Но он здесь, в одном из секретнейших залов Капитула, с доступом к опаснейшим книгам и заклятиям. А если так, то… время есть. Немного, но хватит, если расходовать с умом. И Сверр не собирался тратить его на болтовню с верховной. Гораздо больше его теперь занимало защитное заклинание, наложенное на гримуар. А еще другие книги, интерес к которым при Олинде проявлять было опасно.
– Да, не станешь… – задумчиво повторила верховная и встала. Коснулась плеча Сверра, будто собиралась еще что-то сказать, но тут же убрала пальцы и направилась к выходу. Обернулась у самой двери и одарила некроманта очередной лживой улыбкой.
– Продуктивных исследований, лорд Морелл. Надеюсь, вы вернетесь к нам с зацепкой.
Ульрик
Ему никогда не было так больно.
Сначала казалось, с него сняли кожу. Затем мясо – до самой кости. А когда мяса не осталось, кто-то аккуратно вскрыл скорлупу его, Ульрика, души и проник внутрь. Стало холодно. Страшно, и страх расползался по телу ознобом, сковывающим члены. А через мгновение внутрь хлынула обжигающая лава…
Ульрик кричал. Умолял остановиться, пощадить. Обещал золотые горы и сильные источники. Клялся в верности мучителям, хотя с трудом представлял, где находится и кому вообще присягает. А после, когда понял, что мольбы и клятвы не действуют, начал проклинать. Проклятия у него всегда выходили идеальными – произведения искусства. Ульрик мог вспомнить их все и без лишней скромности признаться, что гордится каждым. Но в момент, когда, сойдя с ума от боли, он выкрикнул слова проклятья, впервые ощутил, что магия, всегда бывшая неотъемлемой частью его души, не слушается. Слова остались просто словами – пустыми и бесполезными. И Ульрик испугался еще больше.
За страхом пришла тоска. Серый, холодный, волглый туман безнадежности. В грудь Ульрика вложили камень, и чей-то голос сказал:
– Готов.
Мир перестал быть черным. Проявились краски, цвета: сначала серо-голубой, затем желтый, красный и черный. Краски текли, менялись, и сам мир будто покачивал Ульрика в теплых своих ладонях.
Не мир, но носилки – большие, просторные, усыпанные пестрыми подушками, на которых и возлежал Ульрик. Насыщенно голубой клочок неба в прорехах желтых занавесок, призванных защищать от зноя, но с задачей своей справляющихся плохо. От жары Ульрик вспотел, а пересохшие губы его вновь растрескались и кровили. Он облизал их, и земной, знакомый вкус крови вернул ощущение реальности происходящего.
Память нахлынула волной. Вечер. Девочка. Яд…
Степняк с пятном на щеке смотрел на Ульрика сверху и усмехался. Одет он был по-королевски: красный кафтан, расшитый золотыми солнцами, золотые же браслеты, которые едва слышно позвякивали при покачивании носилок. Свободные черные шаровары, перехваченные на талии широким поясом. Степняк сидел на подушках справа от Ульрика. Кривая сабля в украшенных каменьями ножнах лежала на скрещенных ногах незнакомца.
– Я гость императора, – прохрипел Ульрик со злостью. Сглотнул вязкую, горькую слюну. Попить бы… Он бы многое отдал за глоток воды! – Любой вред, причиненный мне…
– Избавь меня от угроз, – насмешливо перебил степняк, откидываясь на подушки и доставая узкую флягу, украшенную позолотой и рубинами. Отхлебнул из нее и облизал тонкие, четко очерченные губы. Ульрик сглотнул, не в силах оторвать взгляда от фляги, проклиная себя за слабость, за глупость и безрассудство, толкнувшее его принять “подарок” этого разбойника. Сдалась ему эта девчонка! У него было намного больше, и он так бездарно все потерял…
Разозлившись скорее на себя, чем на коварного степняка, Ульрик попытался было призвать силу и соткать проклятие, но камень в груди сдавил легкие, вышибая из колдуна дух. Он закатил глаза, выгнулся дугой и закашлялся, стараясь вобрать в себя как можно больше воздуха – пусть горячего и смрадного, но такого необходимого сейчас. Слезы брызнули из глаз, и, когда степняк положил Ульрику ладонь на грудь, убирая удушье, колдун был ему почти благодарен.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Успокоился? – ласково поинтересовался степняк, протягивая Ульрику желанную флягу. Вода казалась сладкой, и Ульрик глотал ее жадно, захлебываясь, слизывая упоительно вкусные капли с запыленного и заросшего щетиной подбородка. Степняк наблюдал за ним с усмешкой, острые полосы родимого пятна целили ему в глаз.
– Кто ты? – спросил Ульрик, слегка отдышавшись и придя в себя. – Что ты сделал со мной?
– Меня зовут Хунбиш, – ответил степняк. – А тебя я немного исправил.
– Исправил?! – Ульрик подскочил на своем ложе, но тут же упал на подушки, лишенный сил. – Магия… не слушается…
– Она слушается меня, твоя магия, – кивнул Хунбиш. – Поверь, здесь, на юге так будет лучше.
Кому?
– Веллов ублюдок!
Даже злость выматывала, выходила вялой и неубедительной. Сил едва доставало, чтобы просто дышать, грудь сделалась тяжелой, будто в нее действительно засунули булыжник. Стало обидно – почти до слез. Магия – все, что осталось у Ульрика. Отбери это, и кем он будет? Последним представителем погибшего рода, имя которого затерлось в истории? Выродком, не способным даже защититься? Изгнанником? Половой холстиной для женщины, способной лишь брать, ничего не давая взамен. Впрочем, зачем он ей сдался теперь – такой, без магии?..
Сан-Мио была права, юг оказался коварнее Ульрика. Где она теперь? Ищут ли его девушки из клана Ядовитого Жала? Или же забыли, махнув рукой? Нет, он нужен! Он, Ульрик – ключ, открывающий императору двери к желаемому, и он знал, что Ра-аан Солнцеликий не привык от желаемого отказываться. Его найдут, обязательно найдут! И вылечат, предварительно стерев усмешку с лица похитившего Ульрика ублюдка.
– Ты покойник, – сказал Ульрик уже спокойнее, глядя прямо в глаза степняку. – Когда люди императора узнают, что ты сделал…
– Мы вроде договорились – без угроз, – напомнил Хунбиш. – Будешь слушаться, может, и магию твою верну.
Отвернувшись, Ульрик уставился на ясное небо. Усталость взяла свое, веки предательски опустились, и колдун погрузился в целительную, уютную темноту.
Ему снился родовой замок. Широкий двор, окруженный хозяйственными постройками, цилиндрические выступы надвратных башен, внешняя стена с зубцами и бойницами и водяной ров, огибающий ее по кругу. Деревеньки, жмущиеся к замку, как детишки к юбке матери. Широкие поля, засеянные пшеницей и рожью, березовая роща, в которой водились серые лисы. Порой они подходили близко к деревням и воровали кур.
Отец как-то подстрелил одну лисицу. Когда он показал ее Ульрику, животное было еще живо. Из живота его торчала стрела, и тварь дышала рвано и часто. Тогда отец впервые дал Ульрику испить крови в надежде, что дар пробудится и напитает увядающий источник, живущий в глубоких подземельях Глаза Гиганта. Сколько тогда было Ульрику? Шесть? Семь? Он не помнил, но четко помнил взгляд отца, когда кровь не помогла. Как и сильнейшие артефакты, привезенные тогдашним главой Капитула – Сигмундом Просвещенным. Отец Атмунда был сильнейшим магом континента, но даже он не помог пробудить в Ульрике дар.
Дар проснулся сам, когда колдуну исполнилось пятнадцать. На тот момент все его родные были мертвы, имя рода затерлось в истории, а Глаз Гиганта отдали Лингри. Но в тот день Ульрик четко знал: он вернет его.
Во сне он стоял на галерее внешней стены, и небо раскинулось над его головой – голубое и бескрайнее. Солнце застыло в зените, залило светом окрестности, впилось горячими пальцами в плечи колдуна. Будто преклоняясь пред величием светила, тень Ульрика съежилась, прильнула к его ногам в поиске защиты. Степняк застыл рядом со сложенными за спиной руками, родимое пятно казалось еще уродливее на свету, но отчего-то Ульрик не мог отвести от него взгляда. А еще он знал: от воли Хунбиша зависит и судьба Глаза Гиганта, и его, Ульрика, жизнь. Лишившись магии, он понял, насколько жалок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– За меня заплатят, – жалобно просипел он, ничуть не стесняясь собственного страха. Отец всегда презирал лебезящих, Ульрик же считал собственный страх осторожностью. О смелости лорда Виларда в свое время ходили легенды, однако же он и все его семейство в могиле, а Ульрик жив. Он нужен Ра-аану, напомнил он себе. Император призвал его, а значит, Ульрик важен.
