И выложил на стол несколько листков с чёрно-белыми изображениями. Похоже, дядя Юля выставил принтер на самое бледное изображение, экономя незаменимый порошок.
Семёнов жадно схватил листки, перебрал – и удивлённо присвистнул.
- Так это же…
- Изображения «металлических книг» тетрадигитусов, перерисованные на пергамент. – подтвердил Каретников. – А эти листы – перевод на арамейский и древнегреческий. Всё это и составляет так называемый «Шлиссельбургский свиток», согласно легенде, принесённый в крепость Валерианом Лукашинским аж в 1822-м году. Герой Отечественной войны, он принял участие в подготовке польского восстания, попался, был заключён сначала в крепость Замостье – сами поляки называют её Замосць, - а потом попал в Шлиссельбург. Для нас же интересно, что этот самый Лукашинский возглавлял тайное общество польских масонов и был магистром таинственного ордена «Рассеянный Мрак», занимавшегося в числе прочего поисками древних реликвий, доставленных польскими рыцарями-крестоносцами из Святой Земли.
- Пшеки и там успели отметиться? – хмыкнул Семёнов. – Вот уж не знал… так, полагаешь, этот оттуда?
- Кто ж его знает? – Каретников пожал плечами. – Теперь уж не спросишь. Дядя Юля, правда, собрался повесить эту загадку на Евсеина – он же историк, пусть пошарит по архивам, и нашим, и польским, может, что и всплывёт? Но я бы особо не рассчитывал.
- Ну, хорошо, это не так важно. – Семёнов снова перебрал листки. – А с какого такого перепугу они тут выздоравливают-то? Не из-за этого же пергамента?
- Дядя Юля и Бурхардт – он тоже ознакомился с записями – полагают, что здесь содержатся копии некоего фрагмента «металлических книг», отсутствующего в известных нам наборах. Причём в переведённой его части описывается нечто вроде техники медитации, которая и могла дать оздоровительный эффект. Морозов, из чьей камеры был ход ко всему этому богатству, человек он учёный, в нашем варианте истории даже опубликовал несколько работ, посвящённых анализу библейских текстов, как отражения астрономических и иных представлений ранних христиан. Он, безусловно, знаком с древними языками, тем же арамейским, и единственный из сидельцев мог взяться за расшифровку свитка. Я полагаю, его нарочно поместили в эту камеру – у заключённых всегда есть способы договориться с надзирателями насчёт мелких послаблений, вот они и воспользовались. А Морозов, дорвавшись до свитка, использовал его, чтобы помочь своим товарищам.
- Резонно… - Семёнов сложил листки стопкой. – оставишь мне?
- Конечно, это же копии.
- А «братца Сашу» не смущает, что он до некоторой степени предаёт своих товарищей по заключению?
Каретников почесал переносицу.
- Знаешь, нет. Во-первых, ничего дурного мы Морозову не сделали, только перевели в другую камеру, тоже по соседству с камерами Фигнер и Фроленко - так что они могут и дальше перестукиваться, сколько им влезет. Во-вторых, всё, что помогало узникам заботиться о здоровье, он из свитка уже извлёк и хранил в своей памяти, так что сам оригинал ему теперь как бы и ни к чему. Так что оправдания для себя «брат Саша» нашёл - уж очень ему хочется покинуть каземат и отправиться через «червоточину»…
- А ты? – сощурился Семёнов.
- А что я? Я обещал, что когда она откроется его возьмут с собой. Тоже, кстати, заранее было обговорено, никакой самодеятельности…
- А он знает, куда именно его собираются взять? Наши ведь не в двадцать первый век отправятся, а в гости к этим грёбаным тетрадигитусам!
- Зачем? – ухмыльнулся Каретников. – Как говорил царь Соломон – «От многой мудрости много скорби, и умножающий знание умножает печаль» Малый хотел попасть в другой мир – вот и попадёт. Может, ещё и понравится.
- Ага, как Роману Смольскому – проваляться полгода в коме! Злой ты, Макарыч, а ещё врач… детский. Разве вы не должны быть добрыми, вроде доктора Айболита?
Каретников ухмыльнулся.
- Это я с детьми добрый. А с террористами и убийцами, пусть и несостоявшимися - извини, такого уговора не было. Но ты ещё не знаешь главного…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Это ещё чего? – Семёнов насторожился. Похоже, сюрпризы на сегодня не закончились.
- Среди заключённых ходят упорные слухи, что в свитке, кроме «оздоровительных методик», содержится ещё и секрет путешествий во времени. Собственно, из-за этого Александр Ульянов и уверовал окончательно, что я, дядя Юля, ты – мы все пришельцы из будущего. Бурхардт в общих чертах изучил непереведённую часть записей и…
Каретников сделал драматическую паузу. Олег Иванович отреагировал ровно так, как ожидал собеседник.
- Ну, давай, Макарыч, не томи! Выкладывай!
- Он полагает, что именно этого куска «металлических книг» им не хватало, чтобы закончить работу. Так что, ждать теперь недолго, Олегыч. Дядя Юля уверяет, что как только запустят электростанцию – можно будет сразу начинать первый цикл опытов.
- И сколько времени это займёт? Ну, прежде чем можно будет оправлять экспедицию?
Катерников отставил на поднос чашку с чаем и встал.
- Дядя Юля сейчас в Питере, приехал за каким-то оборудованием для лаборатории. Через полтора часа он будет в конторе Д.О.П.а, у барона – вот сам его обо всём и расспросишь.
- Погоди…- Семёнов испытующе посмотрел на собеседника. – Скажи честно, Макарыч, а тебя не смущает, что всё вот так, один к одному? Дядя Юля вроде бы случайно получает место под лабораторию в подземельях Шлиссельбургской крепости, потом оказывается, что в ней сидит «братец Саша», мечтающий о путешествии в будущее – и тут же, как на заказ, обнаруживается этот самый таинственный свиток! Как хочешь, но таких совпадений не бывает…
- А кто говорит о совпадениях? «Подобное тяготеет к подобному» - ещё апостол Матфей что-то в этом роде изрёк… То, что творится вокруг нас, Олегыч, давно уже поставило с ног на голову все понятия, основанные на здравом смысле – так что стоит ли удивляться такому пустяку?
- Апостол Матфей говоришь? – Олег Иванович встал. – Что-то тебя сегодня, Макарыч, на цитаты из Святого писания пробило: то, Соломон, то вдруг почему-то апостолы... Ну ладно, поехали, послушаем, чего они там расскажут.
И вслед за гостем пошёл к двери гостиной. По пятам за Семёновым трусил лопоухий чёрный щенок, чрезвычайно недовольный тем, что хозяин опять собирается оставить его в одиночестве.
VII
«ТП» дважды дёрнулся - Ярослав держал пистолет в двух руках, как это и полагалось при стойке Вивера. Этому его обучили в инструктора московской Академии полиции, той, оставшейся в двадцать первом веке - здесь же предпочитали стрельбу с одной руки, снисходительно называя двуручный хват «дамским».
«Тапок» (непочтительное прозвище дали новинке в Д.О.П.е) отозвался двойным кашлем – навинченный на ствол глушитель справился со своей задачей. От стены в двадцати шагах впереди полетело кирпичное крошево, и полусогнутая фигура, семенящая вдоль фабричной ограды, вильнула вбок.
«Чтоб тебя… промазал!»
Ярослав повёл стволом, выцеливая беглеца, но тот тоже оказался не лыком шит – рыбкой нырнул в канаву и оттуда часто захлопал револьвер. Что-то горячее мерзко свистнуло прямо над ухом Ярослава; он ответил тремя выстрелами, и в свою очередь метнулся в сторону, на бегу меняя опустошённый магазин своего «ТАП» - копии знаменитого ТТ, слегка доработанного оружейниками Тульского Императорского завода.
«Ещё подстрелит сдуру…»
Беглец тем временем решил, что достаточно напугал своего визави – он выскочил из канавы и петляя бросился к берегу речушки, струившей свои нечистые воды сразу за фабричными корпусами. И это оказалось его ошибкой: от брандмауэра шагах в десяти отделилась ещё одна фигура, вскинула к плечу какую0то корявую железяку и повела длинным толстым стволом. Снова раздался глухой кашель – на этот раз торопливый, сливающийся в одну хриплую трель. Бегущий споткнулся и с болезненным воплем полетел головой вперёд в прошлогодний бурьян. А Ярослав уже бежал к нему со всех ног – и успел-таки, пинком выбив револьвер из руки в самый последний момент, когда мужчина уже ткнул кургузым стволом под нижнюю челюсть с явным намерением спустить курок, сведя тем самым на нет все усилия возглавляемой Ярославом опергруппы.
