Матильда до сих пор помнила ее взгляд – острый как нож. И сомкнутые в бессильной злости губы, когда Сверр привел в замок жену, исполненную надежд и планов. Матильда была счастлива, уже представляя, насколько могущественной станет их пара. Несмотря на происхождение, Сверр восхищал ее что силой, что умом, а уж как он был хорош в постели… Мама бы не одобрила таких мыслей, а сестрица сгорела бы со стыда, но юная леди Морелл целую неделю после свадьбы мечтала лишь об одном: не вылезать из постели и ощущать на себе тяжесть горячего тела мужа, его твердый стержень внутри, его руки, способные подарить блаженство.
А потом он привез ее в Клык, и Матильда впервые увидела ее. Ждущую на пороге, одетую в унылое серое платье с высоким воротом и прожигающую взглядом ее, Матильду. В ту ночь Сверр впервые со дня свадьбы не пришел в их супружескую спальню. А наутро Матильда ощутила на нем ее запах – приторно-сладкий, удушающий. Она, конечно же, устроила скандал, потребовала выставить девку из дома, продать, в конце концов, грозилась гневом отца и немилостью Капитула. Тщетно. Сверр лишь посмеивался над Матильдой и все чаще уходил ночевать в северное крыло, а поутру она отмечала на его лице отголоски хмельного блаженства.
Вскоре Матильде надоело угрожать. Дважды она пыталась отравить потаскуху. В первый раз она подговорила полоумную Аврору подсыпать в еду соперницы “Сон мертвеца”, но организм шлюхи оказался стойким к этому яду. Во второй раз Матильда приказала пропитать ее простыни “Огнем дракона”. Каким наслаждением были пронзительные крики, раздавшиеся из ее комнаты поутру! Матильда с наслаждением вообразила себе белую кожу паршивки, покрытую волдырями и язвами, представила, как яд проникает в кровь, растекается по телу, отравляя внутренности и причиняя нестерпимую боль. Как все ее тело покрывается струпьями, будто чешуей, как она гниет изнутри и воняет разложением. Матильда обещала себе, что после смерти шлюхи она поднимет ее полусгнившее тело и пришлет к Сверру в спальню, и смаковала эту сладкую мысль о мести.
Не сложилось. Сверр вернулся к вечеру, когда крики его любовницы уже почти стихли и Матильда праздновала победу. К сожалению, потаскуха выжила, а муж, так некстати вернувшийся с охоты раньше, чем предполагалось, был в ярости и, конечно же, выместил злость на Матильде. Темно-лиловый синяк сходил с ее лица месяц, постепенно наливаясь иссиня-черным, а затем желтым цветом. Сверр же самолично лечил свою рабыню, закрывшись с ней в лаборатории, и не впускал туда никого, даже собственную сестру, Аврору. Однажды он даже спустился к источнику, неся на руках изуродованное тело любовницы. К сожалению Матильды, они вернулись вместе, держась за руки, и кожа шлюхи вновь была белой и гладкой, а в глазах, глядящих на Матильду прямо и дерзко, горел огонь ненависти.
Матильда обратилась за помощью к отцу, но тот отмахнулся, мол, все лорды заводят любовниц. И что ее, Матильды, место никто не займет. Что ей не стоит провоцировать Сверра и вредить его имуществу. Роль жены проста и незамысловата – выносить и родить мужу наследника. Роль, с которой она в итоге не справилась…
Отцу нужна поддержка Сверра, вместе они имеют большее влияние что на короля, что на Атмунда, которого Волтар Бригг не уважал, но побаивался. Матильде оставалось лишь смириться. Жаль, что духи не отмерили ей смирения.
Спустя неделю Аврора, будучи ведуньей, заявила Матильде, что в ней зародилась новая жизнь. Замковый целитель подтвердил это, и муж, наконец, сменил гнев на милость. Он пришел в спальню жены, сел на пол и положил голову Матильде на колени. Прислонившись ухом к ее животу и обняв ее ноги, он сидел долго, а она давила рыдания, подступившие к горлу.
В ту ночь Сверр впервые за долгое время взял ее как женщину. И, казалось, забыл дорогу в ту часть замка, где жила рабыня. А через год после рождения Берты и вовсе прогнал шлюшку: вывез на границу владений и бросил там. И Матильда вздохнула с облегчением. Жизнь снова стала простой и понятной.
С тех пор Сверр брал себе других женщин, были даже похожие на ту – светловолосые и сероглазые, но ни одна из них не тронула его сердца.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Год назад Матильда услышала о новой королевской фаворитке. Ее называли сильнейшей из чародеек королевства, прочили место в Капитуле и высокий титул, лорды сходили с ума от ее серебряных волос и глубоких глаз, а леди тайно завидовали красоте и могуществу неприступной магички. Никто из них не знал о ее прошлом. Матильда бы рассказала, да отец строго-настрого запретил, пугая королевским гневом. Потаскуха была нужна короне. И защищала южные границы от посягательств степняков. Отец обещал, что как только необходимость в ее силах отпадет, он решит эту проблему раз и навсегда. В конце концов, магички тоже умирают… Впрочем, Матильда давно разучилась верить обещаниям.
Дверь вверху лестницы едва слышно скрипнула, впуская в темное нутро лаборатории полоску желтого цвета.
– Тильда! – громко позвали ее из коридора. – Тильда, ты где?
– Внизу, – ответила она, не поднимая взгляда.
Дверь раскрылась шире, впуская в помещение тощую Аврору. Спускаясь, она прихрамывала на левую ногу – следствие юношеской травмы.
Поговаривали, ее жених тайно обвенчался с другой, и Аврора от горя бросилась с обрыва в холодные объятия Утопленницы – коварной реки в нескольких лиге к востоку от Кошачьей Бухты. Невесту-неудачницу нашли на берегу чуть ниже по течению, даже река не приняла ее любви и невинности. Аврора распорола ногу об острые прибрежные камни и потеряла много крови, замковый целитель потратил немало зелий и магии, чтобы вернуть ее к жизнь. Она выжила, но утратила разум, и с тех пор слонялась по гулким коридорам Клыка безвольной шепчущей тенью. Сверр любил сестру и по-своему о ней заботился, Матильда же жалела несчастную женщину, лишенную ума и цели. Она считала, лучше уж погибнуть, чем влачить столь жалкое существование.
– Тильда, вот ты где! – Аврора, наконец, одолела лестницу и уселась на стул прямо напротив кресла Матильды. Склонила голову набок и скривилась презрительно. – Прячешься?
– Разве тебе не пора быть в постели, сестрица? – устало поинтересовалась Матильда, понимая, что так просто не избавится от назойливой золовки. – Рассвет уж скоро.
– Думала, я оставлю тебя, когда происходит такое?! – возмутилась блаженная. – Сверр стыд потерял, если снова притащил эту! – Она воздела указательный палец и покачала головой, выражая крайнюю степень неодобрения.
В груди у Матильды кольнуло. Пламя свечи качнулось, затрещал фитиль свечи.
– Кого? – стараясь сохранить спокойствие, уточнила некромантка.
– Знамо кого – ее! Попомни мои слова, смерть идет за этой женщиной, тянется шлейфом. Она принесет беду в этот дом, вот увидишь. Нельзя позволить ей говорить с Бертой, дитя и так настрадалось…
– О чем ты?! – вспылила Матильда, прерывая словесные реки ведуньи. – Сверр никого не приводил, его вообще нет в замке. Забыла? Он отправился с поручением короля в Капитул.
– Как же не приводил? – искренне удивилась Аврора. – А кто же тогда сидит в спальне Берты? Она это! И северная шлюшка с ней, услужливая такая, помнишь? Все глазки опускала и ресницами хлопала. А еще этот, со шрамом… – Она вдохнула глубоко и подалась вперед, резко приближая свое лицо к лицу Матильды. – Я его боюсь! – шепотом призналась буквально ей в губы. От Авроры воняло луком и прокисшим вином, и Матильда брезгливо отпрянула.
А потом до нее дошел смысл сказанного.
Вскочив, Матильда бросилась наверх. Двадцать две ступени, узкий коридор, продуваемая ветром галерея, снова коридор. Замок-лабиринт, который хранит больше секретов, чем человек способен разгадать за земную жизнь. Достигнув комнаты дочери, Матильда распахнула дверь. На ладони ее расцвело смертельное проклятие, грудь жгло от злости.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Берта была одна. Она сидела на полу у черной пасти погасшего камина, аккуратно сложив ладони лодочкой на широкой юбке. Появление Матильды она восприняла спокойно. Повернула голову и улыбнулась.
