— У Сергея такой же, — поясняю я.
— Я вижу, ты даром времени не терял. Значит, твои слова, когда ты с Сашкой спорил, не просто словами были. Знаешь, а ему это крепко в душу запало. Умереть как следует и дурак сможет, ты сделай так, чтобы враг умирал.
— А ты видел его?
— Три дня назад. Не знаю, жив ли он теперь. Он на плацдарме со своей батареей чудеса творил. Жарко у них. Ну, вы молодцы! Помнишь, хотел я с тобой встретиться еще раз, песни твои послушать? Видишь, как встретились.
— Это ничего. Главное — живой! Сейчас отвезут тебя в госпиталь, Оля тебя подлатает, а я завтра вечером к тебе с гитарой приду, спою персонально для тебя. Разговеюсь, с начала войны гитару в руки не брал.
— Постой, это какая Оля? Колышкина? Она здесь? И что здесь делает?
— А через час, когда к ней на стол положат, увидишь. Обработает тебя в лучшем виде. Она хирург в госпитале, куда тебя сейчас повезут. Два километра отсюда…
— Невероятно!
— Товарищ командир, разрешите нести раненого?
Только сейчас я замечаю, что рядом стоят два санитара и ждут, когда мы с Климовым закончим разговор.
— Конечно, конечно! — спохватываюсь я. — Выздоравливай, Леша!
— Постараюсь. А ты приходи, буду ждать!
Свое обещание я смог выполнить только через пару дней. Свободным от полетов вечером мы с Сергеем, прихватив гитару, пошли в Большие Журавли. Ольга снова оперировала, но это не помешало нам “дать концерт” для раненых. Он мог бы продолжаться до глубокой ночи, но нас остановил дежурный врач:
— Хорошо поете, товарищ старший лейтенант, главное — по делу. Но режим есть режим. Раненым нужен покой. Я и так отбой на полчаса задержал.
Глава 11
Сережа, держись!
Нам не светит с тобою,
Но козыри надо равнять.
В.Высоцкий
На другой день большая часть “Ли-2” с ранеными у нас уже не садится, а уходит на Могилев. Мы усматриваем в этом признаки скорого отступления.
В Прибалтике немцы продвинулись далеко вперед и теперь нависают над нами с севера. Началось их наступление и на Украине. Если они ударят одновременно с севера и с востока, получится грандиозный Минский котел. Мне кажется, что в конце июля бои шли уже на подступах к Смоленску, а сейчас немцы все никак Минск не возьмут. Вот и первые результаты вмешательства в историю. Что же будет дальше, и что будет в моем мире, когда я вернусь в него? Эти мысли все чаще и чаще приходят мне в голову. Но я стараюсь особо на этом не зацикливаться. Мне надо сделать то, зачем я здесь, а с подобными мыслями такую работу не выполнишь.
На другой день нам ставят уже иную задачу: прикрытие плацдарма. Вылетаем в седьмом часу, на смену эскадрилье “медведей”. Сверху хорошо видно, как сократилось пространство, на котором ведет активные действия 39-я дивизия. Это узкая полоска вдоль берегов Птичи шириной километров десять и длиной километров тридцать пять.
Минут через пятнадцать патрулирования замечаем большую группу истребителей, идущих на нас с юго-запада. Когда они подходят поближе, различаем “Me-110” и “Хейнкели-113”. С этими нам встречаться еще не доводилось. Видимо, “мессеры” пришли на штурмовку, а “Хейнкели” их сопровождают. Их раза в три больше, чем нас, поэтому они не желают считаться с нашим присутствием. Двадцать четыре “мессера” снижаются, а двенадцать “Хейнкелей” нас атакуют. Волков быстро принимает решение;
— Андрей! С тремя парами иди на “мессеры”. Я прикрываю.
— Понял.
Мы с Сергеем пикируем на уже принявшие боевой порядок “Мессершмиты”, за нами идут еще две пары. Но “Хейнкели” тоже разделяются. Одна шестерка принимает бой с Волковым, а вторая гонится за нами. Ну и наглецы! Небитые еще, что ли?
Самое паршивое то, что скорость у “Хейнкелей” больше, чем у “Яков”, и они нагоняют нас. Но и мы быстро сближаемся с “мессерами”. Вот ведущий уже у меня в прицеле. Нажимаю на гашетку. Трасса уходит в кабину, и “мессер”, клюнув, валится вниз. Еще одного бьет Сергей.
А сзади… Сзади ребята уже ведут бой с насевшими на них “Хейнкелями”. А “мессеры” и не думают удирать. Гибель двух экипажей их не напугала. Сейчас они начнут долбить наши позиции на плацдарме. Что предпринять?
— Иван! Управитесь?
— Делай их, Андрей! Мы этих удержим.
Легко сказать “делай”. А как? Их все-таки двадцать два! И атаковать их мы сейчас можем только в лоб. Две наших пушки против их сорока четырех! Но делать нечего.
— Пошли, Серега!
“Мессеры” открывают по нам огонь с дальней дистанции. Нервы у них — ни к черту. Хотя при таком плотном огне…
Но я уже на боевом курсе и сворачивать не собираюсь. Стремительно надвигаются двухмоторные силуэты фашистов. Жму на гашетку не целясь. Их так много, что в кого-нибудь да попаду. Сейчас моя задача не сбить, а заставить их отвернуть, поломать боевой порядок. Один из “мессеров” вспыхивает, его достал Сергей. Остальные не выдерживают лобовой атаки пары “Яков” и отваливают с набором высоты. Это нам и надо! Быстро иду вверх и оглядываюсь. “Мессеры”, поломав строй и уйдя в сторону от целей, снова собираются в стаю и готовятся ко второму заходу. Теперь они как на ладони. Я снова иду в атаку.
На этот раз они не ждут, когда я открою огонь, а шарахаются в разные стороны. Так! Еще один заход сорвали. Разворачиваемся и снова атакуем, не давая им опомниться. Черт! Как их все-таки много для нас двоих! Хорошо еще, что ребята связали боем “Хейнкели” и нам никто не мешает. Впрочем… Мы с Сергеем из охотников превращаемся в дичь. “Мессеры” разделились на четыре группы и теперь уже сами атакуют нас. Достали мы их! Валяйте! Расходуйте на пару “Яков” боеприпасы и горючее.
Однако жарко! Нас атакуют с разных сторон. Куда ни кинемся, натыкаемся на пушечные трассы. “Мессершмит-110”, хоть и тяжелый, но все-таки истребитель. И они довольно квалифицированно дают нам это понять. Мы с Сергеем крутимся, как ужи под вилами. Единственное, что нас спасает, это прекрасные качества “Яка” на вертикальном маневре. Здесь “мессеры” от нас отстают. Но они быстро раскусывают нас и перестраиваются, заняв разные эшелоны по высоте.
Дело дрянь.
Неожиданно приходит помощь. Сверху пикируют три пары “Яков”. Это Волков! Он уже расправился с “Хейнкелями” и идет к нам. Загораются два “Мессершмита”, а остальные быстро чешут на юго-запад. Все. Теперь можно вытереть пот со лба. К нам пристраиваются еще четыре “Яка”, потерь нет. Дело сделано, можно идти домой.
Еще на рулежке открываю фонарь и осматриваю все, до чего могу достать взглядом. Дырки имеем. Дешево отделался. На стоянке глушу мотор, расстегиваю ремни. Крошкин забирается на плоскость, он почему-то сияет.
— Я вижу, досталось вам, командор. А у нас гости!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
