– А как брата назовете? – спросила Клеточка, когда от сюсюканья заложила уши.
Супруги озадаченно переглянулись.
– Мы девочку ждали, – протянула Арина, – хотели Юлей назвать…
– Мда, – хмыкнула Секлетинья, – мальчика с именем Юлий однозначно будут дразнить. Или Цезарем, или… конем!
Все посмеялись, но вопрос с именем остался висеть в воздухе.
– Пусть этот вопрос мама с папой решают! – Маргарита Александровна подмигнула внучке и вытащила ее из палаты. – Давай, поезжай со своим Соловьем! А я Марку скажу, где вы.
Радостно чмокнув бабулю в щеку, Секлетинья умчалась вниз, к машине Горецкого. Тот молча открыл ей дверцу, усадил, пристегнул, вызвав прилив крови к лицу, и сел за руль.
Глава 27
Дом для себя Антон построил далеко. Выкупил несколько участков у леса. Огородил, заказал проект, заложил фундамент – и все неспешно, осмотрительно. Так что стройка заняла полных три года, но теперь уже перешли к стадии обоев и штор, и в доме вполне можно было жить.
Вообще Горецкий строил дом, как будущее семейное гнездо, но почему-то абсолютно не представлял, какой будет его жена. Поэтому всю дорогу он бросал на Секлетинью испытующие взгляды – понравится ли ей его дом?
Она в свою очередь изучала дорогу, и думала, как бы начать разговор. С претензий – не хотелось. Но каждый раз подкатывала обида, стоило вспомнить утро, собственную растерянность и… подслушанный разговор. Антон рассказал все отцу! Признался, что не хотел ее! «Бес попутал»! Потом раздались эти страшные звуки ударов – Клеточка едва не ворвалась в комнату родителя, но потом все стихло и речь пошла… о свадьбе. Но в таком ключе… Словно она товар, переходящий из рук отца в руки Горецкого. Ни слова о чувствах – брачный договор, приданое, доля в фирме…
Она тогда зажала себе рот рукой и убежала в комнату. Долго-долго мылась под душем, а потом пошла на кухню, чтобы выпить горячего чая. Секлетинью трясло от нервного напряжения, и Фира Моисеевна сунула ей какао, приговаривая, что это лучшее лекарство от дурных снов. От горячего сладкого шоколада действительно стало легче. А потом пришел Горецкий и все повторил – свадьба, выбор отдельной спальни… Почему отдельной? Разве муж и жена не спят вместе? Отец вон даже кроватку из детской к себе перетащил, чтобы Арина ночью спала спокойно.
За такими мыслями дорога прошла незаметно. Когда они наконец приехали, Соловей помог Клеточке выбраться из машины и за руку повел к дому. Территория вокруг еще не облагораживалась – снег, лед, обломки облицовочного камня и мусор, оставленный рабочими. Смотреть не на что. Но девушку обрадовал близкий лес:
– А озеро рядом есть? – спросила она, оценив ровный ряд сосен, присыпанных снегом.
– Оно дальше, – мотнул головой Горецкий, – на машине минут десять. Если бы рядом было, тут бы давно пляж устроили. Да и комары…
Они в молчании дошли до двери, и Антон распахнул ее перед Секлетиньей, как привык. Она молча вошла, оглядела белые стены, приготовленные к декору, плиточный пол, большие грязноватые окна – их еще не отмывали после шлифовки стен. Медленно двинулась дальше. Горецкий шел следом и нервничал – нравится? Не нравится? Что твориться у нее в голове, когда она вот так легонько проводит рукой по перилам? Или подходит к окну, чтобы выглянуть на забитую стройматериалами и мусором территорию?
Первый этаж в доме был отведен под общие комнаты. Гостиная, библиотека, столовая, кухня, технические помещения, просторный спортивный зал. Где-то стены уже покрасили, установили шкафы и оборудование, где-то шебуршали рабочие, наводя порядок. А вдалеке громко ругалась женщина-дизайнер, требуя что-то переделать.
Они отыскали ее в одной из подсобок, Горецкий поздоровался и сухо представил женщин друг другу:
– Секлетинья Трауб, моя невеста. Илона Геннадьевна, я бы хотел решить сегодня со второй спальней. Все по вкусу моей будущей жены!
Тощая, как сушеная вобла женщина тряхнула осветленными до белизны волосами, оценила Клеточку и улыбнулась акульей улыбкой:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Как скажете Антон…
Тон ее Секлетинье не понравился. А уж манера брать «под локоток» и громогласно шептать на ухо:
– Вы знаете, в этом сезоне чрезвычайно модны лиловые оттенки! Диван цвета сливы, велюровые обои, балдахин!
Клеточка выдернула руку, и строго взглянула на дизайнера, имитируя отца:
– Уважаемая…Илона Геннадьевна! – отчество она произнесла так, словно говорила с почтенной глуховатой бабулей, – я бы хотела сначала осмотреть дом с моим женихом. Решение о цветовой гамме я приму позже!
Дамочка скривилась, но… кто платит – тот и музыку заказывает. А Горецкий ясно сказал – комнаты на вкус вот этой пигалицы в джинсах и яркой курточке.
– Как вам угодно, Секлетинья! – пробормотала «вобла» и отправилась орать на рабочих дальше.
Клеточка же выдохнула и потянула жениха дальше:
– А тир тут есть?
– Тир в подвале, – пожал плечами Антон.
Его посмешила попытка дизайнера повысить чек. Он ведь четко оговорил сумму на каждую комнату, и не собирался ее превышать. Лиловый цвет, ну-ну! Хотя ему было приятно, что Секлетинья забыла про свой понурый вид. Вон и щеки раскраснелись, и глаза горят! Все же она красавица, пусть и не яркая. А ее грудь… Горецкий сглотнул и огляделся. Поблизости бродили рабочие, где-то стучали, визжала шлиф-машина… Хотелось обсудить их общее будущее, брачный договор. А вместо этого он как дурак пялился на завиток над розовым ухом и мечтал еще раз увидеть ее обнаженную грудь – на этот раз при свете дня.
– А гараж для байка? – девчонка ничего не замечала, бродила по дому, продолжая задавать вопросы.
– Гараж отдельное строение, – так же ровно ответил Соловей, – с другой стороны дома. Там же ГСМ, запах, шум…
– Отличное решение, – девушка несмело улыбнулась и подошла к лестнице на второй этаж: – там спальни?
– Да, небольшая гостиная с балконом, две большие спальни и по три комнаты рядом. Еще есть гостевое крыло и флигель для персонала.
Они поднялись по лестнице, прошлись по комнатам.
– Вот тут моя спальня – Горецкий ткнул пальцем налево, – а там будет твоя, – указал направо. – Они одинаковы по размеру. Внизу есть альбомы у дизайнера, можешь выбрать отделку и мебель.
Секлетинья закусила губу, кивнула, но все же спросила:
– А можно… твою спальню посмотреть?
– Да там пока пусто, – пожал плечами Горецкий, но все же открыл дверь.
Он свой новый дом любил и даже иногда тут ночевал. Поэтому в спальне лежал на полу хороший матрас, застеленный бельем, неподалеку тулилась никелированная стойка с парой комплектов одежды, а в примыкающей к спальне ванной комнате было все необходимое для приведения себя в порядок.
Клеточка посмотрела на все с порога, но войти не решилась. Все это было интимно, лично и предполагало такую степень близости, которая ее пугала. Вот если бы Антон ее сейчас обнял, поцеловал, хотя бы просто обнял и погладил, ей стало бы легче! Она бы сказала ему, что не хочет торопиться со свадьбой, что ее пугает такая скорость решений и… совсем не хочется стать камнем на его шее. А еще девушка отчаянно хотела сама прижаться к мужчине, но ведь день на дворе! Светло и страшно!
Когда спустились вниз хищная Илона все же подсунула Секлетинье альбомы с образцами. Она пролистала их и покачала головой:
– Мне все это не подходит! Для меня важно, чтобы в спальне было тихо, и легко создавался полумрак. В кабинете мне нужна стена из пробки, для размещения стикеров и актуальных фотографий, а в мастерской – серая стена для съемки работ.
– В мастерской? – дизайнер удивилась.
– Да, я рисую, вышиваю, плету, для всего этого, несомненно, нужно отдельное помещение.
Секлетинья надавила голосом, даже не подумав поворачиваться за поддержкой к Горецкому. Она просто поняла, что ей действительно придется жить в этом доме. Так почему бы не сделать так, как ей хочется? В доме отца она себе ничего подобного не позволила, уместила все хотелки в одной комнате, но там сейчас Арина, малыш, это будет дом для них. А здесь… она хочет быть счастлива.
