И почему у него такое встревоженное лицо?
— Все в порядке, ваше величество, — это уже Каэтан. — Это никак не связано с тем, что произошло. Нэри Селланд, очевидно, выпила слишком много восстанавливающего память зелья.
Снежный выдыхает. А потом смотрит на меня так, будто не прочь провести воспитательные работы тут же, на месте:
— Это так, Ливия? — строго спрашивает он.
Ой.
— Мне не вспоминалось! — отвечаю ему возмущенно. — Должна же я была что-нибудь сделать! Я не из тех, кто сидит на месте, я человек действия!
Его величество приближается ко мне так быстро, что повторно ойкнуть я даже не успеваю. Мало того, что он загораживает собой Фабиана, так еще и маячит рядом со мной лицом к лицу, и губы у него такие красивые… такие, по-мужски красивые, резко очерченные. И подбородок…
Впрочем, все очарование губ и подбородка развеивается, когда он, прищурившись, говорит:
— «Что-нибудь» однозначно будет, Ливия, — так вкрадчиво, многообещающе, после чего подхватывает меня на руки, и я взлетаю. Легко, как пушинка. Он держит меня без малейших усилий, и без магии, я это точно вижу! По крайней мере, глаза у него насыщенно-голубые, без этих морозных узоров, когда Снежные используют свою магию. Тоже очень красивые. В обрамлении густых, длинных ресниц. Всем бы девушкам такие ресницы, разорились бы тогда красоты мастерицы!
Ой, я еще и стихами разговариваю. То есть думаю. Какие хорошие капельки!
Пока я тут надо всем этим размышляю, его величество уже оказывается у дверей, на ходу бросает спешащему за нами Каэтану:
— Я сам разберусь.
Целитель кивает и остается в комнате брата, а я, поудобнее устроив подбородок на плече Снежного, машу Дороте и Фабиану:
— Я скоро верну-у-у-у-усь-усь-усь…
Мой голос подхватывает эхо, поскольку двери перед нами распахивают воины, и мы выходим в коридор. Резкие шаги Снежного звучат в унисон с ударами моего сердца, а еще начинает кружиться голова.
— Как у вас тут… многолюдно, — доверительно сообщаю его величеству.
— Хорошо, что немноголюдно, не придется объяснять, что с вами случилось.
— А вы должны кому-то что-то объяснять? Вы же правитель Севера! — хмыкаю я. — А правители никогда никому ничего не объясняют. Они только раздают приказы, и — вжи-их — их все вокруг исполняют!
Снежный качает головой, будто не может поверить в то, что все это происходит, но мы уже в моей комнате. Меня опускают на покрывало, а постель-то уже застелена! Ну и шустрые тут служанки, я и то так быстро не убираю. Поскольку на кровати удобно и голова не кружится, я решаю, что тут и останусь.
— Что-то вы подозрительно тихо себя ведете, — его величество вздергивает бровь. Тоже красивую.
И брови-то у него красивые! Тьфу!
— Знал бы, что так будет, попросил бы Катаэна сразу выдать вам такие капли.
— Злой вы, — говорю я, хотя, если честно, совсем на него не злюсь. Потому что он меня спас. От Душана. Вот Душан — точно злой. Надо было его тогда пнуть посильнее в… В общем, туда, откуда у него вся дурь идет.
Его величество неожиданно опускается рядом со мной, матрас под ним прогибается. Как бы не скатиться к нему по этому покрывалу. У меня дома-то таких не было, все шерстяные или полотняные, да колючие, а это гладкое, нежное, как лепестки цветка, да скользкое, как ледяная горка.
— О чем вы думаете, Ливия? — неожиданно спрашивает он.
И правда, о чем?
— О покрывале, — честно признаюсь я.
— О покрывале? — теперь обе брови взлетают вверх.
Я же смотрю на этого мужчину и замечаю, насколько правильные у него черты лица. Природа, когда его создавала, явно не поскупилась на красоту, ну и в целом, не был бы Снежным, был бы самим совершенством.
— И о вас.
— Обо мне?
— Немножечко.
— И что же вы думаете обо мне?
— Что вы очень красивый, — говорю я, загибая пальцы. — И что портит вас только ваша снежность. Что вы меня спасли от Душана, я это вспомнила. Что вы… я уже говорила про губы?
— Что не так с моими губами?
Мне кажется, или он с трудом сдерживает смех?
Вот никогда бы не подумала, что буду так откровенно говорить с его величеством в тени балдахина на роскошной кровати!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Все с ними так, — я успеваю только подумать, каким мог бы быть наш поцелуй безо всякой этой магии-шмагии, когда он наклоняется ко мне и целует. Сильно. Властно. Не пытаясь брать мою силу, а так, как мужчина целует женщину.
Очень желанную женщину.
Это длится какое-то мгновение, за которое я почти успеваю поверить в то, что только что подумала… и мгновение очень быстро заканчивается, потому что в груди отзывается коротким всплеском силы, которую он вот-вот выпьет вместе с моим дыханием, но Снежный мгновенно отстраняется.
После чего короткая вспышка силы в его глазах переходит мерцающими искорками на пальцы, и, когда его величество кладет руки мне на виски, кожу слегка щекочет.
— Вы тоже целитель, как Каэтан? — спрашиваю я. — Ой! Щекотно!!!
Щекотно и впрямь становится так, что хочется смеяться, и я улыбаюсь широко-широко. Правда, уже в следующий миг веселье уходит, а взамен него приходит осознание того, что я только что говорила. И делала. И…
— Нет, я не целитель, Ливия, — перебивает ход моих мыслей его снежность. — Но кое-что умею. В частности, нейтрализовать действие зелья, которое одна нэри решила выпить чуть побольше, чем следовало.
Он не улыбается, но смотрит так… так! Да что там, я бы сама так смотрела, если бы он мне наговорил все то, что ему наговорила я!
— То есть вы могли сразу его нейтрализовать?!
— Мог, — хмыкает этот невыносимый мужчина. — Но мне было интересно, что вы еще скажете.
Я краснею. Не хочу краснеть, но краснею. По ощущениям лицо у меня сейчас становится ярче, чем волосы. Да что там волосы! Ярче чем закат перед ветреным днем!
— И как? — интересуюсь, садясь на кровати. — Услышали, что хотели?
— Нет.
Вот… вот и отлично! Замечательно! Чудесно!
— Целовали вы меня с какой целью? — хмыкаю я. — Тоже чтобы что-то услышать?
— Чтобы проверить, как работает наша связь, когда я не нуждаюсь в вашей подпитке.
Веселье из его глаз уходит, а я стараюсь не думать о том, что только что было. Все, достаточно! Мне надо просто его поблагодарить за то, что спас меня в тот вечер… Воспоминания, вернувшиеся ко мне, не из самых приятных. Я бы сказала, из очень неприятных, но все это в прошлом.
— Благодарю за то, что защитили меня в тот вечер, — говорю я. — Когда мой брат…
Мне не хочется договаривать, и Снежный спасает положение:
— Любой нормальный мужчина на моем месте поступил бы так же. Ваш брат ответит за все, нэри Селланд, — он больше не называет меня по имени, и глаза его становятся настолько холодными, что хочется поежиться. Он поднимается: — Что же, вижу, вы вспомнили сразу все. Это хорошо.
— Что будет с Душаном?
— Будет отвечать по закону, — он становится еще более холодным и отстраненным.
По закону — это как? Его величество снова превращается в ледяной статуй, поэтому расспрашивать дальше нет ни малейшего желания. Он явно не счастлив находиться рядом со мной, а я… я тоже совершенно не счастлива! Вот!
Но я собиралась в библиотеку, почитать о собственной магии, а заодно и о законах почитаю. Уверена, что в библиотеке Эрнхейма найдется все! Снежный разворачивается, и я поспешно говорю:
— Я бы очень хотела посмотреть вашу библиотеку. С вашего разрешения я попрошу ваших воинов проводить меня туда?
— Нет.
Теперь лед не только в его глазах, но и в его голосе.
— Почему нет?! — Зачем вам библиотека, нэри Селланд?
Это звучит так, что я только изумленно приподнимаю брови:
— Считаете, что мне нечего там делать?
— Я считаю, что вам, как женщине, лучше заниматься более женскими занятиями.
Мои брови приподнимаются еще выше:
— Это какими же, позвольте спросить?
Голова больше не кружится, поэтому я сползаю с кровати. Все-таки женщина, которая полулежит, производит на мужчину не столь солидное впечатление, как женщина, которая стоит с ним лицом к лицу. Правда, судя по его взгляду, ему без разницы, даже если я на подставочку встану и окажусь одного с ним роста, все равно я — женщина!
