
Когда я узнал эту подробность, я не смог удержаться от изумленного возгласа:
– Вам только пятьдесят лет?
– Пятьдесят два! – сказал сэр Арчибальд. – Что вас удивляет?
Он не понимал причину моего удивления: зеркала ему ни о чем не говорили. Я не настаивал.
В голландской Индии сэр Арчибальд вел приятную жизнь, которую ему предоставили титул, должность, доходы. Конечно, он уже любил виски и карты, но в меру приличий.
Однажды вечером в Английском клубе, выполняя функции председателя за обедом в честь победившей команды в регби, прибывшей из Лондона, сэр Арчибальд, выпив чуть больше обычного, позволил нескольким крепким ребятам, гостям колонии, увлечь себя в танцклуб. Прежде ему ни разу не хотелось его посетить: малайки, китаянки – словом, там были цветные женщины. Но как было сопротивляться приглашению членов команды, оказавших честь Объединенному Королевству?
– Кабачком владел Ван Бек, – сказал сэр Арчибальд. И глухо добавил: – Тоже из хорошей семьи, но сбившийся с пути с детства по своей собственной воле и склонностям.
Ван Бек раболепно бросился к вице-консулу. Трудно было удовлетворить такого посетителя. Он предоставил в распоряжение вице-консула и его гостей все спиртное и всех женщин своего заведения.
Среди женщин была одна китаянка с севера, высокая и красивая, с немного темноватой кожей, но лицо ее не носило ярких признаков Востока, которые сэр Арчибальд, как воспитанный в традициях англичанин, органически не выносил. В этот вечер, в состоянии опьянения, к чему он еще не был привычен, она ему понравилась.
Как он оказался с ней в номере кабаре? Он не мог этого сказать.
Почему в течение нескольких месяцев приходил на тайные свидания с ней, услужливо устраиваемые Ван Беком? На это он также не смог бы ответить.
В итоге китаянка забеременела, и родилась Флоранс.
Возглас отчаяния вырвался у сэра Арчибальда при этом воспоминании, он едва не задохнулся. Он откинул назад свое хрупкое тело, с трудом глотнул воздух и прошептал:
– Вице-консул Великобритании имел незаконную дочь, и эта дочь была метиской, – и это в конце прошлого века, при правлении королевы Виктории.
Сэр Арчибальд молча взирал на меня. Он не находил других слов, чтобы излить свое несчастье.
– Чтобы выпутаться из подобной истории, – продолжал он, – надо было быть невероятно сильным, невероятно ловким. Я не был ни сильным, ни ловким.
Снова последовало молчание. Я пытался представить себе вместо преждевременно состарившегося сэра Арчибальда того, который был во время рождения Флоранс. Он, должно быть, походил на тех молодых английских чиновников, которых я повидал за время своего путешествия: стройных и тщательно вымытых, без глубоких забот, корректных, держащихся на расстоянии и наивных, защищенных от окружения своей гордостью, воспитанием и целым сводом неукоснительных правил, которым они кротко подчинялись. То есть не сопротивляясь ни страсти, ни даже несчастному случаю.
В самом деле, в одно мгновение сэр Арчибальд оказался развратником, сумасшедшим, погибшим.
Естественно, он вверил свое спасение Ван Беку. Ван Бек стал тайным акушером китаянки, потом отправил мать и дочь в горную деревню, гарантировав сэру Арчибальду абсолютную тайну. Но за это он потребовал некоторую плату.
Для начала деньги.
Сэр Арчибальд был богат и не скупился.
Однако скоро Ван Бек перестал удовлетворяться одной только денежной платой. В это время он уже занимался контрабандой: табак, спиртное и опиум – такова была его специализация.
Он пользовался для своей торговли связями и влиянием сэра Арчибальда. Когда Ван Бек потребовал, чтобы дипломатический чемодан использовался в его целях, вице-консул воспротивился, но было уже поздно. Ван Бек грозился открыть не только существование маленькой метиски, но также льготы, которые ему предоставлял сэр Арчибальд для торговли.
Механизм шантажа не оставлял никакой возможности для спасения.
И двойная жизнь сэра Арчибальда продолжалась. Внешне он оставался уважаемым, опасным представителем самой большой империи на суше и на море, где продолжал пребывать в чести. В действительности – пассивный и дрожащий инструмент преступника. Ибо Ван Бек больше не стеснялся сэра Арчибальда. Он выкладывал ему свои комбинации, свою торговлю наркотиками, женщинами, давая понять, что человеческие жизни составляли часть его профессионального риска.
Чтобы забыть хотя бы на несколько часов это рабство, сэр Арчибальд пил и играл все чаще. В итоге он потерял контроль над своими поступками, самое элементарное чувство осторожности, совершая ошибку за ошибкой, – короче, он вел себя так, что его союз с Ван Беком обнаружился.
Скандал был шумным. Разоренный, обесчещенный, сэр Арчибальд избежал тюрьмы лишь благодаря дипломатической неприкосновенности. Когда он подал в отставку, дело было закончено или замято, как угодно.
Ван Бек воспользовался затишьем, чтобы исчезнуть. Он увез сэра Арчибальда. Что тот мог сделать, как не последовать за колоссом? У него не было больше ни состояния, ни службы. Он уже был отравлен алкоголем. Ничто не могло заставить его вернуться в Англию. Как и для большинства соотечественников сэра Арчибальда, она была для него священным островом, где падшие не имели права на существование. Наконец Ван Бек увез и Флоранс, которой было тогда шесть лет.
– Это было естественно, – объяснил сэр Арчибальд с несчастной улыбкой. – Мать умерла, и Ван Бек постоянно заботился о ребенке.
– А вы? – спросил я.
– О! Я, что я мог?.. Что я мог?.. Никто не должен был знать. Тогда время от времени Ван Бек привозил мне ее в горы. И все!
– Вы любили ее?
– Как свой грех и свое спасение.
Голос сэра Арчибальда задрожал впервые за все время этого нескончаемого признания. Остальные неудачи не имели для него значения: они были слишком давними. Они постигли другого человека. Но та, о которой он говорил теперь, жгла постоянно.
Я почувствовал это острее по внезапному и болезненному оживлению, с которым он вновь заговорил.
– Все остальное, – сказал он, – я Ван Беку прощаю. Понимаете, все, даже то, что он сделал со мной потом. Но Флоранс, моя бедная девочка, это необъяснимо. Она уже была невероятно красива, когда мы бежали с Явы, и в это время, я уверен, Ван Беку пришла в голову чудовищная мысль. Вы видели его губы? Это настоящие слизняки. Это губы, которые выражают вожделение и долго остаются мокрыми, насытившись. Так он выражает свое желание Флоранс.
