— Эй, болезные вы тут? — заглянул к нам «вечный дежурный».
— Не видишь, собираемся, чего тебе? — спросил Олег, завязывая горловину сидора. Он уже был в полной форме, сняв больничную одежду, которую уже загрузили на машину.
— Да я не к тебе. Сев, тебя майор Никитин вызывает, — сказал он мне. Я в это время стоял у окна и оправлял складки за спину. Командирский ремень застегнутый на предпоследнюю дырку, плотно опоясывал талию. Поправив фуражку, я обернулся к Виктору, беря с тумбочки кобуру с мазером.
— Иду.
Мои вещи были уложены в новенький сидор, что мне выдали вместе с формой.
Торопливо шагая за лейтенантом, я спросил у него:
— Самолет дали? Что-то ты в летном комбинезоне.
— Ага. «Чайку». Из нескольких штук собрали один, вот мне и велели перегнать его.
— Понятно.
Палатки уже свернули. Штаб заканчивал грузиться на машины. У «эмки» стояло несколько командиров, некоторые были, как и Виктор в летных комбинезонах и шлемофонах, среди них я заметил Никитина.
— Товарищ майор, сержант Суворов по вашему приказу явился, — отдание чести получилось каким-то кособоким, из-за раны, но комполка ничего не сказал.
— Ты как? — спросил он.
— Норма, товарищ майор.
— Тогда слушай приказ, нужно перегнать ЛаГГ на другой аэродром. Кроме тебя сам понимаешь, никто это сделать не сможет, а перевозить его по земле займет слишком много времени, мы уходим налегке. В общем, старайся идти на бреющем, перегони аккуратно и снова в санчасть. Понял приказ?
— Да.
— Парашют и летный костюм у истребителя. Сейчас у начштаба получи летное предписание, свой позывной и карту с указанием куда перебазироваться.
Убрав карту и предписание, что мне выдали, в планшет, я быстро зашагал к своему ястребку, под рев моторов взлетающих бомбовозов. Когда я уже подходил к капониру, где находилась полуторка, в которую грузли горючее и какие-то запчасти, начал взлет биплан «чайка».
— А почему все разом не полетели? — спросил я у старшины, своего механика.
— У всех разные скорости, вот чтобы не подстраиваться майор и приказал вылетать в разное время, — пояснил он, и стал помогать мне собираться. Убрав сидор за бронеспинку, я подошел к сложенным на крыле вещам.
Надев комбинезон и шлемофон, поменяв очки на свои, я стал одевать парашют, постоянно морщась от боли. Дождавшись пока старшина застегнет ремни парашюта как положено, с его помощью залез в кабину, и с помощью внешнего компрессора запустил мотор. Пока он прогревался, я пристегнулся, и подключился к радиостанции «Орел», что была в самолете. В первый свой вылет я вылетел мало того что без парашюта, так еще и без шлемофона, то есть без связи с полком.
— «Малой» вызывает «Гнездо». Прием! — застегнув шлемофон под подбородком, сказал я в ларингофон.
— «Гнездо» на связи, «Малой». Прием! — радиостанция шумела ужас как, но разговаривать хоть и с трудом, было вполне возможно.
— «Малой», просит разрешение на взлет. Прием!
— «Малой», можете взлетать, полоса свободна. Прием!
— «Гнездо», вас понял, выхожу на полосу.
Махнув рукой чтобы бойцы, что закончили грузить имущество отошли, захлопнул фонарь и стал выводить «ястребок» из капонира на взлетную полосу.
Почти сразу дав газу, я стал разгоняться. Самолет без проблем оторвался от полосы. Убирая шасси, я обернулся и посмотрел на колонну техники, что уезжала с аэродрома, и догоняющую ее одиночную полуторку с бойцами и моим механиком. В некоторых местах поднимались дымы, там была уничтожена та техника, которую мы не могли забрать. Горел мессер, что я принудил к посадке, горели «пешки" все горело.
Еще раз осмотревшись, нет ли немецких охотников рядом, я с набором высоты направился к новому месту базирования полка.
Наш бывший аэродром находился правее Минска, а теперь мы перебазировались за город, примерно километров на сто двадцать, если судить по карте. Короче минут двадцать полета.
Меня слегка удивило, с какой легкостью меня отпустили. Вряд ли проверка закончилась, да и Никифорова я у штаба не видел, что было странно.
Поднявшись на три тысячи метров, грубо нарушив приказ майора лететь на бреющем, я осматривал окрестности, наблюдая как за воздухом, так и за землей. Крутившуюся вдалеке стайку птиц, я сперва принял за воронов, но потом сообразил, что слишком слаженно они пикируют к земле. Сойдя с курса, я повернул в ту сторону, уже догадываясь что увижу, и я не ошибся. Стая птиц оказались восемнадцатью «штуками», штурмующих наши стрелковые колонны, идущие к городу. К «лаптежникам» я шел с набором высоты, когда до них осталось километра три, был уже на четырех тысячах.
«Ой, чую влетит мне за это!» — но все равно рукой прижав ларингофон по плотнее к горлу, сказал в эфир:
— «Гнездо», я «Малой». Прием! — и только треск помех был мне ответом.
— «Гнездо», я «Малой». Прием! — ответа не было, видимо во время поездки радист отключил радиостанцию.
— «Гнездо», я «Малой». Прием! В квадрате семьдесят шесть–двенадцать обнаружил восемнадцать «юнкерсов» штурмующих наши войска в движении. Атакую. Как слышите? Прием!
— «Малой», я «Гора-80». Приказываю атаковать «юнкерсы». Как поняли? Прием! — долетел до меня чей-то искаженный голос, с командными интонациями.
— «Гора-80». Я «Малой», вас понял. Атакую!
Я к этому времени уже был над пикировщиками, и выбрав свою цель, понятное дело ведущего одной из девяток, и бросив истребитель в пике, с ходу поджег «штуку».
Не глядя, как тот не выходя из пикирования воткнулся в землю, вышел из пике, и снова сделал «ухват», при выходе из пике вверх поджег девятого «лаптежника». От моей трассы почти в упор, он практически развалился в воздухе. После атаки я потерял скорость и тут меня подловили бортстрелки «штук», когда я на короткое время завис после атаки.
Получив мощный удар, я вывел истребитель в пологое пикирование. На лобовое стекло стало брызгать маслом. Несколько раз стукнув, заглох двигатель. Посмотрев на замершую лопасть винта, я стал осматривать землю, выбирая куда сесть, прыгать не хотелось. В основном из-за того что не хотел терять свой истребитель.
«Вот и подловили «аса», гады!» — зло подумал я.
— «Гора-80» я «Малой». Во время атаки сбил два «юнкераса». Штурмовка наших колон сорвана. «Штуки» уходят к себе. Во время боя получил тяжелые повреждения самолета, вынужден выйти из боя. Прием!
— «Малой», я «Гора-80». Где вы находитесь? Прием!
— «Гора-80», я «Малой». Нахожусь над колоннами наших войск. Прием! — говорить свой квадрат я не хотел, кто его знает что это за «Гора».
— «Малой», я «Гора-80». С вами все в порядке? Прием!
Припомнив свой любимый фильм «В бой идут одни старики», я ответил в тему:
— «Гора-80», я «Малой». Все в порядке… падаю!
Дальше говорить было уже невозможно, высота быстро падала, пора заняться посадкой.
Для вынужденной, я выбрал часть дороги свободной от дымящейся техники и бойцов. Они в основном все еще находились в укрытиях, в кюветах, в лесу, где прятались от штурмовки. Я не знаю сколько их тут, но точно больше дивизии. Наверняка корпус.
Выпустив шасси, я под свист ветра рассекаемого крыльями, мягко коснулся колесами дорожного покрытия, и если бы оно было ровным, то совсем бы было хорошо. Однако в России две беды, первая это я, другая это то, на что я сел.
Когда «ястребок» перестал катиться, я отпустил тормоза, и откинул фонарь. То, что меня могут принять за немца, я не опасался, звезды на истребители были отчетливо видны, да и слепых тут не должно быть.
Не успел я расстегнуть ремни, как подбежавшие бойцы и командиры вытащили меня из кабины и стали кидать в воздух, радостно выражая свои чувства, при этом не обращая внимание на мои крики боли.
— Да отпустите. У меня вся спина изранена!!! — орал я.
По-видимому, какой-то командир услышал мои крики, и приказал отпустить меня.
— Капитан Волына, командир батальона, восьмой стрелковой дивизии, — представился он.
Дождавшись пока земля и небо перестанут крутиться у меня перед глазами, я отдал честь и ответил:
— Старший сержант Суворов, летчик-истребитель семнадцатого бомбардировочного полка.
— Бомбардировочного? — недоумением переспросил он.
— Введен в штат, для сопровождения и охраны бомбардировщиков, — пояснил я, проверяя как спина.
— Серьезно ранен? — спросил меня с трудом прорвавшийся сквозь строй обступивших нас бойцов военфельдшер.
— Осколком гранаты всю спину избороздило, врач несколько швов наложила, — и пояснил, заметив их недоумение.
— Это меня еще в начале войны, когда по немецким тылам шел, в рукопашной. Я в санчасти лечусь, а тут перебазирование. Летчиков не хватает, вот я и должен был АККУРАТНО перегнать самолет на новое место дислокации, но… приказ не выполнил. Просто не смог пролететь мимо.
