– Три чашки! Я всю ночь глаз не сомкну, – возразила та.
– Вот и хорошо, – сказала Фрида.
– Почему?
– Хочу увидеть твоего тигра.
Рут, отхлебнув слишком горячего чая, по-девчоночьи хихикнула. Этот звук она терпеть не могла.
– Не бойся, Рути. Кстати, между нами… – Фрида согнула руку, показав выпуклые бицепсы, – твоя Фрида справится с любым старым тигром.
– Довольно, – сказала Рут. – Включи телевизор.
Фрида не сдвинулась с места. Ее лицо оживилось.
– Мы его приманим. Поймаем на наживку и – хлоп! Хотя это, наверное, не слишком удачная затея. Жаль предлагать ему тебя на закуску. – (Рут встала с реклайнера.) – Куда ты?
– Ели хочешь потешаться надо мной, я ухожу.
– Тигр на свободе, – сказала Фрида. – Не исключено, что он людоед. Надо будет посмотреть, нет ли новостей о бегстве из зоопарка.
– Не желаю, чтобы надо мной смеялись в моем собственном доме.
– Жаль, что ты не сказала мне об этом раньше, Рути. Ведь я могла наткнуться на него ночью по дороге в сортир. И он увидел бы меня растрепанной. – Фрида расхохоталась, и ее живот затрясся.
– Спокойной ночи, Фрида, – сказала Рут, и кошки, только что устроившиеся на диване, последовали за ней в спальню, где она приняла свои таблетки, прежде чем улечься на кровать и вспоминать голос в телефоне Ричарда, повторявший вновь и вновь: «Алло!»
Фрида включила телевизор, и его звук успокоил Рут, как и свет под дверью. Она лежала на кровати, не раздеваясь и даже не зажигая света. Ей хотелось, чтобы темнота охладила ее пылающее лицо. Телевизор работал допоздна, и время от времени из гостиной доносился смех Фриды.
Наутро Рут проснулась рано, не помня, как она заснула. Более того, не помня собственного тела. Казалось, его не было. Тем не менее она могла двигаться. Она поднялась с кровати медленно и осмотрительно, как учила ее Фрида: согнуть ноги, перевернуться на бок, не напрягая позвоночника, думая о нем как о стальном пруте, позволить силе тяжести сделать свое дело, оставаясь расслабленной, сесть, не поворачивая корпуса, думая о позвоночнике как о едином целом, отдохнуть, потянуться как можно сильнее, наклониться вперед и встать, выпрямив ноги, и вот ты уже стоишь, и Рут стояла, не совсем понимая, как ей удалось подняться на ноги. Она ничего не чувствовала. Возможно, это и есть настоящий груз лет, подумала она, не ощущая своей мысли. Она была невесомой, как и все в ней, но без легкости. Это могло быть приятным. Невесомость была самим отсутствием. У нее должна болеть спина и ноги должны дрожать. И еще ей хотелось, чтобы Ричард был рядом, но сердце не щемило. Потом в комнате раздался какой-то звук, и Рут узнала собственный голос – она не понимала, что говорил ее голос, но его существование и определенность звука вернули чувствительность спине и ногам. Кожа была отвратительно влажной. Потом она увидела себя в зеркале; кошки нашли ее и вертелись у двери, прося накормить их завтраком. Недавно рассвело, за окном виднелось море, его было слышно, как и ее ноги на полу, поэтому она позвала кошек, просто для того, чтобы снова услышать свой голос: «Кис-кис!» Язык прилип к гортани.
Фрида спала на диване в гостиной. Когда Рут вошла, она проснулась, поднесла руку к волосам и потерла свое заспанное лицо. Рут не могла придумать, что сказать. Ее тело к ней вернулось, но она по-прежнему не была уверена, что может его контролировать.
– Сколько времени? – спросила Фрида, но Рут не знала.
Они смотрели друг на друга: Фрида – с дивана, а Рут – стоя у окна, и через секунду Фрида тряхнула головой и встала. Легкость, с которой она это сделала, внушала трепет. Она была как волна. Но пряди ее волос прилипли к влажным щекам.
– Он не приходил, – сказала она, потянувшись, и направилась на кухню. Ее прямые волосы падали на спину. – Тигр.
Рут неодобрительно хмыкнула. Со стороны Фриды глупо было продолжать ее дразнить. Однако она, сама того не желая, увидела доказательства серьезности Фриды: растрепанные волосы, разбросанные диванные подушки, чашки чая. Фрида вернулась в гостиную с таблетками и стаканом воды. Рут взяла их, положила в рот, проглотила и почувствовала себя более уверенно из-за того, что смогла это сделать.
Рут хотела позвонить Ричарду, пока Фрида готовит завтрак, но было еще слишком рано. Поэтому она позвонила ему позже, пока Фрида принимала душ, и на этот раз ответил он.
– Рут! – радостно воскликнул он. – Рут, Рут, Рут!
Ей хотелось, чтобы его милый голос звучал спокойнее, в неторопливом размеренном темпе, но Ричард был взбудоражен ее звонком, слишком много и слишком быстро говорил: о саде, о местном совете, который днем пришлет рабочих, чтобы те спилили дерево, старый можжевельник, угрожающий соседской крыше, но приносящий ему столько радости, потому что какаду едят ягоды и падают пьяными в траву, о своей правнучке, которой дали роль в школьном спектакле, она будет играть пирата с деревянным попугаем, а ему поручили раздобыть черную повязку на глаз и шарф, украшенный золотыми монетами, и еще у него печальные новости: сын Эндрю Карсона – она помнит его? – умер на прошлой неделе, совершенно неожиданно, от удара, и завтра Ричард пойдет на похороны; конечно, сам Эндрю Карсон давно на том свете – эти слова «давно на том свете» повергли Рут в смятение, – но он передаст соболезнования Рут семье.
Рут слушала, задавала вопросы и издавала полагающиеся звуки. Она вспомнила прежнего Ричарда, который слишком много говорил после спектакля или фильма, но теперь он говорил о людях, событиях и предметах, а не об отвлеченных вещах, которые ее тогда пугали. Но Рут не могла сосредоточиться ни на них, ни на мужчине, ждавшем, чтобы она с ним о них поговорила, так как ничего не могла сказать ни о спектакле про пиратов, ни о можжевельнике, ни даже о сыне Эндрю Карсона, родившемся вскоре после поцелуя на балу и, следовательно, незадолго до ее отъезда с Фиджи. Неужели Ричард полагает, что она способна только на такую низкопробную болтовню? Или же ее угнетают и огорчают эти свидетельства насыщенной жизни Ричарда, которая ее не привлекает? И она закончила разговор, не сказав ничего из того, о чем хотела сказать: например, что она скучает и вспоминает каждый день о том утре в ее спальне. Только после того, как они попрощались, Ричард сказал: «Прости, я говорил без умолку, я нервничаю, когда говорю по телефону», и ей стало стыдно за него: Ричард – и нервничает! Рут обещала вскоре позвонить еще, но решила лучше написать письмо.
Вечером после обеда Фрида пришла к Рут в гостиную. Она принесла с собой два детектива и бросила один на колени Рут. Он назывался «Срок ее естественной смерти».
– Я слышала, ты когда-то много читала, – сказала Фрида перед тем, как расположиться на покинутом кошками диване и раскрыть свой детектив.
И Рут начала читать вместе с Фридой. Ей понравилась книга: действие разворачивалось в Австралии, и это привело Рут в восторг, как будто ей никогда не приходило в голову, что запутанные преступления могут совершаться и раскрываться в ее стране. Размышления отважных протагонистов нередко прерывались резкими криками местных птиц, и все времена года были на своих местах. Фрида молчала, но шуршание страниц и свет лампы создавали такую доверительную и уютную атмосферу, что Рут захотелось поговорить. Кашлянув, она спросила:
– Что ты делаешь на Рождество?
– На Рождество меня не будет, – ответила Фрида, не отрываясь от чтения.
– Как это «не будет»?
Фрида подняла голову. Она держала палец на том месте, где кончила читать.
– Возьму отпуск, вот как. Перестану тебе надоедать.
– Может, я сама возьму отпуск, – сказала Рут.
– Ах, Ричард.
– Да.
– Поздравляю. – Фрида склонилась над книгой, потом вновь подняла ее с глубокомысленным видом, как будто не могла сдержаться. – В таких вещах не стоит торопиться, хотя кто знает. Я всегда призываю к осторожности, посмотри на беднягу Джорджа. Зачем тебе эти мерзкие сюрпризы?
Рут молчала. Она не знала, какие мерзкие сюрпризы преподнес Джордж.
– Во-первых, для чего это приспособление? – спросила Фрида.
– Какое приспособление?
– С которым он спит. Маска на лице.
Рут уткнулась в книгу. Она не знала, что Ричард спит с маской на лице.
– Он и раньше преподносил вам сюрпризы. – Фрида сочувственно хмыкнула. – Японская девушка! Сначала надо убедиться, что у него нет кого-нибудь еще.
Грудь Рут сдавило так, что ребра уперлись в легкие. Она притворилась, что читает, чтобы Фрида замолчала, но не могла перевернуть страницу. Она вновь и вновь перечитывала одно и то же место: «Осторожно заглянув в сожженную машину, Джеки смахнул волокна ткани в маленький прозрачный мешочек». У нее в глазах стояли слезы, и она моргала, чтобы их прогнать.
