К смущению инспектора, миссис Маккензи засмеялась.
— Какая чушь, — сказала она. — Он умер от лихорадки.
— Я говорю о мистере Рексе Фортескью.
— Я тоже. — Она внезапно вскинула голову, и ее поблекшие голубые глаза впились в его лицо. — Бросьте, — сказала она. — Ведь он умер в своей постели, разве нет? Он умер в своей постели?
— Он умер в больнице Сент-Джудс, — поправил ее инспектор Нил.
— Никто не знает, где умер мой муж, — сказала миссис Маккензи. — Никто не знает, как он умер, где похоронен… Все знают только то, что сказал Рекс Фортескью. А Рекс Фортескью — лжец!
— Вы считаете, он совершил подлость?
— «Подлость, подлость, все кричат: «На помощь!»
— Думаете, в смерти вашего мужа повинен Рекс Фортескью?
— Мне сегодня на завтрак подали яйцо, — сообщила миссис Маккензи. — Вполне свежее. Но неужели все это было тридцать лет назад?
Нил сделал глубокий вдох. Похоже, такими темпами он до финиша не доберется. Но сдаваться он не намерен.
— За месяц или два до смерти Рекса Фортескью кто-то положил ему на стол мертвых дроздов.
— Интересно. Очень даже интересно.
— Как вы думаете, мадам, кто бы это мог быть?
— От дум еще никому легче не становилось. Надо действовать. Я так их и воспитала, чтобы они действовали.
— Вы имеете в виду ваших детей?
Она быстро кивнула.
— Да. Дональд и Руби. Когда они остались без отца, им было семь и девять лет. Я сказала им. Говорила каждый день. Заставляла их давать клятву каждый вечер.
Инспектор Нил подался вперед.
— Давать клятву в чем?
— В том, что они убьют его, ясное дело.
— Понятно.
Инспектор Нил произнес свою реплику так, будто миссис Маккензи сказала сейчас нечто вполне естественное.
— И они это сделали?
— Дональд уехал в Дюнкерк. И не вернулся оттуда. Я получила телеграмму. «С прискорбием сообщаем, погиб в бою». Да только не тот был бой, к которому я его готовила.
— Мне очень жаль, мадам. А ваша дочь?
— Дочери у меня нет, — ответила миссис Маккензи.
— Вы только что о ней говорили, — поправил ее Нил. — Ваша дочь, Руби.
— Руби. Ах да, Руби. — Она склонилась вперед. — Знаете, что я сделала с Руби?
— Нет, мадам. Что же вы с ней сделали?
Она вдруг перешла на шепот:
— Посмотрите сюда, в книгу.
Тут он увидел, что на коленях у нее лежит Библия. Библия была очень старая, и, когда миссис Маккензи ее открыла, инспектор Нил заметил на первой странице какие-то имена. Это, безусловно, была семейная Библия, в которую по старой традиции записывали всех вновь родившихся. Сухой палец миссис Маккензи указал на два последних имени. «Дональд Маккензи» и дата рождения, и «Руби Маккензи», тоже с датой. Но поперек имени Руби Маккензи шла жирная линия.
— Видите? — спросила миссис Маккензи. — Я вычеркнула ее из Библии. Навеки отсекла ее от себя! Ангел, что отмечает добрые дела и грехи, там ее не найдет.
— Вы вычеркнули ее имя из Библии? Но почему, мадам?
Миссис Маккензи посмотрела на него с хитроватым прищуром.
— Сами знаете почему, — сказала она.
— Нет, не знаю. Правда не знаю, мадам.
— Она перестала верить. Вы же знаете, что она перестала верить.
— Где ваша дочь сейчас, мадам?
— Я вам уже сказала. У меня нет дочери. Руби Маккензи больше не существует.
— Вы хотите сказать, что она умерла?
— Умерла? — Женщина внезапно расхохоталась. — Было бы лучше, если бы она умерла. Для нее самой. Намного лучше. — Она вздохнула и беспокойно заерзала в кресле. Потом, вдруг вспомнив о правилах хорошего тона, сказала: — Извините, боюсь, больше не смогу уделить вам времени. Знаете, времени становится все меньше, а мне еще надо дочитать книгу.
Инспектор Нил хотел еще что-то выспросить, но ответа не получил. Миссис Маккензи отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и продолжала читать Библию, водя пальцем по строчкам.
Нил поднялся и вышел. Прежде чем уехать, он накоротке переговорил с управляющим.
— Кто-нибудь из родственников ее навещает? — спросил он. — Дочь, например?
— По-моему, во времена моего предшественника к ней однажды приехала дочь, но пациентка так разволновалась, что дочь попросили больше не приезжать. С тех пор все дела решаются через адвокатов.
— А вам известно, где эта Руби Маккензи сейчас?
Управляющий покачал головой:
— Не имею ни малейшего представления.
— А вы случайно не знаете, замужем она или нет?
— Понятия не имею. Хотите, дам адрес адвокатов, которые ведут дела этой пациентки?
До этих адвокатов инспектор Нил уже добрался. Они были не в состоянии — если верить им на слово — что-либо прояснить. Для миссис Маккензи был создан денежный фонд, этими средствами они и оперировали. Распоряжения были сделаны несколько лет назад, с той поры мисс Маккензи адвокаты не видели.
Инспектор Нил попытался получить описание Руби Маккензи, но сильно не преуспел. К пациентам приезжает столько родственников, что через несколько лет перестаешь понимать, кто есть кто, и все становятся как бы на одно лицо. Сестра-хозяйка, проработавшая в лечебнице много лет, с трудом припомнила, что мисс Маккензи была женщиной невысокой и темноволосой. Еще одна сестра, числившаяся в старожилах лечебницы, сказала, что мисс Маккензи — женщина крепко сбитая, блондинка.
— Вот так, сэр, — подытожил инспектор Нил, доложив о проделанной работе помощнику комиссара. — Все составные части этой безумной считалки на месте. Не может такое быть случайным.
Помощник комиссара задумчиво кивнул.
— Дрозды в пироге связывают между собой шахту «Дрозды», зерна в кармане убитого, лепешку с медом Адель Фортескью (последнее, впрочем, не особенно убеждает. В конце концов, есть к чаю лепешку с медом мог любой). Третье убийство — девушка задушена чулком, и нос ее зажат прищепкой. Да, эта идея безумна, но отмахиваться от нее мы не имеем права.
— Минутку, сэр, — сказал инспектор Нил.
— Что такое?
Инспектор Нил нахмурился.
— Что-то меня в этой версии не устраивает. Не похожа она на правду. Что-то не стыкуется. — Он покачал головой и вздохнул. — А вот что? Пока не знаю.
Глава 21
1
Ланс и Пэт бродили по ухоженным лужайкам, окружавшим «Тисовую хижину».
— Надеюсь, Ланс, я не сильно огорчу тебя, — негромко сказала Пэт, — но более жуткого сада я в жизни не видела.
— Не огорчишь, — успокоил ее Ланс. — Неужели он такой жуткий? Не знаю, не знаю. По-моему, его очень трудолюбиво возделывают целых три садовника.
— Может, — предположила Пэт, — в этом вся беда. Средства вбуханы большие, но индивидуального вкуса не чувствуется. А ведь наверняка тут все как положено: и рододендроны отобрали лучшие, и высадили их, когда и как надо.
— А ты, Пэт, что посадила бы в свой английский сад?
— В моем саду, — ответила Пэт, — росли бы штокрозы, шпорники и крупные колокольчики — никаких клумб, тем более этого кошмарного тиса.
И она чуть ли не с ненавистью взглянула на тисовую изгородь.
— Ассоциативное мышление, — не задумываясь определил Ланс.
— В отравителе есть что-то такое, от чего у меня мороз по коже, — сказала Пэт. — Представляешь себе этого человека: мрачный, переполненный желчью, мстительный…
— Ты так его воспринимаешь? Занятно! По-моему, для отравителя больше характерны деловитость и хладнокровие.
— Да, наверное, ты прав. — Она чуть поежилась. — Все равно три убийства… Этот убийца — просто маньяк.
— Да, — глухо произнес Ланс. — Боюсь, это так. — Внезапно он заговорил громко: — Послушай, Пэт, ради бога, уезжай отсюда. Возвращайся в Лондон. Поезжай в Девоншир или на озера. В Стратфорд-на-Эйвоне или в Норфолк, там есть что посмотреть. Полиция тебя задерживать не будет — ты к этой истории не имеешь никакого отношения. Когда убили отца, ты была в Париже, а когда умерли двое других — в Лондоне. Поверь, я страшно обеспокоен тем, что ты здесь.
Пэт помолчала минутку, потом негромко спросила:
— Ты ведь знаешь, кто это, правда?
— Нет, не знаю.
— Но тебе кажется, что знаешь… Потому ты и боишься за меня. Лучше бы ты мне все рассказал.
— Да нечего мне рассказывать. Я сам ничего не знаю. Но, видит бог, я хочу, чтобы ты отсюда уехала.
— Дорогой, — сказала Пэт, — я никуда не поеду. Я останусь здесь. К добру это или нет — останусь. Иначе просто не могу. — Она добавила с неожиданной дрожью в голосе: — Только со мной всегда не к добру.
— Как тебя понимать, Пэт?
— Я приношу людям несчастье. Вот так и понимать. Приношу несчастье всем, с кем соприкасаюсь.
— Моя дорогая, обожаемая глупышка, но мне ты принесла счастье. Ведь отец пригласил меня вернуться домой и восстановить мир, когда мы с тобой поженились.
