Но все мои химические опыты, упирались в отсутствие стекла и резины. И поэтому я каждый день посещал уже завершающееся строительство печи для варки стекла. Около нее уже стояли поленницы дров, лежала огромная куча песка, березовый уголь, камышовая зола и известняк были под навесом. Гильермо уже сам проявлял нетерпение, похоже, ему уже хотелось заняться своей основной работой, а у меня уже были начерчены эскизы реторт, колб спиртовок, змеевиков, и всего прочего, чего я хотел получить.
Но первое стекло, которое мне было нужно – это "жидкое стекло", я так и не оставил мыслей получить силикон, и использовать его вместо резины, тем более что можно было заранее сделать формочки по которым его можно было разливать.
Но самым наверно моим лучшим приобретением был молодой парень, ученик ювелира, которому я заказывал свои инструменты. Не знаю, что произошло у него с хозяином, Но парень он был сообразительный и понял, что у меня он будет при деньгах, и вскоре у меня появилась еще и своя маленькая ювелирная мастерская, где будут изготавливаться мои инструменты и, как я надеялся, будет сделан первый микроскоп.
Прошел месяц. Я уже, как врач был известен всей боярской Москве. Но из-за множества обязанностей, лежащих на мне приходилось ограничиваи________________________________________________________________________________________________ть свой прием и терять на этом приличные деньги. Мои помощники и помощницы успешно постигали трудную медицинскую науку, а несколько художников обнаружили недюжинный талант и в скором времени обещали оставить меня далеко позади.
Но сегодня у нас было эпохальное событие, планировалась первая плавка стекла, для первой плавки было приготовлено два горшка из огнеупорной глины с разной по составу шихтой, один горшок был как раз по моему заказу. Гильермо и его два помощника суетились у печи, и вскоре столб дыма повалил из высокой кирпичной трубы, горшки были поставлены на свои места, помощники налегли на меха, и первая варка началась. Особо любопытствующих вокруг не было, у меня все занимались своими делами, кроме нескольких мальчишек вокруг никто не ошивался. Но я сам не мог пропустить такого события.
Я так разнервничался, что даже пропустил момент, когда в одном горшке стала плавиться шихта превращаясь в аморфную мутноватую массу, первый конечно был готов горшок со стеклом без добавки известняка. Гильермо, по ему известным признакам, определил готовность и вытащил горшок с этим стеклом и поставил его в специально установленную стойку. Когда же в следующем горшке был готов расплав он жестом фокусника вытащил свою воздуходувную трубку и захватив ею немного стекла начал выдувать непонятно что, он, крутил вертел, этот сосуд, снова нагревал его, и, наконец, поставил на стойку для отжига обычную бутылку. По его лицу градом тек пот, но он, глядя на нас испачканным в саже лицом, радостно улыбался.
Все, свершилось, мы были с первым стеклом. Дальше, я надеялся, будет легче.
На следующий день Гильермо вновь продолжал свои опыты, а у меня в голове был уже силикон.
Горшок с будущим жидким стеклом был разбит и стекловидная масса, находившаяся внутри, под моим руководством была осторожно размолота в мелкий песок и залита дистиллированной водой. Я понятия не имел, сколько времени будет растворяться этот продукт, но надеялся, что не дольше пары дней, оставив емкость с этим составом в мастерской и оставив распоряжение о регулярном его размешивании, я пошел заниматься своими многочисленными делами.
Довольно скоро крупинок стекла почти не осталось, а раствор приобрел характерный вид и запах так хорошо мне знакомого канцелярского клея. Под внимательными взглядами моих помощников, я налил в небольшой котелок немного жидкого стекла и столько же спирта и начал помешивать палочкой и через несколько минут под изумленный вздох окружающих в котелке образовался белый студень, которой при помешивании все сильнее уплотнялся. Я взял его в руку и скатал небольшой шарик, еще через десяток минут шарик стал плотнее и уже немного пружинил при нажатии, а когда я попытался ударить им по столу, то он очень неплохо от него отскочил. Итак, я имел силикон, и теперь проблема пробок для герметизации моих опытов была решена. А, кроме того, у меня в голове уже маячили силиконовые трубки для моего будущего фонендоскопа, дренажи и катетеры. Но для этого всего были необходимы формы, куда этот силикон нужно будет заливать. Этим вопросом я не занимался, так, как совсем не был уверен в успехе своего предприятия, но теперь, когда силикон был у меня руках, надо было срочно начинать делать формы для получения всего того, что я себе нафантазировал.
Первое настоящее стекло, которое получилось у Гильермо сегодня тоже по новой было расплавлено и наш стеклодув использовал его полностью наделав полтора десятка разных сосудов.
Я еще больше озаботился безопасностью нашего единственного пока специалиста. И хотя у нас была проведена работа, и все вокруг были уверены, что венецианца у нас больше нет, но наличие стекла было не скрыть, и наводило на всякие нехорошие для нас мысли. Хорошо еще, что он сам понимал, что выходить, куда либо ему лучше не стоит.
И тут, как бальзам на душу было признание Верки Маньшевой, что ее Гиля согласен принять православную веру и, что пусть боярин готовит обещанное приданое.
Когда я спросил об этом у Гильермо, который уже вполне прилично говорил по-русски на бытовые темы, тот закивал головой и признался, что да действительно он согласен перейти в православие, но чтобы Верка сразу же вышла за него замуж, и что ему надоело жить бобылем.
Как ни странно, но больше всех решением венецианца был доволен отец Варфоломей, которому предстояло, как раз провести весь этот процесс. Он сразу очень был недоволен наличием у нас католика, и сейчас новость о согласии итальянца принять православие, была для него, как манна небесная.
Он сразу набросился на бедного стеклодува и начала его готовить к исповеди, для меня было внове услышать, что оказывается католик переходит в православие Третьим чином то, есть через Таинство покаяния- исповедь, потом причащение на литургии святых таинств.
И вскоре у нас появился еще один православный, по имени Сашка Дельторов. Наш Варфоломей, оказывается обладал весьма специфическими знаниями языков, и раскопал, что Гильермо и Александр по сути переводятся, как защитник и гораздо лучше если у нас появится еще один Сашка, чем будет оставаться Гильермо. Только молодая невеста тихая и скромная шестипудовая Вера называла своего ненаглядного по-прежнему – Гиля.
Мне же пришлось выполнять свое обещание о приданом, и будущим новобрачным была отписана земля в вотчине и деньги на обзаведение всем необходимым. Тем более, что у меня в мыслях, все производство со следующего года располагалось в вотчине, под соответствующей охраной, и чтобы ни один любопытный глаз ничего не видел. А здесь в Москве, при всем желании тайны было не сохранить. Конечно, при переезде я терял возможность самому работать врачом и оказывать помощь богатым боярам, но для чего я же я старался и готовил лекарей, ведь это были все мои люди, и в отличие от художников за их учебу мне никакая казна не платила. Так, что в опустевшей наполовину городской усадьбе можно будет обустроить небольшую больничку уже не для бояр, а для городского люда, который имеет кой-какую деньгу.
От Лужина приходили хорошие новости, что нанятые артели возводят, мастерские и фундамент для стекловаренной печи. Кроме того, он сообщил мне, что в моей новой вотчине есть заброшенная водяная мельница, но восстановить ее будет не очень сложным делом. Она в свое время захирела из-за конкуренции с монастырской мельницей.
Но если я не оставил своих мыслей о делании бумаги, то эту мельницу они всем миром восстановят.
Я сидел у ювелира Кузьмы молодого парня с небольшой кудрявой бородкой, голубоглазого, напоминавшего мне какого то артиста из моей прошлой жизни. Несколько раз я пытал его, почему он ушел от своего хозяина, но Кузьма отшучивался, тем, что очень рано его будили на работу.
То, что у парня были золотые руки, я понял сразу, когда увидел хирургические иглы, которые он мне сделал. Обычное болотнае железо мне совершенно для этой цели не подходило и приходилось покупать небольшими партиями шведское железо, из которого медицинские инструменты, по крайней мере, сразу не тупились и выдерживали циклы кипячения и пребывания в спирте. Так его иглы были, пожалуй, не хуже немецких, которыми я пользовался до наступления эры микрохирургии. Воодушевленный его способностями, я подарил ему линзу, купленную в свое время на рынке. Кузьма сразу понял ее значение и вскоре эта линза была уже вставлена в специальный держатель и служила ему для производства мельчайших работ.
Сейчас же мы обсуждали с ним вопрос создания первого в мире микроскопа. Приблизительный чертеж я ему сделал, взяв за образец школьный микроскоп с которым я познакомился еще на заре своей юности и с удовольствием его разобрал, правда, собрать обратно я его не смог, но почему-то все детали его очень ясно запечатлелись в моей памяти, наверно этому очень помог офицерский ремень моего отца.
