С какого-то момента действующим лицам стало ясно, что личный конфликт зашел столь далеко, что возвращение к прежним отношениям просто невозможно. Но если тактика меньшевиков сводилась к простому выдавливанию Ленина и ленинцев из РСДРП, то сам Ленин лихорадочно искал теоретическое обоснование для окончательного идейного размежевания. В этот период в самой России велась яростная борьба между большевиками и меньшевиками за овладение местными комитетами, и большевики в этой борьбе действовали успешнее. В то же время Ленин был полностью изолирован в Совете партии (у Аксельрода даже появляется мысль освободить Ленина от членства в Совете), он потерял контроль над ЦК, он был лишен полномочий заграничного представителя ЦК.
В данной ситуации все усилия Ленина и его ближайшего окружения сосредотачиваются на организационном оформлении большевизма. Еще в начале 1904 года были образованы Южное и Северное бюро ЦК. Южное бюро возникло в Одессе в феврале 1904 года и объединило три комитета: Одесский, Николаевский и Екатери- нославский. Во главе бюро встали сторонники большинства В.В. Боровский, К.О. Левицкий (позднее ушедший к меньшевикам) и И.Х. Лалаянц. Северное бюро во главе с Н.Э. Бауманом объединило Петербургский, Московский, Северный, Тверской, Рижский и Нижегородский комитеты. Чуть позднее возникло Кавказское бюро, которое курировало Бакинский, Батумский, Тифлисский и Имерети- но-Мингрельский комитеты. Все три бюро контролировались сторонниками Ленина. Под эгидой этих трех бюро осенью 1904 года состоялись конференции указанных комитетов (южная, северная и кавказская), на которых был избран и утвержден состав Бюро Комитетов Большинства (БКБ). Первоначально в состав этого бюро вошли Ленин, А.Л. Богданов, М.Н. Лядов, Р.С. Землячка, М.М. Литвинов и С.И. Гусев. Позднее Северная конференция доизбрала членами БКБ А.И. Рыкова и П.П. Румянцева. В окончательном виде Бюро оформилось в конце декабря 1904 года. Секретарем Бюро Комитетов Большинства был избран С.И. Гусев.
Таким образом, осенью 1904 года Ленин, до сей поры колебавшийся и избегавший окончательного размежевания, решительно пошел на раскол. Но под столь радикальные действия необходимо было подвести теоретическую базу. И материал для этой базы поставили сами меньшевики. В изложении Лепешинского это выглядело следующим образом: «Редакция «Искры» опубликовала письмо к партийным организациям — только «для членов партии», — в котором излагала свой знаменитый «банкетный» план земской кампании. Как известно, в этом письме Мартов и К°, очень пренебрежительно отзываясь о таких демонстрациях, как, например, ростовская, и квалифицируя эти революционные выступления рабочих на улицу как «низший тип мобилизации масс», как «обычный, общедемократический тип», противопоставляет этому низшему типу гораздо более «высокую» тактику выступления рабочих на либеральных банкетах, если, конечно, воспоследствует на сие соизволение хозяев банкета… О, со времени написания «Протеста 17-и» против «Credo» Кусковой Владимир Ильич не испытывал такого боевого зуда. «Письмо» редакции «Искры» появилось в тот день утром, а к вечеру, ко времени собрания нашей фракции в столовой, у Ильича уже была готова отповедь меньшевикам (изданная затем отдельной брошюрой под заглавием «Земская кампания и план «Искры»…)[174].
Данная работа Ленина действительно стала первой вехой в теоретическом становлении большевизма — уже не как аморфной группы единомышленников внутри РСДРП, как это было в период написания «Шаг вперед, два шага назад», а как организованного политического течения внутри российской социал-демократии. При этом были заявлены претензии на «чистоту» и ортодоксальность именно большевистского варианта марксизма. Ленин называет странной самую мысль о том, «чтобы требования рабочей демократии предъявляла правительству либеральная демократия». Ленин отказывает русским либералам из числа земцев-конституционалистов и сторонников «Освобождения» в праве называть себя демократами, ибо они «уклоняются от последовательной и ясной демократической программы», и при этом не участвуют в борьбе, а «стоя между двумя борющимися сторонами (правительством и революционным пролетариатом) лишь учитывают в свою пользу результат борьбы»[175]. План Аксельрода о воздействии на буржуазную оппозицию со стороны рабочего движения — по Ленину — есть пошлость. По мнению Ленина, воздействовать надо на правительство, а не на либеральную оппозицию.
И хотя в брошюре нет прямых обвинений редакции «Искры» в оппортунизме — содержание говорит само за себя. Тем самым было обозначено различие в подходах к формулированию практических задач рабочего движения. Брошюра представляла собой по сути «брошенную перчатку» — приглашение к теоретической дуэли, в которой так нуждался Ленин. Как раз в это время был решен вопрос и об издании собственной газеты, получившей (по инициативе Ленина) название «Вперед». В редакцию вошли Ленин, Боровский, Ольминский и Луначарский. Стоит отметить, что двое из этой группы (Боровский и Ольминский) имели народовольческое прошлое, а Луначарский уже в те годы был весьма вольным толкователем марксизма и поклонником философии Авенариуса. Но именно усилиями этой группы был заложен теоретический фундамент раннего большевизма.
М.Н. Лядов позднее свидетельствовал: «Ясно припоминается наше ночное заседание в Женеве, когда решался вопрос о газете. Ильич сразу преобразился, у него и следа не осталось от прежнего уныния, усталости. Это был привычный нам всем неутомимый, энергичный, остроумный руководитель Ильич, который твердо взял в свои руки все дело… Теперь, когда ясно обнаружились принципиальные разногласия в тактических вопросах, Ленин готов был идти до конца, на раскол, на полный разрыв с меньшевиками…»[176] До этого, по признанию Лядова, Ленин удерживал своих соратников от окончательного разрыва с меньшевиками, говоря: «В России не поймут, из-за чего мы деремся»[177]. Разумеется, не только это останавливало Ленина — причин было много. Вся логика поведения Ленина до появления «июльской» декларации ЦК говорит о том, что он боролся за влияние в РСДРП, не оставляя надежды перетянуть на свою сторону Плеханова. И только тогда, когда он сам оказался фактически на грани полной изоляции внутри партии, когда он увидел, как вольно обращаются его противники с принципами внутрипартийной демократии (к которой до определенного момента он относился с высочайшим пиететом) — Ленин пошел на раскол и организационное оформление собственной фракции. Но, судя по всему, и в декабре 1904 года раскол мыслился Лениным как временный тактический ход для организации проведения третьего съезда РСДРП и овладения партией в целом. Лишь в ходе третьего съезда и партконференции меньшевиков весной 1905 года стало ясно, что меньшевизм, как и большевизм, переросли фракционные рамки, превратившись в самостоятельные политические течения с достаточно быстро дифференцирующейся идеологией, объединить которые если и возможно, то только чисто механически и формально.
В период, предшествующий третьему съезду, формулируются лишь основные постулаты большевистской теоретической платформы, замкнутой на конкретную политику и в самой малой степени апеллирующей к абстракциям марксистской доктрины. Во главу угла ставятся проблемы активизации классовой борьбы и революционно-демократической диктатуры, как возможного и желательного результата надвигающейся революции. Интеллектуальное окружение Ленина пополняется людьми из группы А.Л. Богданова (которую он собрал вокруг себя в калужской ссылке) — это Базаров (Руднев), Скворцов (Степанов), Авилов, Луначарский. Эти люди уже тогда, по выражению Луначарского, далеко ушли от плехановской ортодоксии, столь близкой уму и сердцу Ленина.
Стоит отметить, что и в самом начале генезиса большевизма Ленина поддержали и яростно отстаивали его позицию люди, далекие от марксистской ортодоксии, такие, как, например, Ленгник, известный своими неокантианскими взглядами, или Лепешинский, прошедший через народнические кружки и сохранивший критическое отношение к марксистскому доктринерству. Но философские расхождения не играли принципиальной роли по той простой причине, что большевизм в тот период представлял собою скорее особое тактическое направление внутри социал-демократии, без претензий на роль нового учения или новой философской интерпретации марксизма. Полемика, которая велась с меньшевиками в тот период, также в основном затрагивала проблемы тактики, а цели в далекой перспективе все еще казались общими. В низовых организациях РСДРП в России конфликт между большинством и меньшинством вплоть до лета
1905 года не проявился столь остро, как в эмиграции, и присоединение к той или иной фракции часто имело формальный или случайный характер[178]. Тем не менее можно говорить о том, что принципиальные расхождения даже в тактических вопросах рано или поздно должны были привести к различному видению целей и перспектив социал- демократии в России. Теоретический большевизм раннего периода был плодом не столько революционной практики, сколько идейной полемики с меньшевиками, т. е. его основные постулаты во многом формулировались «от противного». Практика лишь вносила коррективы в теорию. Теория, апеллирующая к практике, и практика, замкнутая на теорию — вот смысловой стержень раннего большевизма. Еще одной отличительной его чертой являлась принципиальная антибуржуазность и неприятие либералов в качестве возможных союзников.
