Девушка настороженно обернулась, ее длинная тень потянулась по выгоревшей траве. Люсьен казался себе голым в ее глазах — нетерпеливый, отчаявшийся, но не мог остановиться. Как-то же нужно заставить ее понять.
— Неужели вы не видите? — отчаянно умолял он. — Мне нужно… Я не знаю, что мне нужно. Я знаю только, что я одинок. Совершенно… одинок.
Он не сводил с нее взгляда, надеясь на ее милосердие. Люсьен видел, что Элис борется с собой, но она гордо замкнулась в своей добродетели и не дрогнула.
Элис бросила на него уничтожающий взгляд.
— Ничего удивительного.
Люсьен опустил глаза. Она развернулась и ушла.
Глава 6
Спустя несколько часов Люсьен промчался через ворота Ревелл-Корта верхом на своем андалузском скакуне и выехал в черную, ветреную ночь. Лошадиные копыта прогремели по деревянному мосту, жеребец размашистым, энергичным галопом преодолел подъем в гору и помчался по дороге.
Люсьен скакал, низко пригнувшись, туго натянув поводья, и ветер трепал его волосы и лошадиную гриву. Лес вокруг казался живым — от порывов ветра трещали ветви, шелестели сухие листья. Коню это не нравилось, он угрожающе фыркал, запрокидывая голову.
Люсьен вспомнил, что сельские жители говорили, будто в такие ночи бродят призраки. Настроение у него было таким же мрачным и угрюмым, как небо, на котором не было луны. Мохнатые облака тяжело надвигались на четкие и изящные очертания созвездий, точно огромные серые овцы, подгоняемые ветром. Ночной холод и быстрый галоп помогли Люсьену избавиться от боли и гнева, терзавших его, развеяли страсть, бушевавшую в его жилах. Слова Элис ранили его, но все равно он как дурак ждал, что она выйдет из своей комнаты, несколько часов занимался какой-то чепухой, будучи не в состоянии ни на чем сосредоточиться, пока горничная не сказала ему, что барышня просит подать ужин ей в комнату.
Люсьен понял, что Элис приготовилась к осаде. Он достаточно долго пробыл в армии, чтобы возненавидеть этот вид борьбы, осады всегда заканчиваются разрушениями. Он не собирался заставлять Элис голодать, но решил больше не полагаться на льстивые речи. Конечно, ключ у него оставался, и он мог бы им воспользоваться, но вряд ли такую победу можно будет назвать достойной. Если он просто накинется на нее, это только вызовет у девушки еще большее отвращение. Люсьен начал понимать, что не сможет выиграть с помощью какого-либо своего обычного метода. Во что он, черт побери, влип? Люсьен решил пустить коня помедленнее, чувствуя, что первый взрыв оживления, охвативший жеребца, когда его выпустили из великолепной конюшни, пошел на убыль.
Как и следовало ожидать, конь сбавил темп. Люсьен благодарно похлопал его по бархатистой шее. Выехав из леса на покрытые вереском пустоши, они пошли неторопливым легким галопом. После полуторачасовой езды показалась цель Люсьена — уединенный трактир для кучеров, примостившийся на вершине соседнего склона. Трактир назывался «Голова Джорджа». То был внушительного вида каменный прямоугольник с шиферной крышей и узкими опрятными окнами в рамах, выкрашенных белой краской. В «Голове Джорджа» подавали самое лучшее в графстве горькое пиво. Трактир стоял в уединенном месте, трактирщик Гас Морган был человеком надежным и скрытным, и это побудило Люсьена использовать его как свой почтовый ящик для тайных сообщений, присылаемых лордом Кэслри и его собственными повсюду разбросанными осведомителями. Подъезжая к таверне, Люсьен был готов, если понадобится, схватить шпагу, висящую на боку, либо в мгновение ока вытащить пистолет, спрятанный под фраком. Всегда можно было ожидать засады вражеских агентов, и Люсьен привык с этим жить.
Когда он въехал на устланный соломой двор, из-под копыт его коня с кудахтаньем разбежались куры. Люсьен огляделся, потом спешился. Юный сын Моргана подбежал к нему, чтобы присмотреть за лошадью, пока Люсьен будет сидеть в трактире. Люсьен направился к дому, стягивая на ходу черные перчатки для верховой езды. Движения его были плавны и неторопливы, однако взгляд стал цепким, а на лице появилось внимательное и сосредоточенное выражение. Протянув руку к двери, он услышал хриплый смех крестьян и почувствовал запах дыма, исходящий от очага, и аромат жареной дичи. Когда он открыл дверь и вошел в общую комнату, освещенную теплым светом, с низкими потолками, в ней воцарилось молчание.
Люсьен окинул взглядом скромное заведение. Там было около двух десятков местных жителей. Они хорошо знали, кто он такой, и теперь смотрели на него так, точно встретились с самим дьяволом. Люсьен закрыл за собой дверь и медленно прошел через зал к стойке, где Гас Морган протирал стаканы углом своего грязного передника и ставил их на полку, висевшую у него над головой. Трактирщик был дюжим и рослым человеком с румяными щеками, на его лысине блестел пот. Увидев подходящего Люсьена, он оперся мощными руками о стойку.
Процедура была хорошо известна им обоим.
— Могу предложить вам пинту пива, милорд? — спросил Морган. Это был пароль.
— Горького, — ответил Люсьен, кивнув, повернулся и оперся бедром о край соседнего табурета. Теперь тело его согнулось под таким углом, что он видел все помещение и входную дверь. Он облокотился о стойку, а Морган открыл кран и налил пива с пенистой шапкой. Потом поставил оловянную кружку перед Люсьеном, а тот поднес ее к губам, наслаждаясь густым, вкусным напитком.
Постепенно посетители начали дышать и двигаться, хотя разговор они теперь вели шепотом. Морган отправился на кухню, чтобы дать указания кухарке, и вскоре вернулся. Люсьен с задумчивым видом посмотрел в свою кружку, почти жалея, что не относится к тому сорту мужчин, которые могут запросто обсудить с отзывчивым трактирщиком сложные отношения с женщиной. Но это было не в его власти.
Неужели она не в состоянии понять, что если человек живет, всю жизнь, сознавая, что смерть подстерегает его на каждом углу, то ему ничего не остается, кроме как протянуть руку к дару, упавшему с небес? Вероятно, это неразумно, но ему хочется, чтобы Элис раскрыла ему свои объятия без всяких условий. Да, даже как Дракону, вождю языческого культа и человеку, который превратил ее в драгоценную гостью в своем доме. Только если она докажет, что сумеет полюбить худшее в нем, он сможет доверить ей ту информацию, которая отдаст всю его жизнь в ее руки.
Наконец Люсьен поставил, пустую кружку на стойку.
— Прекрасное пиво, мистер Морган. Квадрат отраженного света на лысине Моргана зашевелился, когда тот добродушно кивнул.
— Ага, сэр, самолучшее в западном графстве, — подтвердил он ухмыляясь.
— Чем у вас сегодня потчуют?
— Пирогом пастуха, сэр.
Услышав это, Люсьен втайне обрадовался. Такой ответ означал, что для него есть сообщение. Обычно Морган отвечал:
— Рыба и жареный картофель, сэр. Это означало, что новостей нет.
— Принести вам, сэр?
— Нет, спасибо. — Люсьен встал, остро ощущая, что посетители бросают на него исподтишка испытующие взгляды. Бросив на стойку щедрую плату за пиво, он медленно двинулся к двери, натягивая перчатки. Потом вышел в ветреную ночь, согревшись от пива, а также от острого любопытства насчет прибывшего сообщения. Пройдя по двору к платной конюшне, он раскрыл деревянную дверь и вошел в тускло освещенный проход, где крепкий паренек все еще пытался поладить с его черным жеребцом.
— Отец тебя ищет, малый, — сказал Люсьен, протягивая ему несколько монет за присмотр за лошадью.
— Спасибо вам, сэр! — Паренек поклонился и побежал обратно в дом.
Люсьен похлопал лошадь по шее и проверил подпругу. Вскоре он услышал, как дверь конюшни снова открылась, и вышел в проход. Это Морган принес ему послание.
— Чертовски славное пиво, мистер Морган, — улыбаясь, сказал Люсьен, вкладывая в руку трактирщика небольшой матерчатый кошелек с двадцатью золотыми соверенами.
Крупный лысый трактирщик склонил голову.
— Рад быть полезным, сэр.
— Благодарю вас. Это все.
Морган — воплощенное не многословие и конфиденциальность — кивнул еще раз и поспешил вернуться на кухню.
