Первые, трое нападавших, были быстро повержены поочередными и опережающими ударами стального предмета в головы. От разящих движений они живо попадали на землю, хватаясь за кровоточащие раны. Взрыв бешеного рева прокатился по рядам атакующих. Со звериной дикостью бешеных членов психушки, обиженных незаконным ограничением свободы, боевики набросились на неизвестного, посмевшего противостоять им. Но он, отходя мелкими шагами, продолжал умело отбивать удары врагов и наносить им травмирующие движения в голову, по коленям. Скоро он сравнялся со стоящими за ним в редкой шеренге, такими же меланхоличными с виду демонстрантами.
Один из боевиков с длинным саблевидным стилетом сблизился с первым и в длинном выпаде произвел движение в живот. Но монах, отводя трубой опасный выпад противника, почти одновременно другим ее концом засадил в исступленно разинутый рот верзилы свое немудреное оружие. И ею же откинул обмякшее тело под ноги следом наступавшим.
Редкий строй невозмутимых монахов сошелся с плотной массой возбужденно-агрессивных, подогретых сопротивлением, неизвестных боевиков.
Ван и Коу внешне спокойно, но внимательно наблюдали за общей схваткой. Это Сен Ю первым принял удар. Дюжина нападавших лишилась подвижности от несильных, но точных ударов монаха. Сейчас уже в руках у него мелькал массивный стальной прут двух с половиной метров длины.
Им он крутил с такой же скоростью, как и трубу до этого. Одиннадцать монахов, тоже с прутами, занявшие пространство в сорок шагов по фронту, методично, с расчетливой холодностью роботов ломали кости настойчивым нападавшим. Противостоять железным шестам, хотя бы с эффектом равных, боевики были не в состоянии. Короткие пруты и трубы могли только блокировать удары монахов. Но сила и скорость крутящихся шестов, мощь ударов была такова, что оружие боевиков выбивалось из рук или они падали вместе с оружием наземь. Следом сталь шеста со скоростью молнии опускалась на головы или позвоночники безмерных в своей ярости наемников. Задние начали швырять в монахов своими боевыми приспособлениями. Но попасть в серые фигуры было очень проблематично.
Теперь уже крутые боевики под натиском неотразимых ударов и с возрастающими потерями попятились медленно, нехотя назад. Несмотря на то, что желание поразить монахов у них было преобладающим. Они дружно маневрировали, пробовали еще наскоком с громким боевым кличем как-нибудь оттеснить чужаков, поразить их, но итогом всех этих усилий был очередной удар по ногам, следом по голове и шумное, яростное до этого тело становилось аморфным и беспомощно тянулось куда-нибудь в сторону от побоища. Подняться, отбежать не хватало ни сил, ни возможности.
Минута, полторы боя, а на земле корчилось более сотни изувеченных членов черной демонстрации. Монахи не спеша, методично, словно подчиняясь чьей-то команде, перешли в наступление и стали гнать противника обратно на ту улицу, с которой те появились.
Коу немного выждал, передал по рации Мину, чтобы тот внимательнее следил за боевиками. У них в любой момент могло появиться огнестрельное оружие. Сам же Коу и еще несколько человек следили за окнами и крышей противоположных зданий улицы. С той стороны тоже были люди, которые также следили за окнами и крышей на этой стороне.
Народ, сначала с любопытством взирающий на неординарный уличный спектакль, пришел в себя, воспрянул. Вслед за монахами пошли самые смелые, а за ними робко, но настойчиво следовали остальные. Теперь они с максималистским упоением безжалостно доколачивали ногами поверженных боевиков. Подбирали, брошенное ими холодное оружие и через головы монахов швыряли в чернокурточников. Многие из боевиков были в мотоциклетных шлемах, но от мощных сокрушающих ударов стальных шестов они лопались, как глиняные горшки. Тела падали на землю, оглушенные силой и звоном опускающего на голову металла. Шейные позвонки жалобно хрустели, как раздавленные яйца, и живой доселе организм падал зачастую на землю уже неживым. Враг злобно огрызался, но под напором мастерства и организованности отступал. Нехотя. Не признавая свое бессилие. Отмахивался, отбрыкивался. Старался нанести урон. Почти все боевики были на голову выше монахов. Они никак не могли понять: как это какие-то серые неизвестные людишки переигрывают их в единоборствах также просто, как они до этого только что почти разогнали большую толпу возбужденных мужиков. Но уровень подготовки, профессионализма сместился на другую сторону баррикад. Монахи поражали наемников, как подвижные чучела на тренировках. Уже целые группы со стороны демонстрантов осмелели, вырывались вперед и колотили палками направо и налево. Не каждому, правда, это удачно удавалось. Не имея навыков борьбы в толпе, они пропускали опасные удары, падали, заливаясь густой кровью. Но сейчас им было куда отползать и принять первую медицинскую помощь. Монахи продолжали ровно и невозмутимо теснить боевиков дальше по улице. Общая картина побоища была ясна. Еще несколько секунд — еще несколько упавших наемников и оставшиеся, не ожидая развязки, бросились бежать. Демонстранты дружно гнали их дальше. Количество потерпевших с обеих сторон было велико. Повсюду или валялись одинокие тела, или с посторонней помощью некоторые медленно плелись на другие улицы, где их поджидали санитарные машины.
Основная часть народа уже забыла, с какой целью собиралась и двигалась к площади. Азарт победы увел их в сторону. Полицейские на другой стороне площади выстроились перед парадным входом в мэрию в новые плотные шеренги, снова выставив перед собой щиты. Задняя шеренга была неполной. Весь кордон настороженно стоял, стараясь не услышать нового приказа к движению. Они видели жестокую схватку, видели как воспряли демонстранты, какие потери понесли наемники. С такими возбужденными массами, почувствующими запах крови, было опасно сближаться.
Коу Кусин в бинокль внимательно осматривал соседние улицы, близлежащие дома, подворотни. Ван следил за общей суматохой на площади. У стен домов находилось немало праздного люда. На улицах, выходящих к площади, их скопилось еще больше.
Среди них находился Рус вместе с Хуаном, Хосе и двумя маленькими девчушками. По имеющему опыту, монах знал, чем заканчиваются подобные шествия. И как умело и хитро полиция, карабинеры разгоняют разгоряченный народ. Как проверенное эффективное средство для разрушения строя солдат он принес в коробочках тысячи маленьких капроновых шариков. По две небольшие коробочки мальчишкам и девочкам.
Сам имел небольшой ящичек, доверху наполненный этими коварными шариками. Но, похоже, сегодня шарики в дело не пойдут. Он прекрасно видел Сен Ю, профессионально упражнявшегося с боевым шестом. Немного поодаль, скрывавшегося в общей массе сухого Мина, который быстро появлялся то в одном, то в другом месте; более молодых братьев-монахов, холодно и слишком неестественно отрешенно для общей горячки побоища разящих горлопанящую толпу наемников. Похоже, китайцев не интересовал исход боя: они просто делали дело. Сами участники демонстрации опережали теперь монахов и борзо преследовали боевиков, призывая друг друга к праведному мщению. Но сами монахи не ускоряли шаг: они держал свой строй, одновременно следили за всем ходом событий, давали людям возможность полностью излить свою злость и обиду на незваных обидчиков. Боевики, хоть и терпели поражение, все же старались отступать дружно, по возможности сохранить свой строй и людей. Но их становилось все меньше и меньше.
Рус быстро размышлял, с какой целью здесь оказался Сен Ю, Мин, другие взрослые монахи, которых ни настоятель, ни Коу Кусин никогда не отпускали за пределы Китая. Это было настолько странно и ново, что Рус снова искал в толпе знакомые лица, удостоверяясь, что он не ошибся. В первых рядах было много китайцев, которых Рус не знал: но по их неловкости, неумению вести поединки, догадывался, что это местные эмигранты.
Глухой, чеканный шаг марширующего строя карабинеров монах услышал не сразу. Но, когда обернулся и посмотрел, понял, что затихающая потасовка через несколько минут обретет новое звучание и совсем иное продолжение. Батальон маршировал, как на параде. Штыки примкнуты к винтовкам. Грозно блестели. Сами винтовки пока еще на плечах. Зеваки поспешно расступались и строгое каре при полном параде внушительно подходило к площади.
Рус взял за плечи мальчишек. Они заранее знали, что делать: Побежав вперед перед солдатами, как бы ненароком оступившись, падали на землю, а с ними и коробочки из которых высыпалось великое множество шариков. Они раскатились по асфальту. Выждав немного, пока ребята перебегут улицу и скроются в толпе, монах подтолкнул девчушек. Те, с веселым визгом побежали следом. Они не знали, что делать с коробочками. Но к каждой коробочке была привязана нитка, концы которых находились у Руса. Когда дети добежали до середины улицы, Рус дернул нитки. Коробочки выпали из рук девочек и новая партия маленьких шариков раскатились по ровной мостовой.
