Товарищ Гу, готовьте приказ на всех ваших замов и советников вплоть до охраны, посылайте в министерство. Через неделю здесь должны работать новые инициативные люди, а этим товарищам найдется непыльная работа и дома. Все сопутствующие разъяснения уже находятся в нашем комитете, соответствующие приказы также не заставят себя долго ждать. До отправления всем находиться при посольстве и никуда в город не отлучаться. Я не могу никому верить. Итогами вашей работы займется партийная комиссия. Здесь прекрасно жить, но следовало бы хоть какую работу делать. Все нажитое вами за эти недолгие годы пойдет в казну.
Товарищ посол, с этой минуты переведите работу посольства на гарнизонную службу. Все должны находиться только на территории, принадлежащей Китаю. Вам понятно?
Посол быстро и угодливо поклонился. Около первого советника стоял уже лейтенант Хо и всем своим видом показывал, что советнику не стоит пробовать исчезнуть из его поля зрения.
Чан махнул рукой, все уже неинтересующие его лица вышли из комнаты и удалились в посольство.
Глава вторая
Симпатяга старина Брюнер основательно дымил одну сигару за другой.
Привычка со Второй мировой курить только самые дорогие и престижные сигары очень поднимала его мнение о нем самом. Эффектно вынимая ее изо рта, также эффектно ее туда и прилаживал после нескольких слов старательно выделенной фразы. Большущая длинная сигара броско пришлепывалась то к правой, то к левой стороне вечно ухмыляющихся, иронично искривленных линий губ.
Это, довольно сильно постаревшее за последнее время лицо, играющее множеством оттенков всевозможных выражений и амбициозных поз, очень успокаивало Фридриха Бормана. Даже ужасные цифры девяносто семи погибших в схватке с демонстрантами и более двухсот травмированных боевиков отрядов охраны из лагерей не так уже болезненно и трагично сокрушали его старческую сентиментальность. В генерале Брюнере очень ладно и цепко сидела жизненная оптимистическая струнка. Не смотря на то, что бывшему офицеру гестапо было за шестьдесят, его симпатичное и лукавое лицо добродушно совмещало в себе все черты бравого и простоватого прусского капрала. Борман долго и жадно цедил кипяченое молоко с медом сквозь свои редкие зубы. Потряс руками, как над сундуком со златом, удовлетворенно выпрямился в кресле.
— Помнится мне, также велеречиво бубнил на весь мир рейхсфюрер Гебельс при Сталинградском бульоне. Трещали наши косточки. Но мы, не смотря ни на что, выстояли. Хотя исторически можно смело заявить: "Сейчас, после почти тридцати лет мы, как нация, не только сохранились, не ушли, не пропали в небытии, как многие поверженные народы древности, но становимся снова одной из ведущих наций в мире. Это вселяет в меня положительную вечность бытия. Зи-иг!!" — Неожиданно резко и звонко вскричал Фридрих.
— Хайль!
Также неожиданно и охотно рявкнули осипшие глотки Мюллера, Скорцени, Брюнера и еще двоих, с виду скромных стариков в старинном обмундировании генералов гестапо. Динстон с непривычки втянул голову в плечи. Старики чуть не доконали его молодецкой бравадой.
— Зи-и-иг!! — снова напрягся Борман.
— Ха-айль!! — дружно вторили плешивые орлы, высоко вскинув правые запястья в восточном приветствии — "воздух".
Борман еще раз надулся в выкрике, но что-то в груди подло не позволило прогарцевать дальше, и он болезненно закашлялся. Понятливые братья по партии не дали шефу сконфузиться и без него еще три раза браво проскандировали.
Борман поднял руку в знак одобрения их усилий и этой же рукой потянулся к стакану с молоком.
— Нет, все же мы сильны. Видите нас, полковник? Мы древние, но какие у нас голоса. А! Священная Римская Империя повторилась в нашем рейхе. Легионы античности приветствовали наши боевые легионы. Как, а?
Связь времен и народов. Понимаете? Да нет. Вам такое не понять. Вы нация эмигрантов. Без родины, без отечества, без традиций. Вам не на что и не на кого равняться. Вы еще зеленые ростки без мощного ствола истории, выращенные в комнатном горшке. Мы, немцы, это нация.
Германцы. В этом слове все сказано, как в слове Рим. И только провинциальным ослам не понять всю торжественность и немецкого поражения, и германского возрождения.
Борман без причины жалобно заплакал. Расчувствовавшийся Брюнер быстро подсунул ему носовой платок.
— Мюллер, скажите что-нибудь вы. У вас это так зловеще и хорошо получается. Полковник Динстон молод и многого не понимает.
Задумчивый Мюллер после ритуального приветствия еще не присел, посмотрел на всех, как на двоечников, с ехидцей улыбнулся.
— История и без нас достаточно вдумчиво пишет свои мемуары. Мы в одном ряду с Македонским, Цезарем, Аттилой, Наполеоном, Бисмарком. Это первый ряд исторических деятелей. И крутизна исторических поворотов зависит от крутости характеров ее творцов.
— А-а-а! Слышали? Вот мастер исторической мемуаристики. Слышите мощный стиль германского чеканного шага? — Борман упорно показывал Динстону подрагивающим желтым ногтем на Мюллера. — Вот такие таланты поднимают нацию с колен и ведут ее к новым завоеваниям. Шаг современной истории в шаге немецкой нации. Все народы земли будут внимать слову германскихлидеров. О, я слышу непревзойденный шаг немецких дивизий по площадям всех столиц мира. Барабан. Много барабанов. Факелы. Штандарты, знамена, приветствия. Немецкая великая, непобедимая гордо марширует по экватору Земли. А! Каково? Кому еще в истории это удавалось? Германия превыше всего! Германия от полюса до полюса. Германия на Луне. Германия-гегемон солнечной системы.
Германия-сердце галактики, сердце разума.
Мощный энергетический и интеллектуальный выброс быстро ослабил хлипкое тщедушное тельце бывшего. Он болезненно обмяк, скис и через несколько секунд засопел, забыв про все свои исторические излияния.
Остальные, немного меньше запыленные историей присутствующие фигуры тихо встали, бесшумно вышли из кабинета вниз в большой приемный холл. Здесь они по-хозяйски свободно расселись в глубокие кресла. В камине уютно трещали толстые стволы старых деревьев. Брюнер торопливо расставил на столике виски, шнапс, пиво, фужеры, закуску.
Теперь уже не спеша выпили по одной. Помолчали. Снова выпили. Все еще находились под впечатлением сказанного Борманом дом. Первым не выдержал Мюллер.
— И все же мне страшно сознавать, что монахи смогли так крепко противостоять нашим тренированным громилам. Они стреляли?
— Нет, — постарался опередить Динстона Брюнер.
— Может в общем хаосе и шуме не было слышно выстрелов? Да и мало ли бесшумных стволов развелось в мире.
— Врачи исследовали тела. Огнестрельных ран не имеется. — По военному рапортовал Брюнер. — Нам надо было стрелять. Маккинрой не наш человек. Слюнтяй и ханжа. Кто его привел в мэрию?
Все коротко косились на Динстона.
— Нет, нет, господа. Не думайте. Я с экспертом в очень натянутых отношениях. Его пригласил майор Рэй.
— Но и мистер Рэй предоставил снайперов.
— Маккинрой в настоящее время назначен его прямым начальником.
Майору от этого факта никуда не деться.
— А кто же тогда расстрелял наших стрелков? Один убитый, остальные все ранены.
Скорцени в сердцах кинул пустую бутылку в камин. Пролитая жидкость бурно зашипела на бревнах.
— Люди из группы майора сказали, что это были уличные подростковые шайки. Пацаны. Шантрапа.
— Идиотизм какой-то.
— Какая шпана?
— Кто знает? Подростки с оружием в руках и даже гранатами. И наглые. Взрывали люки на чердаках. Додумались.
— При чем здесь тогда монахи?
— Заткнитесь все. Ничего не понимаю от ваших скандальных реплик.
Мюллер встал, нервно заходил в дальней части холла.
— Дайте осмыслить. Скорцени, Брюнер-вы оба готовили операцию. Вы все знали о демонстрантах, их вожаках. Наши люди были везде. Ничего не предвиденного не должно было произойти. И мы же знали по словам полковника Динстона, а также резидента местной американской агентуры, что монахи непременно там объявятся. В чем же дело? Где мы не доглядели?
— Разрешите, господа, — Динстон поднял руку, привлекая к себе внимание. — Монахи остались в тени. Вот их козырь. Как мы ни готовились, мы не знали где и когда они появятся. А главное, сколько их будет.
Воздействовать на неожиданно резко изменившуюся ситуацию, естественно, мы не могли. Времени у нас не имелось. Мы опаздывали при решении.
Монахи появились в самый последний момент. И исчезли также незаметно и быстро, когда дело практически было сделано. Мы все это видели из окна мэрии. Монахи понимают друг друга по жестам. Никаких проблем. И не рискуют зря. Бравады среди них нет. Организация высшего порядка. У нас же сплошные личности. Как в армии Людовика Одиннадцатого: одни герои и сплошные потери.
