Цукеру, которого к тому времени представили к медали «За отвагу», наградной лист в штабе зарубили.
Забегая вперед, скажу: в августе 1981 года, работая по наводке армейской разведки, на одной из операций взяли мы одну группу духов, без боя взяли, из засады неожиданно.
Духи и «ах» сказать не успели, как им стволы в лоб смотрят. Умирать они не захотели, вот и сдались по-хорошему. Стали оружие их складывать. В основном винтовки, советские автоматы ППШ, несколько пулеметов РПД, парочка автоматов китайских АК-47 и один АКС-74. И вот видит один солдатик — его из третьей роты к нам перевели, — а на трофейном автомате АКС-74 — а такие только у десантников были — номер ему хорошо знакомый. Он ротного зовет, еще раз номер сличили — тот автомат, тот самый, что у одного из наших «всадников без головы» был. Что тут началось!.. Я-то этих ребят погибших не знал, а мои сослуживцы с ними вместе первые месяцы в Афгане горюшко хлебали. Такое началось… Такая вот концовка истории о «всадниках без головы»».[101]
Одной из таких трагедий даже песня посвящена:
Как-то раз однажды…
Как-то раз однажды наши парни из бригады Яблочек отведать собрались в кишлачок,Там их встретил радостно, сквозь зубы улыбаясь,Маленький, но милый афганский старичокЯблок всем насыпал полные панамы,Угостил лепешками, шаропчику налил,И ведь вот что странно: он за все за этоНичего у нас взамен не попросил.Лишь сказал нам жестами, на пальцах объясняя:Приезжайте, мол, еще, буду очень рад.С собою прихватите литров сто солярки,Я вам дам за это отличный виноград.Вновь туда решили съездить мы через неделю.Ввосьмером забрались в старенький ЗИЛок,Погрузили в кузов бочку, полную солярки,— Как-никак, он добрым был, этот старичок.Кто мог знать, ребята, что беда уж ждет нас,Что засела банда в этом кишлаке.Ехали туда мы, предвкушая встречу,Разговор вполголоса ведя о старике.ЗИЛ остановился около дувала,Мы с борта попрыгали, словно муравьи,Вдруг со всех сторон на нас люди побежалиС громким криком яростным: «Бейте шурави!»Как быков на бойне нас резали ножами,Семерых прикончили, сбежал лишь я один,Стал седым, ребята, я на земле афганской,Где когда-то странствовал славный Насреддин.Полк на операцию вышел на рассвете,Тот кишлак паршивый снесли с лица земли,А в арыке старом, около мечетиШесть голов отрезанных случайно мы нашли.А седьмую голову нашли через неделюМежду гор, в ущелье у седых камней.Яблочко лежало рядом в луже алой крови.Не забуду, братцы, я этих страшных дней!Здесь, в Афганистане, никому не верьте,С местным населением не имейте дел,Чтобы наши матери дома не рыдалиИ чтобы не стать седым, как я здесь поседел…[102]
Вот только вряд ли призыв «не иметь дел» с местным населением мог быть воспринят. Слишком уж соблазнительно было вернуться домой с вещами, которых, может, никто из родных и соседей никогда в жизни даже не видел. Надо отметить, что у «той стороны» при большом желании можно было действительно купить все что угодно, были бы деньги: «Используя доверительные отношения с командиром одной из договорных банд, командование провинциального царандоя вышло на торговцев оружием в Пакистане, изъявивших желание продать ПЗРК «Стингер». Главарь договорной банды, выступавший посредником в этой сделке, запросил за комплекс три миллиона афгани, что по тем временам было эквивалентно ста восьмидесяти тысячам долларов США. Для нищего Афганистана это были огромные деньги.
Чтобы «Стингер» не «уплыл» в руки другого заинтересованного покупателя, операцию по его закупке разрабатывали в сжатые сроки, соблюдая при этом режим строжайшей секретности. Необходимую сумму собрали и, упаковав в два небольших мешка, доставили из Кабула в Кандагар на самолете. Еще пару дней деньги отлеживались в аэропорту на вилле старшего советника МВД зоны «Юг», которая фактически была временным пристанищем для всех советников МВД, прибывающих для дальнейшего прохождения службы в провинциях Заболь, Гильменд и Кандагар.
После окончательного согласования с «барыгами» всех деталей предстоящей сделки, «покупатели» и сопровождающие их лица двумя вертушками полетели в сторону пакистанской границы. Поскольку деньги были выданы под ответственность Денисова, он и возглавил группу «покупателей». С собой он прихватил переводчика Олега, неделю сидевшего на чемоданах в ожидании дембельского «борта». Руководство провинциальной милиции представлял заместитель командующего царандоя по безопасности майор Сардар. Группа сопровождения численностью до пятнадцати человек полностью состояла из десантуры. Ее присутствие обусловливалось тем, что до последнего момента никто не знал, как на месте развернутся события и чем закончится вся эта авантюра. К счастью, обошлось без особых эксцессов, и в этот же день «Стингер» был доставлен в бригаду».[103]
Такой метод ослабления огневых возможностей душманов может показаться слишком дорогостоящим. Но вряд ли эту точку зрения разделят летчики, воевавшие в Афганистане, и их пассажиры.
Цену, которая была заплачена советским командованием за душманский «Стингер», можно сравнить с суммой, в которую басмаческие предводители оценили сильно досадившего им советского офицера: «Абдулла достал откуда-то из-под одежды многократно свернутый лист бумаги. То была не совсем удачная ксерокопия фотографии, под которой размещался небольшой текст, выведенный арабским шрифтом. Глянув на фотографию, я обомлел. На ней красовалась моя собственная физиономия. На снимке, сделанном безвестным фотографом, я был изображен стоящим недалеко от ворот царандоя. Рядом со мной стоял еще один человек в царандоевской форме, но кто именно это был, разглядеть было невозможно, поскольку часть снимка была срезана, и от неизвестного в форме осталось только часть правого бока и правая рука. Я даже представить не мог, когда, при каких обстоятельствах и самое главное — кем мог быть сделан этот снимок. Время стерло из памяти это мимолетное мгновение жизни. Судя по композиции снимка, он однозначно делался незаметно для самих фотографируемых, что лишний раз доказывало, что моей персоной в Кандагаре кто-то очень усиленно интересовался.
— А что тут написано? — спросил я у Абдуллы, ткнув пальцем в текст.
Абдулла усмехнулся и, взяв из моих рук бумагу, зачитал приказ Исламского комитета уезда Даман, который гласил, что изображенный на снимке мушавер царандоя разыскивается муджахетдинами как опасный враг афганского народа, подлежащий публичному уничтожению. Тому, кто захватит меня живьем, обещалось крупное денежное вознаграждение в сумме полмиллиона афгани. Вдвое меньшую сумму обещали выплатить тому, кто мог предъявить ИК мою голову. У меня засвербело под ложечкой, и весь хмель мгновенно улетучился из головы. Той самой головы, за которую были обещаны такие деньжищи».[104]
500 тысяч афгани за живого советника и 250 тысяч за его голову — много это или мало? За «Стингер» советское командование заплатило 3 миллиона. Таким образом, живого советника душманы оценили в шестую часть того, что советское командование предлагало за ПЗРК
Кому война, кому мать родна
Пожалуй, среди тех, кто прошел Афганистан, наиболее подробно осветил финансовые детали Владимир Дадонкин в книге «Республика Анампоху». Надо отметить предельную откровенность автора, описавшего самые спорные с морально-этической точки зрения способы поправить материальное благосостояние интернационалистов.
Побывал Дадонкин в Афганистане контрактником. Но здесь уточним, что тогда контрактником именовали гражданского, работающего в воинской части. Современное значение этого слова, означающее солдата, служащего по контракту, тогда было неведомо.
Инженер-электрик по образованию, Дадонкин был секретарем парткома на предприятии, находившемся в одной из «северокавказских республик». Об Афганистане он услышал от вернувшегося оттуда офицера. Надо отдать ему должное, Дадонкин абсолютно честно описал, чем именно его заинтересовал Афганистан. Ни о каком «интернациональном долге» в его случае и речи не было.
«После вопросов о здоровье родственников, сопровождавшихся взаимными тостами, разговор плавно перешел на Афган. Что мы тогда знали об Афганистане? В небольших статьях центральных газет писалось только про то, как советские воины помогают простому афганскому народу строить развитой социализм. Обычно статьи сопровождались фотографиями солдат, сажавших вместе с афганскими пионерами деревья, или репортажами о лидере афганского народа Бабраке Кармале. От рассказов же Геннадия у меня началось легкое головокружение. Демонстрируя привезенные из Афгана заграничные шмотки и внешторговские чеки, он рассказывал самые невероятные истории из своей афганской службы. Уже после первой бутылки водки в моей голове прочно засели такие понятия, как «дукан», «бакшиш», «духи», «бача», «чеки», «сдавать»… В мечтах передо мной проплывали караваны верблюдов, груженные колониальными товарами, бородатые духканщики в чалмах, тугие пачки внешторговских чеков, и я сам, герой, вооруженный до зубов с двумя рядами правительственных наград на кителе.
