Ребята испытующе посматривали на «руководителей».
Начал Евгений:
— Научное студенческое общество, членами которого мы состоим, в своем уставе требует, чтобы каждый из нас распространял биологические знания среди молодежи.
Он говорил веско, внушительно. Собравшиеся, и в первую очередь Рем, были довольны, что руководитель называл их молодежью.
В этот момент в коридоре затрещал телефонный звонок, Рем пояснил:
— У нас параллельные аппараты. Дед куда-то названивает.
Беседу продолжал Артур. Он говорил о квадратно-гнездовом способе посадок. Вдруг скрипнула дверь столовой, где проходили занятия, и бесшумно вошел Игнатий Георгиевич. Просматривая корешки книг, он медленно шел вдоль полок.
Артур, скомкав последнюю фразу, сказал:
— На сегодня все. Нам пора в академию.
И студенты поспешно ретировались, не назначив, к великому огорчению Рема, дня следующей встречи.
Кружковцы начали расходиться. Провожая Желткова, Окунев как можно бодрее предложил:
— Сходим вечером в кино. Я за тобой зайду.
Валя хотел было отказаться, подумав: «Где же достать денег?» — но, махнув на все рукой, ответил:
— Заходи!
Когда ребята разошлись, Игнатий Георгиевич строго сказал внуку:
— Рем, чтобы этих засоряющих ребячьи умы шалопаев здесь больше не было, — и вернулся в кабинет.
Глава сорок четвертая
Забота о том, где добыть деньги, отравляла Вале Желткову существование. Мелькнула мысль: не сходить ли к Птахе? Но он тут же отверг ее. Еще неизвестно, как Птаха отнесется к его приходу: «А не хочешь ли в бок, дорогой Желток!» — может сказать Птаха. Да еще даст приказание мальчишкам, которых под его начальством во дворе бегает не меньше десятка: «А ну, покажите-ка этому Желтку-белку, где находятся ворота!» А уж ребята перед своим коноводом лицом в грязь не ударят!
Нет! Даже в самом бедственном положении обращаться к Птахе было невозможно.
Чем больше Желтков размышлял о том, на какие деньги он будет сегодня покупать билеты в кино, тем сильнее злился на Окунева. Сначала за то, что у Рема появилась идея отправиться в кино, а он, Валька, от этого никак не отказался. Затем, подумав, Желтков стал злиться на Окунева вообще.
Рем был откровенным бездельником. Его выручали только способности. Они давали ему возможность готовить уроки за полчаса. Поэтому у него была масса свободного времени, и, томясь от безделья, он постоянно теребил Валю планами различных развлечений. Вальке же, даже для того чтобы учиться только на тройки, необходимо было систематически заниматься. Чем чаще они встречались с Ремом, тем меньше оставалось времени на уроки. Валька сильно запустил учение. В его дневнике уже были двойки по русскому устному, по алгебре и по физике.
Пока дело ограничилось вопросами Коли Никифорова: скоро ли он, Желтков, подтянется? Обижаться на него Валька не мог. Коля не только взывал к Валькиной совести, но и предлагал свою помощь.
— Хочешь, сам с тобой буду заниматься, — говорил Коля. — Хочешь, кого-нибудь прикрепим.
Желтков отлично понимал, что положение у него серьезное. Если и дальше так пойдет, то того гляди останешься в седьмом классе и на третий год. И он, наконец, согласился принять помощь Никифорова.
Узнав об этом, Рем сказал:
— Плюнь! Сами разберемся. Я тебе буду помогать.
Однако Окунев о своем обещании тут же забыл. Когда же Валя напомнил, что надо бы позаниматься, Рем открыл учебник физики и начал наспех объяснять. Перепрыгивая со страницы на страницу, он время от времени спрашивал:
— Ну как, понял?
Вале было неудобно признаться, что он не понял, и он говорил «да». Физика для Вальки оставалась таким же темным лесом, как и раньше.
Но больше всего Валя завидовал Рему не потому, что он способный, а потому, что Окунев так свободно располагает деньгами. Это Валю бесило. В этом он видел причину всех бед.
«Конечно, — рассуждал Желтков, — отец у него подполковник, мать — врачиха. Они каждый месяц ему черт знает по скольку присылают! Ну, а дед, наверно, и счету деньгам не знает! Вот Рему и отваливают по стольку…»
Когда Валя пришел домой, мать уже вернулась с работы. В комнате на сундуке лежала кошелка, с которой она обычно ходила по магазинам, и сумочка.
Валя прошелся по комнате и, подойдя к комоду, перевернул будильник, который ходил только лежа. Было около семи часов вечера. Не более чем через час придет Рем, а денег Желтков так и не достал.
Желтков заглянул на кухню. Его настроение несколько улучшилось: на второе мать готовила сосиски, которые Валя очень любил. Он вернулся в комнату и опять посмотрел на будильник. Стрелки показывали четверть восьмого, а Валя так ничего и не придумал. И тут взгляд Вальки снова упал на сумочку. Он несколько раз прошел мимо сундука, на котором она лежала, озираясь на дверь, бесшумно, как кошка, подошел к ней и проворно расстегнул замок. Наверху лежала десятирублевая бумажка.
«Заметит или не заметит? Сверху лежит. Заметит. Ну и пусть!» — Валька быстро сунул десятирублевку в карман брюк и снова стал прохаживаться по комнате.
Вошла мать, усталая, худая. Рукава ее платья были засучены, и Валя заметил, что от постоянной стирки руки ее были красными, натруженными.
Мать вытерла передником вспотевшее лицо и подошла к сундуку. У Вали упало сердце. Но мать, вынув из кошелки свернутые в трубку бумаги, положила их на комод. «Опять на ночь работу принесла», — подумал Валя, и вдруг ему до боли стало жаль мать, у которой такая трудная жизнь.
Валя сунул руку в карман. Десятирублевка будто обожгла ее.
Мать взяла кошелку и вышла на кухню. Проводив ее взглядом, Валя рванулся к сундуку, открыл сумочку и положил деньги на место.
Не злость, а жгучая ненависть к Рему поднялась в Вальке. Нет! Он не внук академика! Он просто Валька Желтков! Но он, Валька, когда-нибудь сам будет героем или министром. Пусть Рем заткнется своим «Любителем»!
Ужиная, Валя торопился. Ему хотелось поскорее уйти из дому, чтобы его не застал ненавистный Рем. Вале хотелось одному побродить по улицам. Может, зайти к кому-нибудь из ребят? Валя знал, что на его дружбу с Окуневым одноклассники смотрят косо, что к нему, второгоднику и двоечнику, отношение не ахти какое хорошее. Но сейчас ему вдруг страстно захотелось быть вместе со всеми ребятами, завоевать уважение и доверие класса.
Собрав посуду, мать неожиданно сказала:
— Я, Валя, премию сегодня получила. Сходи-ка ты в кино. Давно я тебя деньгами не баловала. — И, взяв сумочку, она дала ему ту самую десятку, которая недавно уже побывала в его кармане.
Валька зажал бумажку в кулаке и, чего уже давным-давно не делал, расцеловал мать.
— Я побежал в кино, мамочка! — крикнул он и вмиг скрылся за дверью.
Когда минут через десять пришел Рем, он был немало удивлен, узнав, что Валька ушел в кино один.
Глава сорок пятая
Наконец наступил день, когда ребята закончили монтаж всех пятидесяти кирпичей, теперь можно было складывать опытную печь. Коля Никифоров заявил, что и эту работу они сделают сами. Однако на этот раз Иван Дмитриевич от услуг ребят отказался.
— Нет уж, братцы. Что вам не под силу, то не под силу, — сказал он. — Сходи-ка, Василий, за Савельичем. Он печник. Пусть-ка стариной тряхнет.
Сосед Савельич сначала отказался складывать печь, но, узнав о помощниках, согласился.
Кирпичи были сложены под кроватью Ивана Дмитриевича. Старый печник нагнулся, достал один кирпич и, увидев, что все пустоты начинены какими-то железками, а кирпич обмотан проволокой, возмутился:
— Да что ты, смеешься, Иван Дмитриевич? В жисть из такого кирпича печей не клал. Баловство какое-то!
Фатеев улыбнулся.
— В том-то и весь интерес, Савельич. Ни одному мастеру не привелось из такого кирпича печей складывать. Это же чудо-печка будет! Обрати внимание: у каждого кирпича есть по два металлических крючочка. Крючочки одного кирпича надо в определенном порядке соединять с крючочками другого.
Савельич положил кирпич на стул и решительно сказал:
— Нет, нет, уволь, хороший человек!
Ребят возмутил отказ печника.
— Да вы, дядя Савельич, послушайте, что это за кирпичи, — сказал Коля. — Это же электрические кирпичи! Они ток дают!
— Еще и электрические! Да зачем же из них печь складывать? Нет уж, нет! — качал головой Савельич.
— Покажите ему, ребята, покажите! — подзадоривал Иван Дмитриевич. — Пусть старик знает, что мы ему не какую-нибудь, а научную работу предлагаем.
Савельичу продемонстрировали электрический кирпич. Птаха тоже никогда не видел, как кирпич дает электрический ток.