Служащий Ост-Индской компании отглотнул вина из золотого кубка и продолжил:
– Угадайте, господа, на чем здесь делаются самые большие деньги?
– Я полагаю, что на контрибуциях с побежденных князей, – высказал свое мнение граф Северный.
– А вот и не угадали, ваше бывшее величество… извиняюсь, ваше сиятельство, – поправился чиновник.
– На соли. На обыкновенной соли, господа. Правительство ввело монополию на соль и опиум. Мы подняли цены на эти товары. Соль стала роскошью в этой стране. Но, вы представляете, индусы все равно ее покупают! У них же вся кухня зиждется только на соли и специях! Три четверти всех доходов Ост-Индской компании дают монополия на соль и опиум, а также земельный налог.
Шервуд-младший вновь промочил вином пересохшее после долгой речи горло.
– Земельные налоги – это вообще тема для отдельного разговора. Это песня, это поэма наподобие «Илиады» или «Одиссеи». В компании напридумывали такие формы налогообложения землепользователей, что у бедных индусов мозги опухли. Вроде бы по закону им передали все права на землю, но чем больше они на ней работают, тем больше нищают. Крепостное право в России – начальная школа, а в Индии – уже настоящий колониальный университет.
Индийские помещики (заминдары) признаны законом наследственными владельцами земли на вечные времена. Но только правительство им установило налог на угодья в размере 9/10 налога, собранного в 1790 году. Не учитываются пустоши и джунгли. Помещик может их распахать и тогда уменьшит процент налога по отношению к общему доходу с поместья. Но загвоздка вся в том, что неурожайные годы и стихийные бедствия при налогообложении тоже не принимаются во внимание. А они тут не редкость. На два урожайных года приходится один неурожайный. Поэтому никто из заминдаров особенно не разбогател. Наоборот, поместья разоряются одно за другим. Зато видимость законности соблюдена. Колониальные власти строго регламентируют отношения собственников земли с наемными работниками. Сумма ренты, подлежащей уплате заминдару крестьянином, должна быть зафиксирована в письменном виде. Всякие дополнительные поборы сверх этой суммы запрещаются. Конфискация имущества крестьянина или сгон с земли за недоимки производятся только по решению суда.
Красивая схема, не правда ли? Вот бы вам в России такую внедрить! Тогда крепостное право можно смело отменять. Как там у вас говорят: хрен редьки не слаще?
Оратор засмеялся и выпил еще вина.
– Такой порядок сбора земельных налогов называют системой постоянного землеустройства. Она внедрена в основном в Бенгалии. В нашей же провинции работает система райатвари. Мы отказались от посредничества помещиков и собираем налоги напрямую с крестьян. Мы не побоялись отдать им землю в наследственное владение. Работник имеет формальное право заложить или даже продать свой надел. Но вот беда: никто не захочет покупать землю у недоимщика, ибо налоги столь высоки, что гораздо легче разориться, чем их отработать. Я хочу отправить все имеющиеся у меня документы по райатвари в Санкт-Петербург. Думаю, что они могут оказаться весьма полезными разработчикам российской земельной реформы. Как вы считаете, ваше вели…, извиняюсь, сиятельство?
Молодому англичанину было уже все равно: слушают его собеседники или нет. Он уже опьянел и болтал без умолку. Но пока граф Северный черпал из его пьяной речи новые для себя факты, он оставался за столом.
– Но мне больше нравится маузавар, – откровенничал Шервуд-младший. – В голодный год бывает очень сложно собрать с нищих крестьян налоги. А маузавар устанавливает систему круговой поруки общинников. Даже если один из членов общины задержит уплату налога, то распродается земля всей деревни. Когда мы завоюем Синд и Пенджаб, то непременно введем эту систему в новых провинциях.
– А как мы торгуем с Индией! – бывший унтер-офицер не на шутку разошелся. – На первый взгляд кажется, что все по-честному. Мы ввозим товары и вывозим тоже. Но вывозим-то исключительно сырье, зато продаем фабричные изделия. Вся добавленная стоимость остается на Британских островах. Английские товары на здешнем рынке не облагаются никакими пошлинами. Но если индусы попробуют продать в Англию свои ткани, то мы им установим такую пошлину, что их никто из здравомыслящих людей в Соединенном королевстве не станет покупать. Пробовали тут некоторые умники наладить чугунолитейное производство, даже корабли в Калькутте начинали строить, но мы их быстренько разорили. Нам выгоднее заполонить этот рынок дешевой русской и шведской сталью, продавать сюда английские корабли, чем развивать промышленность в этой стране. Мы должны держать этот народ в полуголодном состоянии, на коротком поводке, только так мы сможем сохранить здесь свою власть.
Да, мы прокладываем здесь железные дороги, несем сюда блага нашей цивилизации. Но разве они стоят того, чтобы платить за них обнищанием целой страны? А индусы этого не понимают. Дети живут хуже отцов. И так продолжается из поколения в поколение. Еще немного, и здесь можно будет вводить рабство, как в Древнем Риме. И заметьте: практически без войн, одними экономическими методами.
А ведь когда-то Индия была процветающей страной. Когда в Англии люди испражнялись прямо на улицах и свирепствовали эпидемии чумы и холеры, здесь уже была грандиозная цивилизация.
Вот как бывает в жизни. И последние стали первыми. Не правда ли, ваше вели… сиятельство? Каких-то два года назад я, жалкий унтер-офицер, выслуживался перед вами, чтобы не умереть с голоду, предавал товарищей, разыгрывал спектакль с вашей гибелью, а теперь как все изменилось! Я богат, сказочно богат. От моей воли зависит жизнь и смерть сотен тысяч туземцев. А вы? Посмотрите на себя в зеркало. На кого вы стали похожи?! Жалкий бродяга, скитающийся по миру в поисках сам не зная чего…
Граф Северный встал из‑за стола и нарочито вежливо поблагодарил:
– Спасибо за ужин.
А затем, повернувшись в сторону колониального чиновника, добавил:
– А вы, господин Шервуд, как были унтер-офицером, так им и остались. Я бы вам очередного звания не присвоил. Честь имею, господа.
Он кивнул сотрапезникам и вышел из обеденного зала чуть ли не строевым шагом.
Когда шаги бывшего императора умолкли, молчавший доселе капитан «Святой Марии» подал голос:
– Зря ты с ним так. Он человек неплохой, хоть и со странностями. Запутался в жизни. Но это – личность.
Я провел с ним месяцы в океане и могу с уверенностью сказать: такой не выдаст и не предаст.
Хозяин дворца неожиданно протрезвел и абсолютно нормальным голосом, словно и не пил вовсе, сказал:
– Именно об этом я и хотел поговорить с тобой наедине, брат.
Роберт вопросительно посмотрел на Джона.
– Я о предательстве, – пояснил свои слова младший и спросил напрямик: – Долго ли еще ты собираешься скитаться с ним по миру?
– Но ведь он не закончил еще свое путешествие. Слышал ведь? Он собирается пожить в Тибете какое-то время. И о Китае он уже заикался. Здоровье у него – богатырское. На все кругосветное путешествие хватит.
– И тебе не надоело выполнять прихоти этого высокомерного господина?
Джон Шервуд, похоже, обиделся на последний выпад графа в его адрес.
– А что ты предлагаешь? – в ответ спросил мореход.
Сотрудник Ост-Индской компании замялся, но после некоторого размышления сказал:
– Я недавно получил письмо из Санкт-Петербурга. Граф Аракчеев утратил свое прежнее влияние при русском дворе. Теперь паломничество графа Северного курирует генерал-адъютант Клейнмихель, доверенное лицо императора Николая I. Так вот, этот господин недоволен сметой наших расходов. Скрепя сердце, он, правда, возместил твои затраты в Кейптауне на восстановление яхты, но дальнейший пенсион твоего подопечного он урезал наполовину и ограничил его 1828 годом.
– Как же это понимать? – воскликнул с негодованием Роберт. – Мы что, должны содержать бывшего русского царя за свой счет?
– Выходит, что так, дорогой братец, – констатировал хозяин дворца.
– Но неужели императору Николаю безразлична судьба его брата?
– Я думаю, что он даже во сне видит, как его предшественник на троне покинет этот бренный мир на самом деле. А то вдруг нашему графу надоест странствовать и взбредет ему в голову вернуться. С него же станется. Что тогда? Два императора для одной империи – это очень много. Еще одно восстание декабристов? Один полк – за Николая, другой – за Александра. Если бы не мать – вдовствующая императрица Мария Федоровна, я думаю, что мы бы давно получили из Санкт-Петербурга приказ: успокоить мятежную душу Александра Павловича навечно. Но, говорят, она стала сдавать. Вот Клейнмихель и намекает нам, что пора заканчивать путешествие графа Северного.
