Через пару часов они вместе с Галиной помчались в роддом. Натянули стерильные накидки, бахилы, шапочки и на цыпочках вошли в палату. Бледная, с искусанными губами и кругами под глазами Клеточка стояла у окна тихонько покачивая маленький сверток. Увидев бабушку, сразу бросилась к ней, показывать правнучку, потом уложила малышку в крохотную прозрачную кроватку и обняла Маргариту Александровну, Галину и Антона. Он сдерживая бешенный стук сердца обнял ее – такую хрупкую, враз похудевшую, даже осунувшуюся, прижал к себе и шептал бесконечное «спасибо» в ее макушку.
Выписали маму с малышкой через четыре дня. Горецкий сам забирал Секлетинью и маленькую Полину. Бабушки дома готовили праздничный стол. Усадив своих девочек в машину, Антон вручил Клеточке маленький букет, а для Полинки повесил на ручку автолюльки игрушку, давно сшитую самой Секлетиньей.
Сюрпризом для Клеточки стал прилет Финна. Новоиспеченный дед вошел в домик, через час, после приезда из роддома. Обнял дочь, посмотрел на внучку, потом смерил взглядом Антона и фыркнул. Соловей скривился, но промолчал. Намек был понятен – Марк был недоволен тем, что его дочь до сих пор не замужем, но бесстрашный Горецкий все еще не решался сделать Секлетинье предложение. Они сближались так медленно, что… он не рисковал.
Посидев за столом, и передав подарки от Арины и Фиры Моисеевны, Финн попросил отвезти его в гостиницу:
– У вас тут замечательно, но тесно. Я завтра еще загляну. А пока, Тоха, отвези-ка меня.
Горецкий не возражал. Понимал, что будет разговор, и он состоялся.
– Вот что. Секлетинью не дергай, как бы молоко не сгорело, но и не отпускай. Сейчас с малышкой ей непросто придется. Если будешь рядом, может и простит.
Соловей кивнул.
– А вообще тебе Аришка и Соня вместе передали, не глупить, и обязательно новое кольцо купить.
Вот тут Антон невольно дернул руль.
– Новое?
– Ну да, сказали, чтобы без плохих воспоминаний. И еще… подарок там какой-нибудь подбери, за ребенка. Рожала же, мучилась. Положено так!
– Понял!
Высадив довольного жизнью Финна возле гостиницы, Горецкий не стал тянуть – завернул в ближайший ювелирный салон, и выбрал новое кольцо. Не вычурное, не пафосное – простой золотой ободок с легким узором и тремя мелкими камушками. А вот подарок за ребенка… Что подарить? Он озадачился. Девушка консультант, услышав повод расцвела и выставила целую батарею коробочек:
– У нас есть кольца с отпечатком стопы, с ладошкой, есть кулоны, браслеты, часы… Что предпочитает ваша супруга?
Соловей открыл рот и замер – а правда, что? Клеточка носила какие-то маленькие сережки в ушах, и крестик на цепочке. И все! Прежних ярких и вычурных украшений он на ней не заметил. А теперь еще ребенок, наверняка такое вот кольцо будет неудобно цеплять одежду. Лучше…
– Кулон! Вот этот круглый. Туда ведь можно вложить фотографию?
– Да, можно фотографию, или прядь волос. Это копия винтажного кулона викторианской эпохи…
Не слушая восторженный спич, Горецкий оплатил покупки, попросил красиво упаковать и рванул скорее к своим девочкам.
Дома было тихо. Секлетинья утомленно спала, а рядом с ней на кровати лежала Полинка и сладко сопела носиком-кнопкой. Поумилявшись, Горецкий оставил коробочки на прикроватной тумбочке, а когда вернулся – увидел, что Клеточка надела кольцо и кулон.
Тогда он склонился к ее уху и прошептал:
– Любимая моя, ты выйдешь за меня?
– Любимая? – сонным голосом переспросила Секлетинья.
– Единственная, и самая любимая! – подтвердил Соловей.
– Тогда выйду! Только давай не сейчас, очень спать хочется!
Улыбаясь одними губами, Горецкий переложил Полинку в кроватку, а сам лег рядом с будущей женой и сгреб ее в охапку:
– Завтра! Учти, ждать я не буду!
– Ну и не жди! – упрямо фыркнула Секлетинья, и шепотом добавила: попался, Соловей?
– Попался! – со смешком ответил он!
Конец
