— Вот так штука, елки зеленые! А я-то думал, так, для развлечения дяди Вани работаем, — сказал Миша. — Ведь правда! Этакая чертовщина — кирпич да железки — и вдруг электричество! Ну, вы, Иван Дмитриевич, Ньютон. Это точно. За такое изобретение премию сто тысяч дадут! Как пить дать!
— Ньютон, говоришь? — засмеялся Фатеев. — Ньютон механикой занимался.
— Ну, это все равно, — Птаха приблизился к кирпичу и заметил: — А кирпич вроде мой. Я делал!
Лампочка, словно огонек, раздуваемый ветром, разгоралась все сильнее. Ее яркий свет уже поборол багряное излучение спирали электроплитки и вырвал из темноты озадаченное лицо Савельича.
— Да ты, Фатеев, колдун! — покачал головой старый мастер. — Сроду такого не видывал. Выходит, и от печки электричество будет?
— Будет.
— Ты скажи!
Плитку выключили и зажгли свет. Савельич достал из-под кровати еще один кирпич и с уважением стал рассматривать затиснутые в пустоты термобатарейки.
— Скажи на милость! — приговаривал он.
После демонстрации кирпича Савельич согласился складывать печь.
Несколько дней в квартире Фатеевых продолжались строительные работы. Посреди комнаты появились корыто с глиной, ведра, лопатки. Из дырки, которая осталась в потолке от старой трубы сломанной Савельичем печки, тянуло холодом.
Около Савельича, как только кончались занятия в школе, начинали вертеться ребята. Им казалось, что печник забывает соединить электрические проводнички кирпичей. Беспокоились они не напрасно. Дважды такие грехи за Савельичем уже были замечены. Чтобы быть уверенными, что, после того как печь будет готова, электрическая цепь окажется в исправности, Иван Дмитриевич поручил ребятам время от времени специальным пробником, состоящим из батарейки и вольтметра, проверять отдельные участки цепи.
Больше всех волновался Коля. Вооружившись проводками — концами пробника, он то и дело лез под руку Савельичу, вызывая недовольство печника. Стрелка вольтметра неизменно вздрагивала и как бы говорила: «Все в порядке, цепь есть».
Печка росла. Она тянулась к потолку, затем ее труба забралась в потолочную дырку и высунулась из крыши.
Началось томительное ожидание: перед испытанием печка должна была высохнуть. Ребята перекололи не меньше пяти кубометров дров, а Иван Дмитриевич все не разрешал разводить в печи огонь.
— Подождите, не горячитесь, — говорил он.
Наконец Фатеев разрешил ее затопить.
Дров ребята не жалели, огонь в печке бушевал.
Иван Дмитриевич распорядился достать из чемоданчика вольтметр и амперметр, попросил подтянуть к его кровати провода, идущие от печи.
Ребята сгрудились около Фатеева. Иван Дмитриевич подключил провода к вольтметру. Стрелка не шелохнулась.
— Вы, дядя Ваня, подключили плохо! — вырвалось у Никифорова. — Контакта нет!
Дрожащими руками Фатеев закрутил концы проводников вокруг клемм вольтметра.
Стрелка была неподвижна.
— Наверно, концы окислились, — предположил Мухин, хотя было прекрасно видно, что они зачищены до блеска.
Иван Дмитриевич вздохнул.
— При чем тут концы? — сказал он. — Был бы в цепи ток, меня бы так тряхнуло! Самое главное, что нет тока. Просчитался, товарищ Фатеев.
В комнате стало тихо-тихо. Только слышалось глубокое, взволнованное дыхание собравшихся вокруг постели людей да гудение огня в печи.
Коля схватил Фатеева за руку.
— Дядя Ваня, она должна работать! — воскликнул он. — Должна! Наверно, провод оборвался.
Руки Коли судорожно поползли по красным жилкам провода от приборов, лежащих на кровати Ивана Дмитриевича, к печке.
Вслед за руками Коли по красным дорожкам проводов двигались десятки ребячьих пальцев. Обжигаясь, они прощупывали стенку печи, места соединений отводных проводников с контактами последнего кирпича. Пальцы ощупывали печь, как больную. Но раскаленная, пышущая жаром печь была мертва. Стрелка вольтметра не трогалась.
— Эх, Иван Дмитриевич, — заключил Савельич, — не получалась твоя астролябия.
Коля резко поднял голову и с ненавистью посмотрел на печника. А Птаха сказал:
— Ты, Савельич, эти разговорчики брось!
Постепенно ребята разошлись по домам.
Вася долго не мог заснуть в тот вечер. «…Даже Зимин сказал: «Пусть отец какое-нибудь другое изобретение придумает. Посоветуй ему. А из этой печки все равно ничего не получится», — вспоминал Вася. — А Птаха: «Коляску хлопотать надо. Это поважнее всяких печек». Только Колька молодец! «Это проклятый Савельич во всем виноват, — сказал Колька. — Он плохо крючочки соединял». «Конечно, Савельич виноват, — решил Вася, но тут же вспомнил — А как же вольтметр? Ведь проверял же Колька!»
И вдруг раздался голос отца:
— Василий!
— Ты не спишь, папа? — испуганно спросил Вася.
Он вскочил с постели и, в темноте натыкаясь на стулья, поспешил к отцу.
— Понятно, Васька! Все!
При слабом электрическом свете, падающем из окна, Вася увидел, что отец приподнялся на локтях.
— В печке между кирпичами где-то нет соединений.
— Но мы же проверяли, папа! Колька все время проверял!
— Проверял, но это неважно. Даже если бы между всеми кирпичами не было бы ни одного соединения, вольтметр все равно бы отметил наличие тока.
— Почему?
— Да очень просто, Вася, — в голосе Ивана Дмитриевича звучала радость. Он обнял сына. — Глина-то, которой мы скрепляли кирпичи, сырая. Понимаешь, сырая! А вода — хороший проводник тока.
Иван Дмитриевич попросил сына проверить, есть ли цепь в уже высохшей печке. Цепи не было.
— Теперь мне все понятно, — говорил Фатеев. — Завтра же начнем перекладывать печку заново!
— Перекладывать? — с ужасом спросил Вася.
— Конечно.
— Савельич не станет. Это я точно знаю.
— Ну и бог с ним, сынок. Сами справимся. Ребята помогут.
— Ребята…
Вася впервые усомнился в товарищах.
Глава сорок шестая
Не доходя квартала до дома Окунева, Желтков в замешательстве остановился. Навстречу шли Олег Зимин, Коля Никифоров и Женя Мухин. Валя отпрянул к стене и юркнул в ворота какого-то дома. «Хорошо бы, не заметили!» Желтков не представлял, как он может посмотреть в глаза одноклассникам. Более постыдного дня, чем вчерашний, в его жизни еще не было. Никогда еще Валька так не презирал себя, как сегодня.
…Позорная история началась вчера утром. Он знал, что ему не избежать вопроса Рема, почему он пошел в кино один. И поэтому стал всячески избегать Рема. Но Рем все же поймал его в коридоре во время перемены и припер к стене.
— Что ж это ты, Валька, подводишь, а потом прячешься?
Вчера Желтков твердо решил порвать с Окуневым.
— Понимаешь, — растерялся Валя и начал рассказывать придуманную на ходу историю о том, что в доме неожиданно выключили воду и мать послала его за водопроводчиками.
— Ты хоть бы врать научился. Мне же твоя мать сказала, что ты в кино пошел, — выслушав Валькину басню, сказал Рем и отошел в сторону.
Валькино поведение взбесило Рема. Он ничего не понимал и стал внимательно присматриваться к Вальке, чтобы разгадать, что с ним случилось.
Наблюдения были неутешительными. Во время перемен Валька заговаривал то с Никифоровым, то с Наташей и даже условился с Олегом Зиминым остаться после уроков, чтобы заниматься алгеброй.
«Что ему надо? Почему он меня избегает?» — думал Рем, наблюдая за Желтковым, и решил поговорить с ним. Предлог вскоре нашелся.
Желтков только что договорился с Зиминым о занятиях по алгебре и стоял один посреди школьного коридора. Рем подошел к Желткову и положил ему на плечо руку.
— Дурак же ты, Валька, — примирительно сказал он. — Неужели я тебе помочь не могу? Зачем тебе Зимин понадобился?
В голосе Окунева звучала обида, и Вальке стало жаль его.
Предложив помощь по алгебре, Рем взял Вальку под руку и буквально поволок его на первый этаж, где не было одноклассников.
— Вот ты, Валька, увиливаешь, — быстро говорил Рем, перешагивая своими длинными ногами сразу через две ступеньки. — А у меня такая идея! — Рем достал из кармана медный охотничий патрон.
— Что это?
— Патрон от берданки, — сказал Окунев, подбрасывая патрон на ладони.
— Дай посмотреть.
— У Зимина попроси.
На лице Желткова проступила злая обида.
— Дурак, шучу! Не понимаешь, — сказал Рем, отдавая Вальке патрон. — Только с капсюлем поосторожнее! Трахнуть может.
— Откуда он у тебя? — спросил Валька, осматривая патрон.
— Берданку купил, — небрежно ответил Окунев.
— Берданку? Ружье?
— Да. Дед сначала артачился, говорил, что несовершеннолетним огнестрельное оружие иметь нельзя, а потом по идее согласился. Никодимовна тоже шумела, но в магазин со мной все-таки пошла. Представляешь, какая несуразица: мне берданку не продают, а ей, старухе, продали! Смех!
