Ко второй моей ночной вахте мы подошли к точке поворота. Было очень тяжело, мы добрались к ней уже под утро, и, не используя радиостанции, соблюдая радиомолчание, я велел вахтенному выпустить сигнальные ракеты, сообщая, что сейчас будет поворот. На «Щуке» повторили наш сигнал для рулевого «Днепра», и, похоже, манёвр прошёл нормально, никто не потерялся. А когда совсем рассвело, я отправился отдыхать. Снова повела «Щука» под управлением Андрея, мы двигались к экватору. Кстати, за последние несколько часов стало тише, хотя волны оставались такими же высокими. Нам с угольщиком ладно, вполне крепкие и большие морские суда, а вот яхту мотало, и, похоже, измотать на борту успело всех. На одной силе воли держались. Но сейчас мы уходили туда, где спокойней. Саламатин даже скорость под вечер решил увеличить до двенадцати узлов. Я дал добро.
А следующим утром я не проснулся, и последовали несколько дней редких просветлений и сплошных кошмаров. Надо же было такому случиться, что мой организм дал сбой, подхватив вирус. Банальная простуда вылилась в тяжёлую форму пневмонии. Чаще всего я видел лицо нашего судового врача, как же хорошо, что он был именно на моём судне!
В одно из первых своих просветлений, когда я хоть немного мог соображать, то выслушал доклад Гарина, который взял на себя командование не только «Окой», но и всей экспедицией. А соображать я смог только на шестой день. Как же хреново без антибиотиков, и почему я их не сделал в своей лаборатории? Простенькие даже на таком оборудовании реально было произвести, тем более я умел и знал как. Пробовал по молодости. Думал, денег заработаю. Мальчишка был, десять лет едва исполнилось. В принципе, если поднапрячься, можно расширить лабораторию и пенициллин вывести. Я его не делал, но формулу создания помню, да и читал все этапы изготовления, не новые, а те, что в конце Второй мировой войны разрабатывались. Там производство упрощено было.
Так вот, когда брат Гарина заметил, что я вполне нормально реагирую на все раздражающие факторы, то есть очнулся и выругался слабым голосом, то сразу вызвал моего тёзку, который прибежал из рубки.
– Где мы, что случилось? – слабым голосом спросил я.
Тут меня озноб пробил, и всё тело покрылось липким потом, но выслушать доклад тёзки прежде, чем вырубиться, успел.
Мы уже третий день как спускались к экватору, краем зацепили серьёзный шторм, и, чтобы не влипнуть в него, стали уходить сильно вправо, к американскому побережью. Шли походным строем. Это пока всё. То, что мотало, я и без доклада Гарина заметил, вон, его брат зелёный ходил. Тот уже тысячу раз пожалел, что отправился с нами, страдая приступами морской болезни, он был не очень хорошим мореходом, правда, несмотря на плохое самочувствие, о своих прямых обязанностях не забывал: лечил меня, бывшего пограничника Олега, получившего ножевую рану у пакгаузов, и ещё одного моряка с переломом руки и двумя сломанными рёбрами. Больше никто из моряков не страдал, все имели крепкие и, что уж говорить, привычные организмы. А моряк, что поломался, так это когда шторм начался и все три наши судна стали от него убегать, так он, будучи вахтенным, проводил осмотр, и его волной бросило на леера. За борт не смыло только благодаря страховочной верёвке. Кстати, он с «Щуки» был. Прямо на ходу борт с борта передали, используя судовой кран. Это всё проделали, когда потише стало, Гарин тут командовал.
Потом были ещё краткие просветления, но в следующий раз я очнулся не скоро и, что немаловажно, прислушавшись к себе и окружению. Моя каюта была пуста. Хотя нет, Ен дремал рядом на стуле. И я вдруг понял, что мы стоим, я не услышал работу судовых механизмов. Ну а то, что был день, стало понятно по светившему в иллюминаторы солнцу. То, что всё, я выкарабкался, стало понятно по крохотному приливу сил. Если раньше я с трудом двигал головой, не имея сил поднять руку, то сейчас сам, хоть и с некоторым усилием, пошевелился.
Прочистив горло, я позвал Ена. Тот, почти сразу дёрнувшись и чуть не свалившись со стула, очумело посмотрел на меня.
– Доброе утро, – сказал я. – Всё, я вроде пришёл в себя. Сил нет, похоже, опять гантели тягать придётся, возвращаясь в форму, но это не страшно. Выкарабкался, вот что главное. Почему стоим и кто на борту? У нас что, топки затушены? Почему работу судовых механизмов не слышу?
– Очнулся, – широко и радостно улыбнулся Ен и, вскочив на ноги, тут же засуетился вокруг меня.
Первым делом напоил, свежая вода, действительно свежая, без привкуса, как у нас в бочках и баках, я это сразу определил. Выпил весь стакан, потом ещё половину осилил.
– Хватит. Теперь поесть хочу.
Ен рванул было на камбуз за бульоном, там как раз сварили куриный суп, ну и врача нашего поднять, тот отсыпался после беспокойной ночи, но я его остановил: потерплю, пусть докладывает, что происходило всё то время, пока меня так вырубило. Не повезло, конечно, но вроде парни не оплошали. Выяснилось, что болезнь свалила меня ни много ни мало, а почти на две недели, первый раз очнулся я на двенадцатый день. Так вот, мы спускались к экватору, чуть в шторм не попали, ну это я помню, было такое, докладывали, потом стали уходить к Американскому континенту, а когда погода немного наладилась, заметили множество дымов на горизонте, вроде торговый караван шёл. Туда «Щука» «бегала» посмотреть, кто идёт. Ушли в сторону, потом ещё дымы. Похоже, мы на торговый маршрут выскочили. В общем, пройдя его ночью, двинули дальше. А тут американский крейсер нас догнал и почти двое суток неотступно шёл в пределах видимости, с интересом изучая нас. На связь не выходил, хотя антенна радиостанции у него имелась. Удалось оторваться от него только на вторую ночь, резко сменив маршрут. Шли фактически в обратном направлении. Потом снова был шторм, длился почти шесть суток. Тут повезло, к тому моменту Андрей привёл наш караван к Бермудам, там была найдена неплохая и, что немаловажно, пустынная бухта, где мы и переждали под защитой берега непогоду. Топки действительно были потушены на всех судах. Всё же остров был обитаем, а привлекать внимание дымами сгорающего угля не хотелось. Тут я Гарина, принявшего такое решение, понимал, в общем, молодец. Лишь одно если не бесило, то огорчало: те две недели резерва на время пути, которые я определил на случай поломок или подобного пережидания штормов, были потеряны. Если мы и придём в Японское море, то как раз к началу войны. Что ж так не везёт-то? А расход угля? Его не тратили только пока стояли здесь, в бухте, а так всё время хода шёл завышенный расход. Кстати, последние три дня была просто отличная погода, светило солнце, лёгкий ветерок. В общем, отдыхай не хочу.
Быстро выложив эти сведения, Ен умотал сообщить, что я наконец очнулся, ну и за бульоном, естественно. Когда он вернулся и покормил меня, я поинтересовался, откуда курица, у нас их не было. Оказалось, это Саламатин с Тимофеем, большие любители охоты, отправились на берег. Там был лес, называемый чудным словом «джунгли», вот и настреляли пернатых, третий день супчики из мяса птицы и разных животных были. Да и члены экипажей судов также спускались на берег, отходили от тяжёлого плавания. Травануться неизвестным мясом не боялись, у Гарина был с собой журнал путешественника, там большая часть местного пернатого мира была указана, все вполне съедобные. А вообще на берегу было хорошо, люди отдыхали.
Кстати, поэтому вчера всю ночь наш врач и работал. Одного любителя поплавать в тёплой водичке бухты покусала акула. Именно так, продолжая кормить меня бульоном с ложечки, Ен описал ранение, он видел пострадавшего, помогал поднять его на борт «Оки» с лодки. Купался тот обнажённым, когда его недалеко от берега вдруг цапнула акула. Не сказать, что большая, но белая, моряки её опознали, доводилось уже видеть. А опознали, потому что разъярённый пострадавший вытащил её на берег. Я помнил того здоровенного перевитого буграми мышц матроса из экипажа Саламатина. Бывший артиллерист, заряжающий на главной орудийной башне броненосца в прошлом. Полукруглый след зубов был на ноге, выше колена, в районе паха. Но укус ладно, кость цела, а мясо нарастёт, больше всего пострадало достоинство моряка, то самое. Один акулий зуб зацепил его член и почти перерезал, вот врач, сшивая раны, с ним и провозился больше всего. Так что осталось только ждать. А акулу разъярённый моряк, вырубив ударом кулака и вытащив на берег, запинал. А на камбузе «Щуки» из мяса этой акулы суп сварили. Очень вкусно, как говорят, получилось, мясо нежное, отбитое. Ен пообещал метнуться и бульон привезти. Интересно попробовать.
Пока меня кормили бульоном и байками, Гарин и Саламатин скучали у дверей, врач их не пускал, мол, пока меня не покормят, никаких телодвижений. Кризис миновал, это важно.
* * *
В очередной раз я проснулся, именно проснулся, а не очнулся, ночью. Снаружи было темно. Разбуженный Ен, он спал на кушетке у входа в мою спальню, проводил меня в санузел, потом покормил, давал не только бульон, но и нежное варёное мясо птицы. Правда, немного. Интересно, что это за дичь? Выяснив, что проспал я не так и много, часов восемь, и за это время ничего не произошло, разве что в море было замечено какое-то судно, столб дыма был виден, и решив, что спать не охота, почти пять часов занимался с Еном японским языком, проще говоря, просто болтали. Мы и так только на нём общались, а тут уже сосредоточенно, я акцент старался убрать. Потом меня ещё раз покормили, потом сморило, и проснулся я только к одиннадцати дня.
